Алекс увидел, что Пенни любуется изысканным цветком в форме трубочки, который не был ни розовым, ни белым, а как бы слегка розоватого оттенка. Алекс не мог не заметить аккуратную фигуру и изгиб груди кузины, склонившейся над цветком.

– Красиво, правда? – Он застал свою гостью врасплох и улыбнулся. – Мама очень гордится своей ванильной орхидеей. Мало кому удается вырастить ее за пределами субтропиков.

– Я не слышала, как ты подошел. Война, видимо, научила тебя ходить бесшумно.

Он кивнул.

– В этом ты права, Пенни… Извини. Теперь тебя нужно называть Пенелопа, не так ли? – Он прошелся по черно-белым плиткам и аккуратно чмокнул ее в обе щеки.

– Пен подойдет, – охотно предложила она, а затем, к его удивлению, покраснела. – Надеюсь, ты не против, что я зашла?

– Ну что ты, – легко солгал он, не желая ее обидеть. – Ты оживила в остальном скучный день. Я имею в виду, скучный день в офисе. Здесь довольно неплохо.

– Ну почему бы тебе не насладиться им?

– Что ты имеешь в виду?

– Давай устроим пикник.

Алекс пришел в замешательство.

– Э… Мне надо подписать…

– Ой да ладно, Алекс. Мне давно хочется нормально пообщаться с тобой, – сказала она, стоя совсем близко к нему. – Я все откладывала это в течение нескольких месяцев, потому что ты все время, похоже, был занят.

Он посмотрел на нее в недоумении.

– Пен, у меня очень много работы…

– Знаю, знаю. Твоя мать, Брэмсон… Все говорят, что ты по уши увяз в работе, но тебе же надо подышать свежим воздухом, иначе совсем пропустишь весну.

– Ты говоришь совсем как моя мать, – сказал он и подумал, а не имела ли та какое-то отношение к приходу Пенни.

– Ты должен жить, Алекс, иначе какой был смысл возвращаться?

Он беспомощно усмехнулся.

– Ты уверена?

– В чем? Ты пикник имеешь в виду?

– Нет, в том, что пришла именно ко мне? Я думал, что ты просто сделала вежливый жест, потому что моей матери не оказалось дома.

Он заметил тень смущения на ее лице.

– Я приехала именно к тебе. Я только что сказала, что пыталась поймать тебя неделями, но все никак не удавалось. Я знала, что Сесили сегодня нет: она навещает Смит-Картеров, – добавила она, потому что он молчал.

– Судя по всему. Хм…

– Ну что, пойдем? – спросила она, указывая на корзину. – Я пришла подготовленной.

– Я вижу.

– Давай. – Она вывела его из теплицы. – Сними свой неудобный галстук и пиджак, надень свитер, и пойдем. И не говори, что тебе нужно работать, потому что никто не должен работать в такой день, как сегодня.

Она была права. И в знак согласия с тем, что говорила ему мать, он решил, что может позволить себе выходной. Документы подождут. Никто не умрет. Страна не развалится.

– Дай мне пару минут.

* * *

Мадлен вытянула свои длинные ноги, и Иди с удивлением заметила, что тело ее подруги занимает все длину французской кровати, а ноги свисают с краю. Лежащий у нее на руках Томми причмокнул, и Иди видела, что ее подруга тоже влюблена в этого ребенка.

– Ни Англия, ни Франция мне не подходят, – протянула Мадлен.

– Мадлен, мы точно как супружеская пара, не так ли? Живем вместе, путешествуем вместе, вместе растим Томми.

– Осторожно. – Француженка зевнула. – Люди начнут болтать.

– Меня это не волнует. – Иди откинулась назад, положив голову на подушку соседней кровати. – Я чувствую себя совсем другой.

– Ты о чем?

– Эти последние несколько месяцев показали мне, что я должна прекратить тосковать по Тому и ждать, что он вернется в мою жизнь…

Мадлен ждала.

– И спасти себя.

– От чего?

– О, сама не знаю. Всю жизнь надо мной доминировали мужчины. Мой отец, мой брат, старейшины, Бен… даже Том, хотя Том по крайней мере относился ко мне как к своему партнеру во всем. Теперь пришла моя очередь позаботиться о себе. Мне не нужен мужчина, чтобы чего-то добиться. – Иди потянулась через пространство между их кроватями, вложила палец в ручку Томми и улыбнулась, когда он схватил его маленьким кулачком и сразу же потащил ее палец к губам. – Вот маленький мужчина в моей жизни, и он полностью зависит от меня. Он – моя жизнь. Он и мой салон.

– А Том?

– Я не теряю надежды. Но последний раз я видела его жарким августовским днем. И вот мы здесь… новой весной… в Париже. – Она пожала плечами. – Я должна прекратить искать его на каждой улице. Я высматриваю его в автобусах, заглядываю в такси. Любой высокий темноволосый человек напоминает мне о нем. Я больше не могу так жить. Том не оставил бы меня сознательно, и поскольку нет никакой информации о нем, никаких записей ни о ком похожем на него в больницах или в морге, значит, единственный логический вывод – сбылся мой самый большой страх.

– Его память вернулась, – закончила Мадлен за нее. – Странно, если это правда, что он совсем не помнит тебя.

– Врачи сказали Тому, что сознание может странно реагировать на черепно-мозговые травмы после контузии на войне. Все, что мы знаем, это то, что его память о том, кем он был, вернулась, но он потерял память о том, кем он стал.

– У меня из-за тебя голова идет кругом, – призналась Мадлен.

– Все это кружится у меня в голове, как ужасная карусель, и на этот раз я решила сойти.

Мадлен села лицом с подруге, прижимая к себе ворочающегося Томми, который потягивался и зевал.

– Это большая перемена, Иден.

– Вы с Томми теперь моя семья. – Она взяла ребенка, который заулыбался ей. – Посмотри на эти две маленькие жемчужины, – с гордостью сказала она, показывая на крошечные прорезывавшиеся зубки. – Он никогда не жалуется.

– Томми спокойный и неприхотливый, это точно, – согласилась подруга.

– Так же, как и его отец, который, я считаю, сейчас со мной через нашего сына. Этого должно быть достаточно. Если Том вернется, это будет счастье, но мое сердце не может больше выносить эту боль. Я собираюсь отдать все силы салону и воспитанию Томми. Вот так.

– Браво, Иден, – сказала Мадлен, потянувшись, чтобы обнять ее.

Иди грустно улыбнулась.

– Ты спасла мне жизнь, и приезд сюда уже помог мне взглянуть на все по-другому.

– Иден, моя дорогая, ты сама спасла себя, найдя в себе мужество взглянуть правде в глаза.

– И вот мы здесь, – сказала Иди, вставая. Она нежно поцеловала темную головку сына. – Париж, – мечтательно сказала она. – Ты везучий малыш, Томми. Уже путешествуешь так далеко. Боже, какая была спешка. Не могу поверить, что мы чуть не опоздали на поезд. Никогда в жизни я так не бегала на каблуках. Думала, что потеряю шляпу.

Мадлен захихикала, вспоминая.

– Мы, должно быть, выглядели очень забавно – как две кинозвезды, несущиеся по платформе, требующие, чтобы проводник остановил поезд… и наш ребенок! Во всяком случае, в следующий раз мы будем достаточно богаты, чтобы путешествовать стильно – на скором поезде «Бритиш Пульман», – и они дождутся нашего прибытия.

– В следующий раз, Мадлен, мы с Томми отправимся в Стамбул на Восточном экспрессе, – заверила Иди.

– Вот как ты заговорила. А сейчас нам приходится довольствоваться обычным поездом и квартирой моего стареющего друга.

– Да, а кто такой господин Фабо? Только не говори, что бывший любовник.

Мадлен подняла бровь.

– Он был любовником, однажды.

– Я знаю, что ты говоришь такие вещи, чтобы шокировать меня. Это больше не работает.

– Ты теперь другой человек.

– Это правда, – вздохнула она, присоединяясь к Мадлен у окна, прикрыв глаза Томми от пронзительно яркого солнечного света. – Я чувствую себя так, как будто прожила несколько жизней: жизнь дочери моего отца и сестры брата, затем жизнь партнера моего отца, его помощницы и его друга. – Она помолчала. – А потом жизнь влюбленной женщины… жены, теперь – матери. – Ее голос слегка дрогнул. – Не волнуйся. Я отказываюсь быть сентиментальной в Париже!

– Иден, я бы больше беспокоилась, если бы ты держала все это в себе. Я предпочитаю, чтобы ты выражала свои чувства. Кроме того, это очень по-французски.

– Ну, могу понять, почему ты выбрала Париж. Здесь все шикарно. Даже эта квартира. Не могу даже представить, сколько она стоит.

Мадлен огляделась вокруг.

– Целое состояние, как говорят у вас в Англии. Ничто в этом районе не стоит дешево.

– Этот паркет такой красивый, – сказала Иден, скидывая сандалии, чтобы почувствовать мягкую древесину под ногами. – На самом деле все в этой квартире, от позолоты до великолепных романтичных ставень, идеально соответствует моему стилю.

– Отлично, тогда используй его!

– Когда мы встречаемся с мадемуазель Вероникой?

– Завтра в десять. А сегодня весь день в нашем распоряжении. Вы оба готовы?

– Я не хочу тратить ни секунды на сон. Кроме того, я не хочу видеть сны. Там меня ждет Том.

– Значит, выспимся, когда умрем, – объявила Мадлен, и обе рассмеялись.

– Мадлен, ты так добра ко мне. И спасибо за коляску.

– Не стоит благодарности. Все мои старые друзья в любом случае мне задолжали. Давай наденем наши лучшие платья и прогуляемся по Люксембургскому саду. Томми любит свежий воздух, а тебе покажется, что ты умерла и попала в рай. На самом деле нет, так ты будешь чувствовать себя, когда увидишь Версаль. Поторопись! Сегодня, возможно, мы услышим Кики.

– Кики?

– Модель, певица, эстрадная артистка. Красавица Монпарнаса.

– Ты знаешь Кики?

– Знаю ли я ее? Мы какое-то время росли вместе. И кажется, мы вместе работали моделями в стиле ню! – Она сделала драматическую паузу, и Иди ахнула, чем страшно ее порадовала.

– Только сначала позвоню Бену. Я обещала.

– Я рада, что ты восстановила эту дружбу. Он, кажется, любит Томми.

Она кивнула.

– Даже слишком, по правде говоря.

* * *

Когда Иди и Мадлен обсуждали его, Бенджамин Леви сидел в своем кабинете недалеко от Стрэнда и, не отрываясь, смотрел на фотографию в утренней газете, от которой у него перехватило дыхание. Горячая чашка чая, которую поставила на стол его секретарша, остыла, так и оставшись нетронутой.

Не слыша шума машин, медленного тиканья часов на каминной полке и далекого стука пишущих машинок за стенами своего кабинета, он смотрел на лицо человека, который мог разрушить его жизнь… еще раз. Это он или просто жестокая шутка его воображения?

Бен тяжело вздохнул и облизал сухие губы, понимая, что волосы встали дыбом, и тепло кабинета не помогало справиться с холодом, который пробирал его до костей. Имя звучало в его сознании как клаксон, когда он раз за разом перечитывал заметку…

«Александр Уинтер, новый глава «Уинтер и Ко», встал у руля после кончины отца, промышленника Томаса Уинтера, в августе 1920 года. На этой фотографии господин Уинтер произносит речь на открытии нового завода безалкогольных напитков в городе Уиган».

Бен перевел взгляд на фотографию и вгляделся в лицо, которое, как он боялся, было когда-то скрыто бородой. Уже несколько долгих минут он колебался, то склоняясь к уверенности в своей правоте, то подозревая, что это проделки его фантазии. Он не мог знать наверняка, и все же интуиция подсказывала, что никаких сомнений в том, чьи это глаза и чье это лицо, быть не может. Неужели это тот самый бедный контуженый Том? Том, герой войны. Том-узурпатор. Том-похититель, который отнял у него Иди. Том, который мало что мог предложить его невесте, кроме ветхого коттеджа в деревне и скромного дохода бухгалтера?

Он не был уверен до конца. Но и не мог оторвать глаз от статной фигуры с уверенной улыбкой.

Адвокат нервно усмехнулся. Что, если нищий Том со смелыми идеями и изысканными манерами оказался одним из богатейших сыновей нации из семьи с завидной родословной? Это привело его в ужас. Алекс Уинтер мог дать Иди Валентайн все. Ревность к этому незнакомцу обожгла его, и вместе с ней рос его гнев. Вполне возможно, он не был незнакомцем.

Что, если Иди видела утреннюю газету по дороге в Париж? Если так, то его план по возвращению возлюбленной, вероятно, уже провалился. Для него никогда не существовало других девушек, и он был готов простить ее предательство, только если она примет его предложение руки и сердца, когда он сделает его еще раз. Его мать призналась, что ей хочется плюнуть на могилу Нины Валентайн за то, что та родила дочь, которая принесла такой позор семье Леви, но навязчивая идея Бена вернуть Иди была сильна, как никогда. Он вежливо избегал других незамужних девушек до тех пор, пока даже Дена не смирилась с тем, что ее сын не женится на другой.

Исчезновение Тома принесло Бену такое удовлетворение, что он не решился рисковать и избегал встречи с Иди целых две недели, пока не взял себя в руки. А потом началась его новая кампания. Медленная, аккуратная, тщательно продуманная – он показал себя прекрасным человеком, готовым позабыть прошлое и никогда о нем не вспоминать. Бен два раза в неделю ездил больницу Эппинга и привозил журналы мод, цветы и одежду для малыша. И если его чувства к Иди можно было назвать помешательством, то его увлечение ребенком поглотило его целиком. Сын. Все, о чем он мечтал, все, чего хотели от жизни его родители. Он хотел, чтобы этот ребенок стал его. Он даст ему дом, фамилию и никогда не позволит ему узнать, кто произвел его на свет. Он будет искать в нем только качества Иди, не замечая того, что могло бы напомнить о его настоящем отце.