— Как долго я ждал возможности подарить Вам последний поцелуй, девочка моя, — и Томас еще раз страстно припал к моим губам. Запах боярышника сводил с ума, и больше всего я боялась сейчас только одного, потерять сознание от счастья, от осознания Его чудесного присутствия. Потому что сейчас, рядом, я чувствовала и душой и телом моего самого любимого и родного человека, дарящего мне последнюю долгожданную ласку, сэра Фитцджеральда Коллинза.

Звук громких шагов, многократно отраженный от стен и потолка галереи, был подобен раскату грома.

Сладостное наваждение моментально исчезло, будто невидимый факир отдернул занавес из волшебного завораживающего аромата, и мир резко вернулся на свое обычное место.

Я продолжала стоять в объятиях совершенно потерянного Тома и видела приближающегося к нам Гая Лэндола, похожего издали на демона с горящими глазами, потому что свет ламп странным образом бликовал на его зеркальных очках. Он улыбался во весь рот —

— Вот вы где, голуби! А я уже весь дом перерыл, в поисках тебя, старый потаскун! (мне сразу стало нехорошо, холодно и пусто в душе) Том, у нас кончились виски, и нет никого из слуг по близости! Ты что, всех отослал? Где твой обещанный волшебный погребок?

Том неуверенно отошел от меня на расстояние протянутой руки, глаза его были широко раскрыты и блуждали, выглядел он совершенно невменяемым. Потом густо покраснел, низко опустив голову, боясь встретиться со мной даже взглядом, невнятно извинился и, воспользовавшись ситуацией, быстро ушел с Гаем.

Отлично…. Спустись на землю, детка…

Не помню, сколь долго я продолжала стоять на том же месте, под портретом Фитцджеральда как вкопанная, абсолютно не понимая, что произошло. Кто это был? Кто только что страстно целовал меня? Томас или… нет, этого не может быть. Внезапный ужас холодной рукой сжал мое сердце, и я стремглав бросилась бежать из галереи.


Вечер карнавала закончился грандиозным фейерверком, который я наблюдала в одиночестве со своего любимого места, с балкона над парадным входом. Мириады сверкающих звезд, взлетающих в темное звездное небо, отражались в пруду и плясали бесконечными бликами в бьющих в небо струях фонтана. Казалось, что волшебной сказке не будет конца, но это впечатление оказалось сильно преувеличено, Томас так и не нашел в ту ночь силы подойти ко мне вновь.


25 октября 2009


Наконец у меня появилась возможность описать события, которые начали развиваться после моего возвращения в Торнбери, памятного бала с грандиозным финальным фейерверком и всеобщим, продолжающимся до самого утра безудержным весельем.

Помню, что все мои попытки найти Томаса в ту безумную ночь, не увенчались успехом. Он исчез, растворился, его не было среди многочисленных пьяных гостей, которые продолжали танцевать в бальном зале и среди тех, кто восхищался волшебным огненным зрелищем в парке. Отправиться на его поиски по остальному дому не оставалось ни сил, ни желания. Мне было плохо, тоскливо и мерзко, в особенности из-за взгляда, который он бросил на меня, перед тем как сбежать… Господи, на что я рассчитывала? На чудо? Идиотка, попалась в яму, которую сама себе выкопала своими несбыточными мечтами и иллюзиями о возвращении нереальной любви.

Весь остаток ночи, прихватив из бара бутылочку брюта, я проплакала, запершись в спальне, и только под утро совсем обессилевшую от пережитого потрясения и разочарования меня сморил спасительный сон.

Проснувшись уже ближе к обеду, я почувствовала себя значительно лучше и спокойнее. Моя голова прояснилась и более не страдала от переизбытка противоречивых чувств и эмоций, сон как всегда все недоразумения, загадки и неясности разложил по полочкам и растолковал. Итак, сегодня воскресенье 13 сентября. Довольно оптимистичная дата, вполне соответствующая моему вчерашнему настроению, и мой вылет обратно запланирован только через неделю, в следующее воскресенье, но никто не запретил мне вернуться раньше, если понадобится. Это первый плюс, если тебе станет совсем тоскливо, просто уедешь и снимешь на пару ночей отель в Лондоне. Я уже сейчас чувствую себя лишней, а после вчерашней выходки Томаса и его внезапного исчезновения без всяких разумных объяснений, мне трудно представить себе смысл дальнейшего пребывания в его доме. Но все-таки у меня оставалась надежда, что он поговорит со мной сегодня и сможет объяснить причины, повлекшие резкую смену его настроения, поэтому я решила немного подождать с окончательными выводами. Кроме того, есть еще один веский довод, по которому я пока должна остаться здесь, мне необходимо своими глазами увидеть записи сэра Фитцджеральда, о которых Томас упоминал в своем рассказе. Без ответов на вопросы, которые могут находиться лишь в его дневнике, я не уеду.

Что же все-таки вчера произошло в галерее? Почему Томас сбежал подобно трусливому напроказничавшему ребенку?

Возможно, я опять тешу себя напрасными надеждами, и все дело в его застенчивости? Видимо он сам пребывает в шоке от вчерашнего смелого и неожиданного поступка, парень не понимает, что на него нашло, почему он стал страстно целовать меня, совершенно чужую для него женщину перед портретом своего знаменитого предка. Я постоянно возвращалась в мыслях к тому событию и пыталась вспомнить детально все ощущения. Мистика была в том, что я чувствовала, ощущала всем сердцем рядом с собой не Томаса, я вдыхала не его спокойный легкий запах с нотками теплого от солнца дерева и хвои, я наслаждалась волшебным цветочным ароматом, особым маячком, который всегда сопровождал появление Фитцджеральда в моих снах, а теперь и наяву. Неужели вчера их души на время соединились?? Тогда это многое объясняет, в особенности… странный поступок, который надолго лишил меня сна.

В свое время я прочла достаточно литературы, научной и любительской о возможности переселения душ, о рейнкарнации, кармических ловушках, о призраках, живущих в старых домах, но вряд ли верила в изложенные в тех книгах предположения и даже якобы подтвержденные свидетелями факты. Я привыкла доверять только своим собственным глазам и ощущениям. Но теперь, когда стала свидетелем проникновения другого мира, его кратковременного присутствия, то упрямо отказывалась согласиться со сверхъестественным и искала всевозможные физические объяснения произошедшему. Да, в моей жизни присутствовали странные сны, я могла по желанию вызывать в них образы желанных людей и общаться с ними, но все равно — эти образы были продуктами моего собственного подсознания, его слепками, но не проявлением потусторонних субстанций. Неужели вчера я впервые была свидетелем появления призрака? Если это так, то стоит подождать, если тонкий мир нашел лазейку во владения Торнбери, то он обязательно проявит себя еще раз. И что тогда? Пока не знаю.


За поздним завтраком я, наконец, увидела Томаса, но дальше вежливого приветствия с другого конца большого стола и пожелания доброго дня, дело не продвинулось. Не скажу, что была обделена его вниманием, нет, он продолжал быть вежливым и предупредительным, старался шутить, объяснив свое исчезновение простым похищением однокашниками и непристойным распитием заготовленного заранее коллекционного виски, после которого он до сих пор не может прийти в себя. Но чем дольше я слушала его нелепые оправдания, тем сильнее чувствовала, что ситуация изменилась, равновесие нарушено, но в какую сторону склонились весы выяснять я не имела возможности, так что приходилось смириться и ждать.

В течение дня почти все приглашенные друзья и подруги Томаса по мере восстановления их самочувствия после бурной разгульной ночи и от переизбытка горячительных напитков покидали поместье и разъезжались, кто в Лондон, кто в Ливерпуль, кто в Брайтон. Все жили и работали или стране, или за ее пределами, внезапное приглашение Томаса, собраться на импровизированный карнавал было всеми с восторгом принято, но теперь пришло время возвращаться к обычным будням.

В доме остались лишь Мари Энн, Бертина, Гай, да мы с Томасом, самые близкие его друзья и странная гостья, приглашенная из Москвы.

Было интересно наблюдать, как Мари Энн постоянно старается обратить на себя внимание Тома, как она первая заговаривает с ним, стараясь увлечь и увести его в сторону, как она ненароком берет его за руку, заглядывая вопросительно в глаза, краснеет и смущается. Но не только я внимательно наблюдаю за ними, свидетелем ее нескончаемых попыток охмурить застенчивого Томаса является и ее двоюродный брат, вечный весельчак и балагур, Гай Лэндол, так и не снявший после карнавала стильные зеркальные очки. 'Весельчак Гай', да, это прозвище, как ни к стати ему подходит. Потому что не было ни минуты, чтобы он не сострил по поводу и без, не припомнил подходящего ситуации анекдота или не скорчил пародийную гримасу. Я веселилась от души, глядя на него и слушая его спичи. Он явно получал странное удовольствие, наблюдая безуспешные потуги сестры соблазнить его друга. Но какое бы приятное первое впечатление не создавал этот человек, у меня все равно не было целостности восприятия его образа, я еще ни разу не видела его настоящего лица, которое как будто навеки спряталось под маской веселого клоуна. Гай старался всегда быть в центре внимания, душой компании, вечным оптимистом и заводилой. Теперь мне ясно, почему он лучший друг Томаса, его полной противоположности, вместе они составляли абсолютный тандем, полностью дополнявший друг друга. Тем не менее, моя интуиция сигналила, что нет смысла полностью доверять этому человеку. Было в нем что-то неуловимое для глаза, уже видимое моему Я, хотя пока не интерпретируемое разумом. Парень носит маску, носит ее так давно, что сроднился, сросся с новым обличием, а под ним, под невинным обличием веселого Рыжего Клоуна может скрываться все, что угодно, вплоть до Пеннивайса… Его истинную сущность мне еще не удалось увидеть ни разу…

Я продолжала следить за ухищрениями Мари Энн привлечь внимание Томаса и думала, что же ты так мучаешься и страдаешь, бедная красивая молодая девочка, спустя несколько дней меня здесь не будет, и он останется полностью в твоем распоряжении, неужели трудно подождать?? Или ее женская сучность не давала ни минуты покоя? Прости, дорогая, что сейчас испорчу тебе настроение, но у меня остается одно незавершенное дело.

Я встала со своего места в гостиной, где наблюдала за очередным эпизодом соблазнения, и направилась к Томасу. Мари Энн затравлено и зло взглянула на меня.

— Томас, извините, что отвлекаю Вас, но у меня появилась небольшая просьба.

Молодой человек моментально встал, мне даже показалось, с некоторым облегчением, с дивана, где к нему прижималась Мари Энн и подошел ко мне.

— Слушаю Вас, Элена.

— Томас, — я замешкалась, потому что его пристальный взгляд не на шутку смутил меня-

— Том, пока я здесь, правда пребывание в Торнбери мне начинает казаться затянувшимся (я видела, как мрачная тень легла на его лицо), тем не менее, я останусь еще ненадолго…. Вы говорили мне, что существует дневник сэра Фитцджеральда? Я прошу дать мне его прочесть. Я не знаю, найду ли там ответы на очень важные вопросы, я лишь на это надеюсь, Томас, пожалуйста, не откажите — это очень важно

Я специально говорила с ним по-русски, чтобы немного позлить красотку, и думаю, мне это удалось с лихвой. Краем глаза я наблюдала, как ее прелестное личико сначала нахмурилось, потом побледнело, а под конец, хм, позеленело от предположения, что мы могли обсуждать, тем более Томас так радостно согласился и вместе со мной покинул гостиную. Неплохо вышло. Один ноль в пользу клуба неудачников!

Через несколько минут дверь в кабинет дедушки Уильяма открылась. Я прекрасно помнила эту комнату, именно здесь, сидя в высоком кресле около камина, которое до сих пор стоит на том же месте, я призналась троим господам, двое из которых потом сыграли в моей жизни очень важные, если не сказать роковые роли.

Войдя в прохладную, затененную тяжелыми портьерами комнату, Томас включил свет и обернулся ко мне. Его глаза, с дрожащими от волнения ресницами, не отрываясь, смотрели на меня. Справившись с первым приступом волнения, он сказал

— Элена, я не решался Вам сказать, но теперь нас никто не слышит, я просто обязан объясниться. Элена, то, что случилось вчера в галерее, я сожалею, я очень сожалею, если напугал Вас и был Вам неприятен…. Уверен, что так оно и было, поэтому, клянусь, что более этого не повториться. Мне очень стыдно, я не понимаю, что на меня нашло, просто… как сказать… чувства, которые на меня тогда нахлынули, они лишили меня рассудка, я был будто сам не свой. Умоляю, простите мне мою дерзость, я совершил недозволенное, уверяю, что никогда больше… — он осекся, натолкнувшись, на мой взгляд, полный немой боли.

Я молча слушала его, мне нечего было сказать в ответ. Его нелепые извинения удивили меня еще больше, чем его страстный порыв. Какой же ты дурак, Томас Коллинз!