– У меня, возможно, будет всего пара вопросов.

– Конечно, – сказала она, вставая, и он последовал ее примеру. – Была рада узнать, что у вас все хорошо.

– Вы лучше всех, Нэнси, – сказал он и протянул руку. Это показалось ему слишком формальным, и, учитывая, что он знает, что у них есть зрители, Алекс перегнулся через стол и легонько поцеловал ее в щеку, держа ее за руку дольше, чем необходимо. – Спасибо вам, что так хорошо ухаживали за мной.

Она хихикнула и застенчиво огляделась.

– Этого им на несколько смен хватит!

– Ну, я вас провожу. Давайте посмотрим, удастся ли нам заставить их начать сплетничать немедленно.

Ему пришло в голову спросить, не может ли он увидеть свою старую палату и поговорить с сестрой Болтон, но он уже и так отнял у Нэнси много времени и не хотел казаться навязчивым. Всегда можно приехать еще раз.

Вернувшись в машину, он постарался разложить по полочкам все, что узнал, и посмотреть, не удастся ли ему собрать все это обратно вместе в подобие чего-либо осмысленного.

– Куда, сэр?

– «Уайтс Клаб», пожалуйста, Джонси… Сент-Джеймс.

– Хорошо, господин Уинтер. Останетесь там ночевать, сэр?

– Да, – сказал он рассеянно. – Но вам лучше вернуться в Сассекс. Мне не понадобится машина.

Джонс кивнул.

– Вы нашли то, за чем пришли, сэр?

– Не совсем, но думаю, я намного ближе к правде, – признался он, и тут одно из воспоминаний отделилось от остальной кучи информации, которую он сегодня узнал, и начало кричать ему с периферии сознания, пытаясь привлечь его внимание.

Глава 26

Свитунский клуб, который Бенджамин Леви ласково и, возможно, несколько претенциозно называл «Свинский», располагался недалеко от средневековой церкви Святого Свитуна в Лондоне.

В настоящее время он был окутан типичным лондонским туманом, который еще не рассеялся. Иди знала, что застанет здесь человека, которого ищет, за завтраком. Бен всегда обедал здесь, а по средам еще и завтракал, потому что здесь подавали «отличную пикшу» и манную кашу, что, по-видимому, намного лучше, чем «старая добрая овсянка с комками».

Она злилась, даже просто стоя на другой стороне улицы и глядя на это здание – бастион мужского доминирования, которым Бен был совершенно очарован. Но ничто не могло облегчить ее жуткое разочарование и боль от того, что она узнала. Она была уверена, что не знает всех подробностей этой истории, поэтому старалась взять себя в руки, глубоко вдыхая холодный лондонский воздух, чтобы дать Бену шанс все объяснить. Однако у нее и в мыслях не было давать ему ни возможность использовать свои адвокатские навыки, ни время, чтобы подготовить свою защиту.

Иди сделала последний глубокий вдох и пошла через дорогу, намереваясь застать его врасплох.

* * *

Бартоломей Хадсон был консьержем Свитунского клуба с момента его открытия в самом конце прошлого века. Он пережил войну, эпидемию испанки, наступление эпохи джаза, нормирование угля в связи с забастовкой шахтеров и даже немыслимое – принятие в клуб первой женщины. Но он утешал себя тем, что Айви Уильямс можно было простить вторжение на мужскую территорию, ибо она была из семьи отличных адвокатов, сама была блестящим адвокатом, к тому же одной из первых женщин, допущенных в залы суда. Кроме того, ее брат, тоже адвокат и член Свитунского клуба, отдал жизнь за свою страну.

Тем не менее он ни минуты не верил, что это может стать правилом, что женщины захотят посещать клуб регулярно, поэтому встревожился, глядя, как привлекательная женщина направилась к нему через Кэннон-стрит. Он наблюдал за ней несколько минут. Ее было трудно не заметить в этом сливового цвета пальто и меховой шапке среди потока черных костюмов, окружавшего ее. Хадсон предположил, что она просто любуется зданием, но теперь засомневался. Она явно намеревалась войти.

Несмотря на туман, стоял жуткий холод, и в этой туманной дымке темноволосая красавица выглядела еще более эфемерной, все приближаясь и приближаясь к нему и уже находясь всего в нескольких шагах от двери. Он понимал, что было бы невежливо не пустить ее в холл, и бросился к латунной ручке двери, которая благодаря ему всякий день была отполирована до блеска.

– Э… доброе утро, мисс, – сказал он, когда она быстро проскользнула в дверь, впустив за собой холодный воздух с улицы. – Простите. Мне кажется, что вы, вероятно, ошиблись зданием, – сказал он.

– Сомневаюсь, – ответила она и обезоружила его не только чуть хрипловатым голосом, но и улыбкой, которая могла очаровать кого угодно. – Это Свитунский клуб, не так ли?

– Да, все верно, – признал он. – Хм… Мужской клуб, мисс… э?..

– Иден Валентайн, – сказала она, протягивая руку в перчатке из черной замши.

Было бы невежливо не пожать ей руку, но он все больше нервничал из-за ее дерзкого вторжения.

– Бартоломью Хадсон. Я главный консьерж, мисс Валентайн. Вы хотели спросить дорогу?

Она, казалось, не обращала никакого внимания на его попытки отправить ее обратно на холод.

– Да. Благодарю вас, мистер Хадсон. Подскажите, пожалуйста, как пройти в зал, где подают завтрак.

Он растерянно посмотрел на нее.

– Судя по запаху бекона, предполагаю, что это наверху, – добавила она, указывая на покрытую толстым ковром лестницу в центре вестибюля.

Члены клуба проходили мимо, бросая взгляды на них. Когда он заметил, что по лестнице спускаются двое знаменитых адвокатов, его сердце упало.

– Мисс Валентайн. Прошу извинить, но женщины не допускаются в Свитунский клуб.

– Я хорошо осведомлена об этом, мистер Хадсон. Мужчины также не носят мои платья, но это не значит, что я запрещаю им заходить в мой салон.

И пока он в панике пытался найти ответ, она быстро обогнула его, и через несколько секунд ее стройные лодыжки торопливо замелькали по лестнице и исчезли наверху. Хадсона охватила тревога, он бросился было за ней, но толпа мужчин, спускавшихся по лестнице после завтрака, преградила ему дорогу. Тогда он решил использовать телефон.

Он позвонил в столовую три раза, прежде чем ему ответили, но к тому времени было уже слишком поздно.

* * *

Чувствуя себя лососем, плывущим против течения, она уворачивалась от здоровенных плеч и оставляла без внимания тревожные взгляды и восклицания членов клуба, выходивших из двойных дверей в конце коридора.

– Простите, юная леди. Вы уверены, что попали туда, куда нужно?

– Я ищу господина Бенджамина Леви.

Пожилой мужчина посмотрел на нее с недоумением.

– Господин Леви в столовой? – настаивала она.

– Я видел его там, да, – сказал молодой человек, подмигнув ей. – Черт возьми, теперь в клуб принимают женщин?

Она поспешила вперед, пока бедный старый Хадсон ее не догнал.

Иди влетела в столовую и стала искать глазами Бена. Ее острый взгляд быстро подмечал стиль и элегантность, но заметил только роскошь. Она отметила позолоту и люстры, толстые ковры, поглощающие звон вилок и ножей и застольные разговоры. Запах кожи и сладковатого табака контрастировал с ароматом рыбы и вареных яиц. Из высоких георгианских окон, напоминающих гигантские фоторамки на багровых обоях, открывался прекрасный вид на город. Скатерти сияли белизной, серебро блестело, хрусталь сверкал, и она не могла даже представить, как все это будет слепить в солнечный день. «Может, они опускают те тяжелые шторы из изумрудного бархата», – рассеянно предположила она, а затем ее взгляд нашел наконец знакомую фигуру.

Бен читал утреннюю газету спиной к ней и еще не заметил недовольство мужчин, которые начали откашливаться, раздраженно шуршать газетами или стучать ножами по хрустальным бокалам, чтобы привлечь общее внимание к вторжению Иди.

Она ждала, парируя встревоженные, а иногда и умоляющие просьбы официантов и не обращая внимания на появление изумленного высокого господина в темном костюме с испепеляющим взглядом.

– Мадам, – проговорил он так, словно это слово никогда не произносилось в этих стенах. – Я вынужден просить вас проследовать за мной… – Она ждала, когда Бен наконец обратит на нее внимание, ее гнев нарастал с каждой секундой, а сердце ухало как набат.

Наконец его внимание привлекла внезапно наступившая в комнате неловкая тишина. Бен повернулся и побледнел, увидев ее.

– Здравствуй, Бен.

– Господин Леви, простите меня за это вторжение, – начал мужчина, который выглядел так, словно сейчас сгорит от стыда.

– Отпустите мисс Валентайн, сэр! – в шоке потребовал Бен, и метрдотель отдернул руку как ошпаренный. Бен встал, ища салфетку, чтобы промокнуть губы. – Это моя невеста, и она пришла бы сюда только в чрезвычайной ситуации. – Он бросил умоляющий взгляд на Иди в надежде, что так оно и есть. – Все в порядке, Иди, моя дорогая?

Жаль, что она только сейчас поняла: в этой неудобной тишине, когда на нее уставилось несколько десятков пар глаз, как привлекателен Бен Леви. Никогда раньше она была не в состоянии этого разглядеть. Пока он стоял, высокий и одетый в дорогой темный костюм с новомодным галстуком-бабочкой, заинтересованно нахмурив лоб, с роскошными черными волосами, зачесанными назад от его все еще мальчишеского лица с очаровательной улыбкой, Иди осознала, что Бен стал красивым мужчиной. Глядя на него объективно, она признала, что он был бы хорошим партнером для нее физически, материально, религиозно, но, разумеется, не духовно и не эмоционально.

Он никогда не называл ее «моя дорогая», это прозвучало так снисходительно, что Иди вздохнула, и в этот момент скандал, устроить который она пришла сюда, показался ей ужасной глупостью, а ярость отступила. Ее плечи расслабились, она выдохнула и приняла еще одно важное решение. Это было так же спонтанно, как когда она приняла его в первый раз.

– Мне очень жаль, что я вторглась сюда, Бен, но да, это важно… и срочно, – призналась она, взглянув на мужчин, которые уже окружили ее кольцом и готовились связать и вынести из столовой.

– Отойдите, пожалуйста, спасибо, мистер Барнсли, – попросил Бен. – Простите меня, господа, – сказал он в пространство, не проявляя никаких признаков смущения, которое, она знала, она ему причинила. – Дорогая, может, нам лучше выйти?

Его просьба была слишком вежливой, чтобы она могла перейти к делу, поэтому она слегка кивнула в знак согласия. В этот момент она почувствовала, что окружающие мужчины вдруг расслабились. Они стали возвращаться на свои места, а метрдотель откашлялся и решительно повернулся на каблуках, когда Бен взял Иди под руку.

– Рядом есть отдельная комната. – Больше он ничего не сказал, пока не проводил ее в небольшой салон и не закрыл за собой дверь.

Бен глубоко вздохнул.

– Иди, что ты здесь делаешь?

– Я здесь, чтобы сказать тебе, что не выйду за тебя замуж, Бен.

Она ожидала гнева, по крайней мере вспышки раздражения, но он рассмеялся, ошарашив ее на секунду.

– Опять? Ты опять так поступаешь со мной?

– Было ошибкой согласиться выйти замуж в первый раз. Не знаю, о чем я думала.

– Иди, – сказал он, представляясь слегка раздраженным, и взглянул на часы, висящие у него на жилетке. – Менее чем… – Он сделал паузу, чтобы подсчитать. – Э… четырнадцать часов назад мы обсуждали дату нашей свадьбы. Что стало причиной твоего странного поведения? Нервы, возможно? Это вполне объяснимо.

Она восхитилась его спокойствием. Но Бен вообще редко спорил.

– Я пришла сюда сегодня, исполненная праведного гнева, и хотела устроить скандал. Хотела устроить тебе сцену в общественном месте.

Его недоумение росло.

– Тебе удалось устроить сцену. Уверен, в клубе об этом будут говорить еще долго. – Она услышала насмешку в его словах.

– У тебя широкие плечи, – сказала она извиняющимся тоном.

– Я буду наслаждаться славой, которую это мне принесет, – успокоил он. – Скажи же, в чем дело? Что случилось?

– Сара, – сказала она, глядя на него с вызовом, но тихим голосом.

– Сара?

– Не надо, Бен. Давай не будем играть в кошки-мышки…

Он выглядел растерянным. Либо он хорошо притворяется, либо Сара солгала. У Иди сейчас не было времени сомневаться. Она решила, что он играет с ней, тянет время, чтобы быстро сориентироваться в ситуации.

– Сара, – продолжала она, заставляя свой голос звучать ровно, – это бывшая гардеробщица ресторана, куда ты пригласил меня в тот вечер, когда мои эскизы пропали.

Он пожал плечами и посмотрел на нее в недоумении.

– Какое отношение это имеет ко мне?

Она разочарованно отвернулась, потому что надеялась: всего одно мгновение он будет с ней честен.

– Ты всегда был моим лучшим другом. Помнишь наш пакт в тот день, когда мы ходили с твоими двоюродными братьями на ярмарку и катались на колесе обозрения?

– Я обещал, что женюсь на тебе и всегда буду тебя любить, – сказал он, прежде чем она смогла продолжить. – И хотел, чтобы ты сказала это мне в ответ.