Мало ли, с ее характером, девчонка вполне может решить, что Шурик издевается. А, несмотря на всю колючесть этой тощей девочки — ему не хотелось ее обижать.

— А что делать…, - он замолчал и закусил губу, задумавшись. Нахмурился. И начал по новой. — А тут что делала? — Коротко спросил Саша, проигнорировав удивленный взгляд девчонки, брошенный ею тайком.

— Меня послали в «районо», как старшую. — С некоторой гордостью, ответила девчонка все с тем же вызовом в голосе. — Я справку относила.

— А-а-а, — не впечатленный, Саша кивнул, прикинув, что этой «старшей», вряд ли больше одиннадцати. Видно в детдоме совсем с персоналом туго, если уже детей гоняют. Хотя, тут идти квартала два. А все равно — умудрилась на Леху нарваться. — Ясно.

— Что, ясно?! — С новым вызовом обернулась она к нему, уже сжав кулаки и сверкнула глазами.

Саша растерялся немного от такой прыти.

— В-се, ясно, — Не поняв, чем теперь обидел ее, немного невнятно повторил он.

— Слушай, ты, — девчонка вся напряглась, сжав тощее тельце. И вдруг затараторила. — Ничего тебе не ясно. Я…

Саша скривился. И правда — неясно. Он плохо улавливал отдельные буквы, когда так частили, и не всегда понимал смысл торопливых слов. Но сомневался, что девчонка согласиться повторить то, что сейчас так нервно и зло выкрикивала.

В этот момент, краем глаза, он заметил за углом дома, мимо которого они проходили, живот Клима. Похоже, хулиганы не угомонились. Саша со вздохом посмотрела на девчонку. Та все еще возмущенно тараторила, правда, уже как-то обиженно, а не зло.

«Мальчик всегда должен защищать девочек».

Поняв, что выбора у него нет, Сашка крепко схватил недовольную скандалистку за худую ладошку и потянул к своему двору.

— Эй?! — Растерянно окликнула она его сзади. — Ты — чего?! Куды меня тащишь?

Он улыбнулся. Не у одного Шурика, похоже, тут проблемы с окончаниями и падежами.

— К маме. — Лаконично ответил он через плечо, уже подбегая к родному подъезду.


— Саша? — Удивленный голос матери заставил его обернуться. Но не помешал втянуть в квартиру все еще артачащуюся девчонку, и плечом захлопнуть двери.

— Привет, мам. — Как можно беззаботней улыбнулся Шурик матери. — Который час? Я еще не опаздываю? — Словно ни в чем не бывало, поинтересовался он, пока мама растерянно разглядывала его спутницу.

Та отвечала ей таким же любопытством, только выражение лица у девочки было скорее угрюмым, нежели приветливым.

— Нет. — Против воли глаза матери метнулись к настенным часам. — У тебя еще есть час. А кто твоя подруга, Саша? — С мягкой улыбкой, адресованной девочке, спросила мама, уже, похоже, заметив и синяк со ссадиной, и порванную курточку той.

И вот тут Саша растерялся.

Не мог же он ее представить как «девчонка» или «эта, из приюта». Тут кто угодно обидится. А имя девочки он в этой беготне узнать не додумался.

— Эм…, мам, я не спросил, как ее зовут. — Смутившись, Сашка даже выпустил руку девочки и растерянно почесал голову. — К ней Леха со своими парнями пристал… А она из приюта. И полезла с ними в драку. А они совсем с цепи сорвались. И пошли за нами. — Попытался он кратко и четко изложить все, что случилось, но от стыда, что не додумался спросить имя девочки, замолк на полуслове и грустно посмотрел сначала на мать, а потом на саму девчонку. — Вот, — расстроенно закончил он свой рассказ и снова вздохнул.

Мама улыбнулась шире и ласково погладила Шурика по растрепанным от его пальцев волосам. А потом повернулась к девочке, которая все так же молча и хмуро следила за ними исподлобья, даже не пытаясь присоединиться к рассказу.

— Что ж, давай знакомиться, — предложила его мама девочке. — Меня зовут — Наталья Петровна, но можно просто — тетя Наташа, а это мой сын — Саша или Шурик. А тебя как зовут? — Все с той же ласковой интонацией спросила мама, обняв его за плечи.

— Настя. — Девочка даже не сказала, а коротко буркнула это слово, словно вытолкала сквозь зубы, и сильнее втянула тонкую шею в плечи.

А Саша заметил, с каким странным выражением Настя смотрит на них. Как следит за рукой его мамы, все еще тормошащей его волосы. Словно бы не видела никогда, как матери с детьми разговаривают.

Ему тут же стало стыдно. А ведь и правда, откуда она могла видеть, если из приюта?

— Приятно познакомиться, Настя. — Все так же приветливо кивнула его мама. — Ты живешь в том приюте, который в районе остановки находится? — Очень осторожно уточнила она.

— Угу, — Настя выдала это не разжимая губ и вперилась глазами в пол.

Саша увидел, как его мама вздохнула и с сочувствием посмотрела на девочку.

— А, знаешь, что? — Вдруг жизнерадостно заявила она. — Давай-ка, я сейчас смажу твою боевую рану зеленкой и быстренько зашью курточку. Ваши воспитатели, наверняка, не обрадуются, если ты вернешься в таком виде. — Заметила мама. — А потом — провожу тебя до приюта, да и к Шурику на тренировку после загляну. А то все времени не хватало в последние дни. Как тебе такой план? — Мама подмигнула Насте, которая несколько растерянно посмотрела на нее пару минут.

Саше план показался очень неплохим. Он всегда знал, что у него лучшая мама в мире, и на нее всегда можно положиться. Мама в любой ситуации находила выход.

— Угу. — Наконец, кивнула Настя, все так же плотно сомкнув губы.

Но в этот раз оттенок ее возгласа был другим. Каким-то неуверенно-удивленным, что ли.

— Вот и хорошо, — мягко улыбнулась мама. И протянув руку, осторожно взялась за подбородок Насти, так, чтобы повернуть ее лицо к свету и лучше рассмотреть ссадину. — Шурик, беги пока чайник поставь. — Велела мама ему. — Напоим нашу гостью чаем с печеньем. — Она отпустила его плечо.

Саша тут же кивнул, так как и сам был не против попить чаю. Тем более с печеньем, которое утром испекла его мама. И быстро скинув кеды, шустро повесил куртку на крючок вешалки.

Помыв руки в ванной, он направился в кухню, заметив по пути, что маме уже удалось уговорить Настю снять и куртку, и шапку. И теперь она, усадив напряженную девочку на диван в зале, доставала из комода аптечку.

Радуясь, что в этот раз не ему придется терпеть противное жжение перекиси и зеленки, Саша передернулся, пользуясь тем, что его никто не видит. На людях он никогда бы не признался, что это неприятно. Даже перед мамой терпел. Все его любимые герои приключенческих книг стоически терпели испытания, выпадающие на их долю. И Саша старался следовать их примеру, пусть он и не мог понять, каким образом капитан Блад вынес пребывание на солнце с истерзанной жестоким Бишопом спиной, когда самая пустяковая царапина так противно ныла и пекла. И, тем не менее, Саша никогда не жаловался.

Осторожно включив конфорку, он набрал полный чайник воды и поставил тот на плиту. Остановился у окна, проверив, не видно ли парней из банды? Но двор казался совершенно пустым. Только пара малолеток играла в песочнице под присмотром своих мам. Неужели Леха успокоился?

Саша в это не верил, слишком часто вступал в драки с этими парнями, любящими цепляться к любому, кто хоть немного отличался от остальных. А его медлительная речь часто становилась поводом для их насмешек. Они называли его немым или недоумком из-за того, что Шурик говорил короткими предложениями, часто раздумывая над тем, как правильно выговорить то, или иное слово. Не объяснять же им, что у него все нормально с умом? Просто речь давалась Сашке сложнее, чем одногодкам. Он и говорить позже начал, если верить маминым воспоминаниям. И в детстве разговаривал невнятно, за что часто получал от отца, так же как и хулиганы, считающего, что его сын — дурак.

Только мама в него и верила. Потому и ушла, в конце концов, от мужа. И занималась с Сашкой, никогда не крича на него, если он неправильно выговаривал слово, или ошибался с его формой. Она учила его не торопиться и не расстраиваться. Говорила, что подумать — никогда не стыдно. И глуп тот, кто этого не понимает.

Только благодаря маме Сашка сейчас почти ничем не отличался от своих одноклассников, пусть и разговаривал медленнее, чем они. Но всяким идиотом, типа Лехи, Шурик этого объяснять не собирался. Все равно эти парни понимали только один язык, и как только Шурик научился драться достаточно хорошо — почти не задевали его, перекинувшись на других.

Еще раз проверив все закоулки двора, прекрасно просматривающиеся с его седьмого этажа, он взял одно печенье с тарелки. Пацанов видно не было. Впрочем, Сашка все равно не верил, что те угомонились. Скорее, затаились в подъезде, поджидая, пока он выйдет. Но теперь, если мама проведет Настю — хулиганов можно было не опасаться. Взрослых пацаны остерегались и никогда не нарывались на лишние неприятности.

Приподняв крышку чайника, он проверил, не начала ли булькать вода. Та еще и не думала закипать. Засунув в рот остатки печенья, Сашка пошел проверять, как там дела у «женщин».

В конце конов — Настя — девочка, ей можно и покривиться, и поплакать. А вдруг ей понадобится «моральная поддержка»? Он готов был помочь, пусть и не совсем понимал, что это значило. Но так всегда говорила мама, когда просила Сашку ее обнять или сделать что-то приятное. Например — внепланово убрать у себя в комнате, или помочь накрыть чай. Он, конечно, надеялся, что до обниманий с Настей не дойдет. Одно дело мама, и совсем другое какая-то малознакомая, задиристая и вредная девчонка. Но во всем остальном — готов был помочь, чем сможет.

ГЛАВА 2

Настя повыше подняла чашку с чаем, словно старалась спрятаться от этих странных людей за тонким керамическим ободком. И в то же время, не могла не смотреть за тем, как именно относились эти двое друг к другу.

«Мама».

Этот мальчик, Саша, так легко произносил это слово. Даже не замечая, как выговаривает четыре простых звука.

А Насте становилось завидно. У нее никогда не было мамы. Она никогда не говорила этого определения. Разве что в книгах читала. Ее никогда не гладили так долго по голове, никто не обнимал Настю так крепко и не смотрел с такой любовью. Разве что воспитатели иногда находили время коротко потрепать ее волосы или ободрить, похвалив за хорошо выполненные уроки. Но их было мало, а детей, требующих внимания — много. Тем более что остальные воспитанники приюта были совсем маленькими, самому старшему — пять лет. Малыши требовали гораздо больше времени и внимания немногочисленных работников детского дома.

Только Настя задержалась в этом сиротском доме настолько долго. Про нее просто-напросто забыли социальные службы. Во всяком случае, так ей объясняла заведующая приюта. Когда началась вся эта кутерьма с перестройкой государств и сменой строя — ее документы банально потерялись где-то в кабинетах и коридорах попечительских организаций. И теперь, официально, Насти просто не существовало, а значит, и забрать в другой приют, для детей старшего возраста — девочку не могли. Сейчас заведующая занималась переоформлением всех бумаг. Но этот процесс и так уже растянулся на три года, и сколько продлится еще — никто ответить не мог, так как ни у кого, кроме воспитателей, вырастивших Настю, не имелось интереса до дальнейшей судьбы очередной сироты.

Не то, чтобы Настя жаловалась. Она выросла под присмотром этих людей, знала их и, в общем-то, ей нравилось здесь жить.

Детский приют «Солнышко» был единственным домом, который существовал у Насти, и ее пугал вероятный перевод куда-то еще. Но Вера Семеновна, пожилая заведующая, так долго разговаривала со своей воспитанницей, объясняла, что они не могут продолжат учить ее, поскольку не имеют преподавателей. А просто-напросто занимаются сейчас с Настей по учебникам, которые покупают за свои же деньги. А это не дело — от образования зависит ее будущее. Понимая это, Настя осознавала и необходимость перехода…, только страх от такого понимания никуда не девался.

Наверное, именно оттого, сейчас она еще острее реагировала на то, что видела.

Иногда, читая книги, Настя думала над тем, отчего ей так не повезло? Почему ее бросили, едва успев родить на этот свет? Разумеется, ответа на такие вопросы дать было некому. И, видимо, оттого становилось еще обидней и больнее.

Как и любому другому ребенку в их приюте, Насте так хотелось верить в чудо, что однажды и у нее появится семья. Да только с каждым годом веры оставалось все меньше, а боли, грусти и обиды — все больше.

Сейчас она понимала, что на самом деле никому не нужна в этом мире. Даже воспитатели, посвящающие своим воспитанникам рабочие дни — уходили к собственным детям вечерами, на выходные и праздники. И Настя научилась жить с этим пониманием.