Он тихо говорил мне на ухо, его голос звучал спокойно и убаюкивающее, но я только нервничала, не понимая, куда он клонит.

— Даня, я знаю эту сказку, ты мне расскажи другое.

— Другого не дано, каждый поел, что хотел, не заботясь о желаниях второго. А какая же это дружба?

— Ты намекаешь на нас с тобой?

— Я ни на что не намекаю, малыш, я объясняю, как все происходит в жизни, — сказал он.

— А с той девушкой вы друзья? — решилась я спросить.

— Я не дружу с девушками.

— А что ты с ними делаешь?

Вместо ответа Д. резко поднялся и встал с раскладушки. Он сорвал с кухонного стола скатерть, лег на пол ко мне спиной и, свернувшись калачиком, накрылся ею.

— Спокойной ночи, малыш, — услышала я его тихий шепот.

Я ничего не понимала. Что произошло? Он обиделся? На что? Причем тут лиса и журавль? Причем тут дружба? Он, что, хотел дружить со мной, но не смог? Я чуть не разревелась от непонимания и обиды. Ведь все было хорошо, что я ему такого сделала? Приняла его дружбу за любовь? Съела блюдо, которое сама же и приготовила?

Я лежала на раскладушке, глядела в темноту и слышала его мерное дыхание у двери. Я чувствовала, что он не спал. Я осторожно выбралась из постели, легла рядом с ним на пол и обняла, прижавшись всем телом. Было холодно и хотелось плакать. Я подумала, что так и пролежу всю ночь на полу, без сна, а когда рассветет, встану и уйду, ни слова не говоря. Но спустя несколько минут, Д. повернулся ко мне, обнял и погладил по волосам. А потом, словно что-то переключилось в его сознании. Он стиснул меня в объятиях, покрывая поцелуями мое лицо и шею, стащил с меня платье, а затем нас захлестнула настоящая волна страсти. До сих пор между нами не было подобного. Нежные ласки сменились диким неистовым порывом. Мы будто вкладывали в свои действия все чувства и желания, все сомнения и страхи, всю душевную боль. Мы будто пытались объяснить и доказать что-то друг другу. И разговор тел был гораздо содержательнее разговора по душам. Мы творили такое, что никакие друзья уж точно друг с другом не делают. Не помня себя, мы были везде. На полу, на столе, у стены, снова на полу. На раскладушке тоже были, но недолго, потому, что она стала скрипеть на весь дом, и мы снова перебрались на пол.

И только под утро мы, обессилев, утонули в спасительном тревожном сне.

Я проснулась от солнечных лучей, которые светили прямо в глаза. Д. спал рядом, стянув на себя одеяло. Я собрала с пола свои вещи, потихоньку оделась и на цыпочках пробралась к ванной. Там горел свет, и шумела вода, дверь была приоткрыта. Я заглянула и увидела, что Семен в полном своем облачении сидит на краю ванны и с совершенно удрученным видом смотрит на тонкую струйку воды, бегущую из под крана.

— Доброе утро, — шепнула я.

— Привет! — сказал Сема, подняв на меня глаза, — Заходи.

— Умывайся, я потом, — смутившись, сказала я.

— Я воду пропускаю, а то она какая-то холодная, — проворчал Сема.

— Умываться утром холодной водой полезно, — сказала я.

— Да, — согласился Сема, — Если ночью хорошо спал.

— А ты не спал? — с понимающей улыбкой спросила я его, в надежде, что он хорошо провел ночь с Настей.

— Попробуй, поспи, когда всю ночь за стеной чьи-то коленки по полу… Да чем вы там занимались? Стены двигали что-ли?

— Ты на что намекаешь? — я шутливо замахнулась на него.

— Ты не была в «Саббате», «Саббат» был в тебе, — сказал он странным сочувствующим тоном.

— Фу, что за пошлости! Не ожидала от тебя, — ответила я, у меня не было даже сил рассердиться на него.

— Да брось, кто-то же должен быть счастлив.

— А ты?

— И я. Когда-нибудь.

Он встал и, больше не говоря ни слова, вышел из ванной, прикрыв за собой дверь. И я, закрывшись на шпингалет, стала приводить себя в порядок, насколько это было возможно. Когда я вышла из ванной, Семена нигде не было.

Д., мурлыкая себе под нос какую-то мелодию, мыл посуду. Раскладушку он уже убрал. Я прислушалась и поняла, что он напевает «Болеро» Равеля. В очередной раз отметила про себя, насколько у него развит музыкальный слух и чувство ритма. Этот величественный и трудный мотив он воспроизводил легко и непринужденно.

Я заглянула в комнату и очень удивилась не найдя там ни Насти, ни Семена. «Может, ушли в ближайший киоск за шоколадкой», — подумала я, — «это похоже на Настю, с утра пораньше хотеть сожрать что-нибудь сладкое!»

— Где все? — спросила я у Д., заходя на кухню.

— Сема отчалил на работу, а Настя, кажется, еще ночью уехала на такси, — ответил он.

Я опустилась на табуретку, в полном замешательстве.

Неужели она решила уехать посреди ночи и без меня? Что у них произошло с Семеном такого, что она сбежала? Почему я ничего не слышала? Почему Сема мне ничего не сказал, когда мы столкнулись с ним в ванной?

Д. продолжая напевать, заваривал чай и делал нехитрые бутерброды с колбасой и сыром. А я так и сидела и в раздумье накручивала на палец прядь волос.

А вдруг у нее что-то случилось? Может внезапно заболела или ее чем-то обидел Семен? А может быть, она позвонила домой и узнала, что произошло что-то плохое? А может, позвонила Илье, и он позвал ее? Настя способна на все. Я же от любви и страсти совсем потеряла голову и даже не поняла, что она уехала.

— Даня, мне надо идти! — сказала я, вставая.

— А как же завтрак? — растерялся Д.

— Извини, мне нужно к Насте, — ответила я.

— Останься, хочешь, я сварю сладкой манной кашки? — он заговорщически подмигнул.

— Нет, хитрый Лис, я не хочу каши, у меня и так синяки на коленях и ссадины на спине.

— У меня тоже.

Он привлек меня к себе, обнял, поцеловал макушку и отпустил.

Из телефона автомата я позвонила Насте. Сразу идти к ней я не решилась, опасаясь, что у нее и правда какая-то проблема дома. Она ответила заспанным голосом:

— У аппарата…

— Настя! Ты с ума сошла?! Куда ты исчезла? — заорала я в трубку.

— Извини, не хотела отвлекать, — протянула Настя.

— А что случилось? Вы поссорились?

— Нет, мне просто стало скучно, я встала и ушла.

Я не могла поверить своему уху, прижатому к трубке телефона. Через несколько минут я уже сидела у нее на кухне с «унитазной» кружкой в руках и слушала печальную историю.

Настя рассказала, что ждала от Семена большего, а он не оправдал ее надежд.

— В смысле большего? — рассмеялась я, — У него маленький, как корнишон?

— Нормальный, — отмахнулась Настя, — просто все было как в учебнике «Этика и психология семейной жизни». Так, словно мы уже десять лет женаты.

— Так у вас был секс или вы спорили, кому выносить мусор?

— Ник, не утомляй меня расспросами, я поняла, что он не Клод ле Пти. Или не мой Клод.

— И что теперь?

— Ничего, жизнь продолжается. В мире еще немало классных парней, — сказала Настя, пожав плечами, — Буду искать своего.

[1] Извиняться — это на тебя не похоже

Я думал, будет по-другому

Но и в этот раз я ошибся,

Вручив тебе сердце, чтобы ты его разбила

Я ошибся, я пал на дно бутылки

Лишь эти пять слов звучат в моей голове:

И это что, все веселье?

Май 2002 — Проклятие Мэри, мой крах и "AdExtra"

I've felt the hate rise up in me

Kneel down and clear the stone of leaves

I wonder out where you can't see

Inside my shell, I wait and bleed[1]

(с) Slipknot — «Wait And Bleed»

Я так и не поняла до конца, что же произошло между Настей и Семеном, но с того дня, Сема ни разу не позвонил ни Насте, ни Кате. И вообще исчез. Но спустя еще некоторое время меня это перестало заботить, поскольку Д. тоже пропал после нашего двойного свидания, и уж это было гораздо большим потрясением.

Шли дни. Закончился март, после него логично начался апрель. Я нашла работу помощника менеджера в фирме по организации праздников. Раньше я и подумать не могла, что для свадьбы или юбилея нужно приложить столько усилий, чтобы собрать людей в одном месте и в одно время. Работа увлекла меня. Было безумно интересно листать каталоги кафе и ресторанов, узнавать, особенности составления свадебных букетов и виды фейерверков, а так же корпоративные традиции разных фирм нашего города. Ежедневно я знакомилась с новыми людьми, говорила по телефону, решала различные организационные вопросы. А, кроме того, я стала пользоваться уважением в собственной семье. Мама и бабушка были на вершине блаженства от того, что их дочь и внучка теперь не просто студентка, а приносящий доход член семьи. Правда, теперь они затянули песню о том, что неплохо бы еще поступить в институт на «заочку», ведь, как ни крути, «без высшего образования сейчас никуда!»

С непривычки я сильно уставала. Приходя по вечерам домой, и, оказываясь наедине со своими мыслями, я погружалась в уныние и тоску. Моя мечта стать рок-звездой уже не была такой привлекательной и вдохновляющей как раньше. Я все чаще подумывала, что, наверное, гораздо проще и спокойнее быть обычным человеком, работать, получать зарплату, и, приходя домой ужинать и смотреть телевизор. И в тоже время от того, что мечта растворилась и поблекла в ежедневной рутине, в душе поселилась вязкая тянущая пустота.

Девчонки сдавали весеннюю сессию, и мы на некоторое время совсем перестали общаться. Лишь в день рождения мы ненадолго встретились, чтобы втроем поесть пиццы в новом, недавно открывшемся кафе. Все-таки, нам с Настей исполнялось двадцать лет, нужно было хоть как-то отметить. Мы договорились, что когда уляжется их экзаменационная суета и сдача курсового проекта, мы вместе устроим трехдневный загул. Правда, о том, чтобы позвать на него Мауса, речи не шло.

Что касается Д., то казалось, что он вообще забыл о моем существовании. Несколько раз я набиралась смелости и звонила ему, но слышала только длинные гудки и его безумный автоответчик. Однажды он все-таки взял трубку, но услышав, что это я, как-то скомкано ответил, что не может говорить, потому, что спешит на репетицию.

В монотонной череде будней прошел апрель, затем прошли майские праздники, в течение которых я в составе клана Мухиных копала грядки и сажала картошку на фамильных плантациях. И ничего не предвещало того, что я снова увижусь с Д. Хотя какая-то маленькая и наивная часть моей души все надеялась, что с наступлением лета в мою жизнь снова ворвется любовь, и это, конечно, будет Д. — истосковавшийся, образумившийся и все такой же прекрасный.

Традиционный последний школьный звонок в двадцатых числах мая каждый год создавал в городе особенную атмосферу. И хотя мы окончили школу три года назад, я вдруг снова почувствовала витающий в воздухе запах бесшабашной юности. Возможно, это и был тот самый «Teen spirit», о котором пел Курт Кобейн. Казалось, само небо зовет гулять по городу до глубокой ночи, хлебая из серебристой жестяной банки газированный джин-тоник, а потом целоваться в подъезде с парнем из параллельного класса, и чтобы он обязательно оставил пару багровых засосов на шее, в знак того, что все почти всерьез.

В этот день на разбросанных по всему городу концертных площадках как всегда выступала куча групп, и мы как обычно решили пойти на этот «Праздник пьяных бантиков», как его называл Илья, чтобы потолпиться среди подвыпивших школьниц и в очередной раз насладиться музыкой в исполнении «Монстров».

Мне нужно было увидеться с Д., а лучшего повода не придумаешь, ведь концерт для всех, а не только для хмельных выпускников.

Я зашла к Кате, чтобы перед походом на концерт распить бутылочку шампанского для поднятия настроения. К моему удивлению, кроме Насти там была еще и Мэри. Они втроем сидели на кухне и говорили на нашу любимую тему — обсуждали «Монстров». Мне, разумеется, было интересно послушать Мэри, как человека, который знает их лучше и дольше, чем мы.

— Ну, что я могу сказать, — Мэри задумчиво поглаживала ножку бокала, — все-таки, Даня из них самый вменяемый. Димон — мужлан и циник. Илюша — бабник и волокита. Стас — алкоголик. Про Вадика, Царство ему Небесное, я вообще молчу. Хотя я и виновата перед ним.

— А в чем ты виновата? — удивилась Настя, — Я знаю, что он был псих после Чечни. Илья говорил, что тебе даже доставалось от него.

— Я его любила, терпела все это. А потом однажды не выдержала и прокляла его.

— Как это? — ужаснулась Катя.

— Сама не знаю, что на меня нашло. Все как-то само собой закрутилось в тот вечер. Да еще Макс подвернулся некстати… А мне ведь всегда говорили, что у меня «тяжелый глаз», но что поделаешь?

Я заметила, как Настя вся подобралась и обратилась в слух. Я тоже поняла, о каком вечере говорит Мэри. О том самом вечере, когда я впервые увидела Макса, о том вечере, когда Сема отмечал свой дембель и потом дрался за Мэри. Я затаила дыхание, предчувствуя, что сейчас мы узнаем нечто интригующее.