Фиона Макинтош - Храню тебя в сердце моем

Она хотела что-то возразить и уже открыла было рот, но он поднял руку.

– Подожди, Иди. Просто дай мне договорить до конца. Я смог увидеть все, что ты собой представляешь, все, чем ты хочешь быть, и я понимаю, что раньше недооценивал тебя, твои потребности и мечты. Я изменился.

«Так ли это, Бен?» Она ему не верила. Наоборот, ей казалось, что он становится все более традиционным – даже его профессия толкала его к традициям. Иди подозревала, что от мысли, что женщины, скорее всего, смогут голосовать наравне с мужчинами в следующем десятилетии, его коробит. Он был очарован Томми – она давно это почувствовала, – и его любовь к ее ребенку было так же сложно оспорить, как понять. Почему из всех детей он выбрал ребенка человека, которого ненавидит? Возможно, потому, что Томми был милым, невинным и беспомощным лучиком света, а может быть, это был просто еще один способ воздействовать на нее. Жена Тома, ребенок Тома… он хотел заполучить их обоих. И ее сын был невероятно обаятельным. Он так же легко завоевал сердце Бена, как Мадлен или Лулу. И это был мальчик, что было бы важно для такого традиционного человека, как Бен. Томми был темноволосым и маленьким. Бен убеждал себя, что Томми может сойти за его сына? Иди стало тоскливо от этой мысли. Не нужно иметь большого воображения, чтобы заметить, что если эхо имеет форму, то Томми был эхом своего отца и должен был вырасти высоким и сильным.

Бен продолжал говорить.

– Я тоже хочу детей, но у нас есть время.

– Мне бы хотелось, чтобы у Томми был брат или сестра… или и то, и другое, – вздохнула она и увидела, что в его глазах снова зажглась надежда. Не стоило этого говорить.

– Иди, я могу нанять помощников, если это понадобится, так что ты сможешь совместить и семью, и карьеру. Я знаю, что ты хочешь увидеть Нью-Йорк… Мы можем взять трансатлантический круиз для нашего медового месяца. – В его глазах сияли отблески свечей, и Иди была уверена, что он все это тщательно спланировал. – Я не буду тебя торопить. Просто, пожалуйста, скажи, что подумаешь об этом и не оставишь без внимания то, что мы оба одиноки. Я могу сделать тебя счастливой, Иди, если ты только позволишь.

– Ты забываешь, что я все еще замужем, Бен.

Он покачал головой.

– А ты забываешь, что я адвокат. Есть законные способы разрешить твою ситуацию. Я могу усыновить Томми. Я могу дать ему свою фамилию. – Она постаралась не отшатнуться, когда он взял ее руку. Томми Леви? Или он захочет изменить его имя на Дэниел Леви, когда они поженятся? – Только подумай об этом, Иди.

Она неопределенно кивнула, но про себя решила, что Томми всегда останется Валентайном.

– Расскажи мне о Соле, – попросила Иди, как можно тактичнее меняя тему.

– Там не слишком хорошо. Рак распространяется.

– Жаль, что он ничего не сказал моему отцу.

Бен пожал плечами.

– Я давно не видел его. Он был близким другом моего отца. Сол понимает… – Он откашлялся. – Он так и не смог до конца простить себя за исчезновение Тома.

– В этом нет совершенно никакой его вины. Однако, возможно, ему будет приятно услышать это от меня перед смертью, он должен знать, что я простила его. Думаю, завтра я возьму Томми, и мы съездим к нему на автобусе.

– Я съездил бы с тобой, но должен отвезти родителей в Брайтон.

– Не надо, – сказала она, а затем улыбнулась, вспомнив, что в конце августа был самый важный день рождения. – Двоюродная бабушка Эстер?

Он кивнул.

– Вот видишь, ты – часть нашей семьи. Ей стукнет девяносто два. Мама говорит, что она будет жить вечно.

Она почти слышала, как винтики поворачиваются у него в мозгу, и сейчас он наверняка пригласит ее с ними, поэтому поторопилась неловко зевнуть.

– Передавай ей всего наилучшего от меня. А мне пора, – сказала она, вынимая билет для гардероба. – Я обещала забрать Томми до семи. Спасибо за прекрасный вечер. Вообще-то ты не мог бы забрать мои вещи за меня? – сказала она, протягивая ему билет. – А я пока попудрю носик. – Она встала, радуясь возможности сбежать.

Когда Иди вернулась, Бен стоял у выхода с ее одеждой и папкой. Он поймал для нее такси и после ожидаемых поздравлений с долгожданным дебютом удивил Иди нежным, хотя, пожалуй, слишком интимным поцелуем в губы.

– Подумай о том, что я сказал, – пробормотал он, пока она изумленно смотрела на него. – Ни на один день с ноября 1919 года я не переставал тебя любить.

– Бен, я не…

– Ерунда, – сказал он с такой уверенностью, что это прозвучало как выговор. – Мы были так влюблены, прежде чем погиб Дэниел и появился Том. Ты просто забыла. – Он улыбнулся и хлопнул по крыше такси. – Мы увидимся очень скоро. Передавай привет Томми.

Иди чувствовала себя растерянной из-за его снисходительности и знала, что ее лицо наверняка выглядело столь же пустым. Она постаралась выдавить из себя улыбку, но это ей не удалось, и она просто кивнула, не зная, что еще делать в этой ситуации. И когда такси отъехало от бордюра, Иди отчетливо поняла, что поцелуй Бена так же неуместно ощущался сейчас на ее губах, как это было всегда.

Была суббота, Алекс стоял рядом с матерью в оранжерее, держа небольшую корзинку, которую она сунула ему в руки пятнадцать минут назад. И сейчас наполняла ее засохшими листьями, которые пали жертвой ее острых ножниц и такого же острого глаза.

– Мама?

– Я слышала тебя, Лекс.

– И что?

Она выпрямилась и посмотрела на него.

– Что ты хочешь от меня услышать?

– Что ты одобряешь, наверное.

– Думаю, что да.

– Но?

Она вздохнула, сняла перчатки и бросила в корзину с листьями.

– Поставь ее. Давай выпьем кофе. В любом случае сегодня для этого слишком холодно.

Сесили повела сына в утреннюю комнату, где у камина, в котором плясал веселый огонек, стояли удобные кресла. Она дернула за шнурок, который приводил в движение колокольчик где-то в глубине Ларксфелла, и сообщила слугам, что Уинтеры просят, чтобы им подали кофе.

– Ну что? – спросил он.

– Давай дождемся кофе. Как дела? Я не видела тебя, мне кажется, недели две. Брэмсон сказал, ты был на севере? Клянусь, ты меня избегаешь.

Он покачал головой.

– Я проверял наши инвестиции в металлургический завод в Ньюкасле. Пассажирские перевозки – это наше будущее.

– Положа руку на сердце, дорогой, ты должен знать, что деловая жизнь твоего отца ни капли меня не интересовала. Это же относится и к тебе. Грубо?

Он рассмеялся.

– Твоя откровенность – да.

– Ах, боже мой, а я-то была уверена, что моим мужчинам из семьи Уинтер это-то как раз больше всего во мне и нравится.

Он наклонился, чтобы поцеловать ее, помогая ей сесть.

– Так и есть, мама. Отвечая на твой вопрос, все хорошо.

Они немного поговорили о семейных делах, о том, действительно ли Фелпс лучшая пара для Шарлотты, что Ферн стала приезжать все чаще, а Руперту необходимо заниматься делами, а не только вращаться в свете. И пришли к заключению, что надо согласиться принять предложение одного из университетов и создать стипендию имени его отца, а также сделать пожертвование на новую библиотеку в Королевский колледж.

Поднос с кофе прибыл, и Брэмсон проследил, как горничная расставляет чашки и кофейник на столике.

– Я подогрела молоко, как вы любите, мэм. Налить вам кофе?

– Нет, все хорошо, спасибо, Элси. Мой сын любит сам за мной поухаживать, – сказала она, и застенчивая девушка улыбнулась в ответ, прежде чем уйти.

Брэмсон поклонился. Алекс налил кофе, наслаждаясь ароматом смеси из Африки, которую поджарили по указаниям матери в Хоуве. Но пьянящий аромат принес с собой тоску.

– Думаю, в свои худшие дни ради чашки настоящего кофе я готов был голышом бежать по нейтральной территории. – Заметив, каким несчастным стало лицо матери, он добавил: – Ничего не могу с собой поделать. Самые простые вещи могут разбудить воспоминания.

– Ты должен стараться не вспоминать, дорогой, – сказала Сесили, удивив его. – Мы все знаем, что это наверняка было ужасно, но все теперь смотрят в будущее.

– Будущее не радужно, мама. Послевоенный бум оказался недолгим, и во всей Европе начался кризис. Это не повлияло на нас, Уинтеров, по причинам, перечислением которых я не хочу тебя утомлять, но людям, которые живут обычной жизнью, сейчас очень тяжело… таким людям, как Элси.

– Мне кажется, что мы довольно хорошо заботимся о наших слугах, – заметила Сесили, принимая чашку кофе. – Лучше, чем Фейвершемы, например.

– Я привел в пример Элси просто как символ всех рабочих семей Великобритании. Грядут тяжелые времена для большинства населения. Дальше начнутся беспорядки, так как рабочих начнут раздражать условия жизни, низкие зарплаты, обычные проблемы, ведь после всех перенесенных страданий они считают, что имеют право ожидать большего от работодателей.

– Александр, я могу назвать тебе десятки благородных семей, которые тоже потеряли двух и даже больше мужчин на войне. Мне кажется, люди нашего уровня заплатили не менее высокую цену, чем остальные, потому что чувствовали себя обязанными пойти на фронт и возглавить солдат.

– Я знаю, знаю, мама. Я был одним из них, помнишь? –

Он мягко посмотрел на нее, словно извиняясь. – Но это не то, о чем мне хотелось с тобой поговорить. Речь о Пен.

– Хм, красотка Пенни, – сказала она, потягивая на кофе. – Ах, прямо в точку.

Алекс нахмурился, как загипнотизированный глядя на огонь.

– Лекс?

Он, казалось, не слышал ее.

– Алекс, в чем дело?

– Извини, – сказал он обеспокоенно. – Ты что-то сказала… и это…

– Что я сказала? Мы говорили о Пенелопе Обри-Финч, не так ли?

Мелькнувшее было воспоминание исчезло без следа.

– Да… хм, да, говорили.

– Дорогой, ты уверен? – спросила его мать усталым голосом. – Что она действительно тебе подходит?

– Ты имеешь в виду ее возраст?

– Ее возраст, ее близость к нашей семье…

– Но ведь она нам не кровная родственница, мама. И я думал, что ее семья, родословная, все в ней идеально соответствуют требованиям семьи Уинтер. Она молода, я согласен, но она очень зрелая.

– Я знаю, что ты имеешь в виду, – призналась Сесили. – И было бы неправдой, если бы я не признала, что провожу больше времени с Пенелопой, чем с большинством девушек, которых встречаю. Но готов ли ты к браку? Готов ли остепениться? Возможно, тебе нужно больше времени…

– Я нахожу ее совершенно очаровательной и если откажу ей сейчас… Я могу обидеть ее настолько, что потеряю ее. – Он допил кофе. – Вчера вечером она сказала, что если я не хочу жениться на ней – и она готова это понять, если это так, – то она намерена отправиться в трансатлантический круиз, а затем в тур по Европе. И может даже насовсем переехать в Америку.

– Боже мой, – сказала она несколько потрясенно, но затем удивила сына неожиданным вопросом: – Ты действительно неравнодушен к ней?

– Какое странное замечание.

– Мне так не кажется. Мать знает своего ребенка. Ты можешь обмануть мир, но не можешь обмануть меня.

Алекс вздохнул с заметным раздражением.

– Что мне сделать? Запеть? Станцевать чечетку?

– Замолчи, Лекс. А теперь послушай меня. Когда я попросила тебя начать жить и общаться с людьми, я не имела в виду, что ты должен жениться на первой же девушке, которая привлечет твое внимание. – Она подняла палец, чтобы остановить его. – Дослушай. Я люблю Пенни, и твой отец любил ее как дочь, так что можешь быть уверен, что ничто не сделало бы его счастливее, чем видеть, как вы двое стоите у алтаря. Но! – Она наклонилась, поставив чашку с блюдцем на столик, но не позволив сыну соскочить с вертела, на котором держала его. – Она заслуживает гораздо большего, чем просто быть для тебя удобным средством для достижения цели.

– Это несправедливо.

– Вот как? Ты же не любишь ее, Лекс, правда?

Он виновато поднял плечо и посмотрел на свои руки.

– Она долго ждала, мама, продолжала искать меня, когда остальные потеряли надежду. Она доказала свою любовь. Со временем я смогу ее полюбить, разве нет?

Сесили поджала губы.

– Я буду очень внимательным к ней.

– Но отсутствующим.

– Нет. Я обещаю, что если…

– Я имею в виду здесь, – сказала мать, указав на сердце.

Алекс глубоко и печально вздохнул. Покачал головой.

– Я не в состоянии отпустить прошлое. Я пытался уйти с головой в работу – думал, что это поможет мне отвлечься. Пытался посещать все общественные мероприятия Пен, но мне они поперек горла. Я съездил на рыбалку в Шотландию, надеясь, что одиночество и тишина помогут мне вспомнить. И я просто чувствую себя одиноким. Я даже занялся садоводством – ты заметила?

– Клэрри показал мне твои новые розы.

– Сам не знаю почему, но я вспоминаю какие-то розы, и я думал, что, возможно, если я посажу розы и буду за ними ухаживать, что-то всплывет. Но ничего не происходит. Теперь я пришел к выводу, что нужно начать с нуля. Я тоскую не по жизни, а сам не знаю по чему. Так что я намерен построить новую жизнь и постараюсь быть счастлив, иначе было бы лучше погибнуть в окопах вместе с остальными солдатами.