— Да? Вы что-то хотели обсудить, Вероника? — спросила Настя, все-таки, то и дело поглядывая туда, где стояли Валера и Саша.

— Да, Настя, если вы не против, — приветливо улыбнулась невеста Верещагина.

Настя посмотрела на нее, ожидая.

— Мне Саша вчера рассказал, что вы давно знакомы? — все с той же улыбкой уточнила девушка.

— Да, — Настя и сама улыбнулась. — Очень давно, с детства.

Обернулась на мужчин, но они, кажется, говорили вполне спокойно.

— Детская дружба бывает довольно крепкой, правда? — продолжила Вероника, понимающе кивнув. — Иногда перерастает в первую любовь…

Настя целиком сосредоточилась на девушке перед собой. Ей не понравился изменившийся тон, какой-то насмешливый и «понимающий», отдающий сарказмом. Вероника была младше Насти, это казалось очевидным. Но сейчас нечто в ее манере держаться, напоминало скорее «умудренного взрослого», собирающегося поговорить по душам с подростком. Настя нахмурилась. Ей в корне не понравился этот тон. Да и выражение лица отталкивало. Будто Вероника ей в душу пыталась заглянуть.

— В жизни бывает всякое, — чуть резче ответила она, еще не понимая, к чему клонит невеста Александра.

От недавнего дружелюбия в ней не осталось и следа. Скорее какое-то неприятие ситуации.

— Бывает, — кивнула Вероника, похоже не заметив изменения настроения собеседницы. — А иногда бывает, что встретившись после долгих лет, людям ошибочно кажется, что эти чувства вернулись…

Настя нахмурилась еще больше, вдруг поняв, что ей совершенно не хочется слушать дальше. Она поняла, куда ведет Вероника, похоже, совершенно отвлекшись от разговора мужчин. Но ей тут нечего было обсуждать.

— Каким образом это касается меня, Вероника? — тоном, которым иногда разговаривала с особо непослушными воспитанниками, уточнила Настя.

Девушка заметила смену настроения, но не прекратила высказывать свои догадки:

— Вам, наверное, было приятно встретить Сашу. Вспомнить вашу дружбу или, возможно, нечто большее? — Вероника старалась говорить проникновенно, но теперь стало заметно, что настроена она довольно решительно. — И возможно, вам обоим показалось, что прежние чувства вернулись. Тем более что Саша стал таким успешным и знаменитым, это привлекает. Однако, вы же взрослая женщина, Настя, разумная. И должны понимать, что к прошлому возврата нет…

— Вероника, я вас совершенно не понимаю, — прервала Настя все же этот поток. — Ни касательно ваших намеков, ни в принципе, касательно цели данного разговора. Мы с Сашей действительно дружили в детстве, его мать многое сделал для меня, да и сам Саша. Но это не значит, будто бы сейчас между нами что-то есть. У меня прекрасный муж, которого я люблю. И никто иной мне не нужен. Поэтому прошу вас прекратить эти глупые домыслы.

Настя отвернулась, решив, что прятаться в машине смысла нет — Вероника не отстанет. И самым разумным показалось подойти к мужчинам. Судя по всему, невеста Саши не хотела, чтобы данный разговор происходил при свидетелях.

Однако, посмотрев себе под ноги, Настя поняла, что просто не проберется через эти ледяные сугробы до тротуара.

— Настя, я очень рада, если все именно так, — Вероника, похоже, и не думала заканчивать. Более того, видимо заметив, что Настя хочет уйти, Вероника протянула руку, ухватив ее за предплечье, словно старалась задержать.

— Но мне кажется, что Саша немного увлекся прошлым. И вас — очень прошу не поддерживать в нем эту иллюзию. Я понимаю его в чем-то, но ради нашего будущего ребенка…

— Вероника, прекратите! — Насте стало неприятно. — Я ничего в Саше не поддерживаю и не даю ему никаких надежд. Отпустите меня и давайте закончим этот разговор. Мне совершенно неприятна данная тема и ваши предположения!

Поняв, что единственный путь уйти — это обойти машину сзади, Настя попыталась пройти мимо Вероники, надеясь, что она отцепится. Но девушка, наоборот, еще крепче сжала ее руку.

— Извините, что настояла на этом обсуждении! Просто я знаю Сашу и вижу его увлеченность. Он в принципе такой, часто увлекается новым приключением…

— Вероника! — Настя прибегла к проверенной тактике осаждения учеников в классе. — Это ваши с ним проблемы и отношения. Не надо меня в них втягивать! — строго заявила она, увидев, что добилась внимания.

И развернувшись, пошла в сторону, надеясь, что Вероника не захочет волочиться следом и отпустит ее. Но девушка не сразу поняла, что Настя серьезно. Несколько секунд еще действительно цеплялась за рукав Насти. Тогда ей пришлось все же резко потянуть руку на себя, делая очередной шаг.

Вот тут все пошло не так, как Настя думала. Вероника все же отпустила ее, но это вышло уже с оттягиванием в другую сторону из-за расстояния. А Настя в этот момент попала на участок льда, вместо асфальта. Нога, потеряв опору, заскользила по льду, а изменившееся равновесие заставило Настю взмахнуть теперь свободной рукой в попытке восстановить прежнее положение тела. Однако ей не удалось ни за что ухватиться, пальцы безуспешно ловили лишь воздух, а ноги скользили по льду. И Настя с ужасом поняла, что уже оказалась на проезжей части, а навстречу ей несется автомобиль, сигналя и визжа тормозами…

ГЛАВА 19

Эти несколько суток стали для Валерия истинным адом на земле. Какой-то кромешной и беспросветной темнотой сознания, которой, к тому же, он не имел права поддаваться. Потому что в первую очередь должен был думать о Насте, о том, что для нее необходимо сделать. Ее поддержать. Да, егоза сейчас находилась без сознания, но он не мог позволить себе страх или сомнения. Не имел права терять веру. Команда всегда чувствует сомнения тренера, его неуверенность в избранной тактике или в силах игроков. А они с Настей давным давно были больше, чем командой. И если она сейчас не могла, он должен верить и быть сильным за нее, должен ей давать ощутить свою уверенность — что она придет в себя, поправится, что бы там ни было. Позволить ей ощутить, насколько она необходима ему, ребятам, даже этому Верещагину.

Вчера приезжал Богдан, поддержать и его, и Настюшу. Привез рисунки ребятни из приюта для «Анастасии Ивановны», ему Максимыч позвонил, попросил. Воспитатели предложили детям поддержать Настю и, к некоторому удивлению Валеры, участвовали в этом не только младшие, но и все парни из секции, даже те, кто чаще уже держались как «старшие», порою дерзя и нарушая дисциплину на тренировках. Настю любили они все, без исключений.

Валера расставил эти рисунки по всей палате, наклеил пластырем на окрашенных стенах, не обращая внимания на удивленный и растерянный взгляд Верещагина. Не комментировал ничего. Он для нее старался — пусть егоза эту любовь и поддержку чувствует.

Ему не нравилось то, что Александр находился здесь. Не нравилось совершенно. Хотелось, конечно, обвинить Верещагина во всем. Хотя бы для самого себя обнаружить виновного в той ужасной боли, которая раздирала внутренности минута за минутой, час за часом. Но Валерий был честен с собой. Даже несмотря на то, что каждый раз закрывая глаза — он снова и снова видел, как Настя падает на дорогу, отброшенная машиной. А рядом та пигалица, которая ее и подтолкнула по факту…

Хорошо еще, если верить врачам, что водитель успел вывернуть и Настю задело по касательной, хотя сама сила удара и падение на лед — усугубили ситуацию.

И все равно, кого ему обвинять? Верещагина с той его невестой? За то, что появился снова в их жизни, что был таким настырным и навязывался? Или себя? За то, что вопреки просьбе самой Насти, настоял на этом разговоре, оставив любимую в такой ситуации? За то, что просто не отказался сотрудничать с Верещагиным, узнав, как тот себя повел?

Много вопросов. Ответов нет.

Случайность? Так тоже сказать несложно, оправдываясь. Но все они там оказались в результате каких-то решений и действий, которые были их выбором, а не случайностью. Однако Валерий не позволял себе вязнуть в метаниях и обвинениях себя или еще кого-либо. Ему были необходимы силы для того, чтобы поддерживать Настю, быть рядом с ней и за двоих верить, что все будет хорошо. Не может случиться иначе. Не с его «солнечным лучиком» и счастьем.

Они с Верещагиным оба находились в больнице третьи сутки. Валерий отменил все тренировки и индивидуальные занятия, никуда не ездил. Его поняли без вопросов. Вот они и толклись в этой палате, даже притерлись немного, сменяя порою друг друга в дежурстве, когда один отключался или выходил хоть что-то перекусить. Или когда медсестры выставляли обоих на время каких-то манипуляций. Он не гнал его, хоть и не позволял вмешиваться, отказавшись от оплаты лечения, что Александр предлагал. Быть может, как и он сам, ощущая укоры совести. Но нужды не имелось: Валера готов был все, что имел потратить ради Насти, да и друзья не оставляли их. Всего хватало. Оставалось только ждать и надеяться.

И все же, он не прогнал Верещагина, хоть и было искушение. Отчего? Наверное, из-за того, как себя повел Александр в первые секунды и минуты после случившегося, как отреагировал. Настя была важна для него, он дорожил ею и не стеснялся, не побоялся показать своих эмоций. В этом Валерий понимал его… Во многом. В этой потребности, в тоске за ней. В тревоге и боли. Возможно, он сам нуждался в присутствии Верещагина, чтобы не забыть о том, как много имел; осознать, как ценил ее присутствие рядом с собой. И знать, что не хочет, не готов потерять, отпустить Настю. Не сейчас, не тогда, когда у них впереди еще годы и годы.

Нет, Валерий не испытывал злорадства или тщеславия из-за того, что Настя любила его, а не Александра. Он просто был благодарен Богу и судьбе за все. И молился о том, чтобы это не оканчивалось. Валерий не считал себя особо религиозным. У них за это Настя отвечала. Однако, похоже, в жизни любого человека наступает момент, когда больше надеяться и взывать не к кому. И Валера молился. Молча, не зная слов или правил, держа безвольную и едва теплую руку Насти между своих ладоней, касаясь ее губами. В этом черпая силу. Приглашал сюда священника из маленькой больничной часовни, чтобы и святой отец помолился за Настю. Использовал любой метод.

И все же, он тоже был просто человеком. И также срывался. Так случилось, когда он узнал о том, что приходила мать Верещагина. Наверное, много всего накопилось, взбухало в нем, в конце концов взорвавшись. Сказалось и изменение состояния Насти: когда чувствовалось, что что-то сдвинулось с точки, но в какую сторону и как — непонятно. Нервы на пределе, тревога и страх за любимую — все сыграло роль. И когда Верещагин, очевидно, так же не справившись с нервами, заговорил о том, чтобы перевести Настю в другую больницу или, даже, город, молча взял его за локоть и вывел из палаты, оставив дверь немного приоткрытой.

— Ее сейчас трогать нельзя, ты сам врачей слышал. И она не твоя жена, чтобы решать, что и как для Насти лучше, — ровно и холодно напомнил Валерий, хоть внутри все и бурлило.

Но и Верещагин, наверное, находился на пределе.

— Я ее люблю! И хочу сделать только лучше. И тебе она тоже не жена, как я понял… Она могла быть со мной все эти годы…

— А кто, если не жена? — Валерий скривил губы. Улыбнуться не получалось, хоть этот укол в его сторону и вызвал что-то похожее на какое-то безнадежное веселье. — Это у нас с ней — годы вместе, общая радость и печаль, заботы и надежды. Она моя жена, это любой суд признает. А ты ей кто, Саша? Говоришь, что любишь, но не поздно ли ты спохватился, парень? Где ты был все эти годы, о которых сокрушаешься? Сколько раз о ней вспоминал?

Валерий не издевался и не унижал, он говорил спокойно и тихо, то и дело поглядывая в палату, все еще считая, что его силы куда больше необходимы Насте. Но этот разговор, так и недосказанный возле той дороги, похоже, требовал того, чтобы быть озвученным.

— А что ты знаешь о нас? — с какой-то злой дерзостью ответил Верещагин. — Что ты знаешь о том, что заставило меня уехать тогда?!

— Я все знаю, Александр. Все. То, что и ты должен был хотеть узнать, но посчитал себя выше этого. Мы с Настей всегда разговариваем, слушаем и слышим друг друга. У нас нет секретов, — Валерий вновь заглянул в палату. — Именно потому я не желаю видеть здесь твою мать. Потому что я уводил рыдающую Настю с катка и уговаривал поговорить с тобой. Потому что я удерживал ее от того, чтобы блуждать ночью по улицам и чердакам после общения с твоей матерью. И потому, что я приходил к тебе, чтобы рассказать о том, что произошло. Мать не говорила тебе об этом визите, да, Александр?

Он грустно посмотрел на своего визави, видя удивление и растерянность Верещагина.

— Я не знал… Я действительно не знал всего. Очень многого, — он растер лицо руками. — Я вспоминал о ней все эти годы…