Для этой миссии губернатор Ванситарт и вызвал Фостера из Пурондорпура. Фостеру предписывалось сопровождать лодку с оружием, затем встретиться с Амиатом и, наконец, отправиться в Патну. Вот почему сразу по прибытии в Калькутту Фостеру пришлось ехать на запад. О том, что ему предстояло, он узнал еще в Пурондорпуре и поэтому заранее отправил Шойболини в Мунгер.

Фостер догнал свою пленницу на середине пути. В Мунгер они прибыли уже вместе. Здесь Фостер нанес визит Амиату и собрался уже плыть дальше, но как раз в этот момент Гурган Хан захватил его лодку. Оказывается, между Амиатом и навабом произошла ссора. Фостер и Амиат решили: если наваб отпустит лодку — хорошо, если нет — завтра же с рассветом Фостер, бросив судно с оружием, один отправится в Патну.

Две лодки Фостера стояли на причале у мунгерской пристани. Грузовое судно с оружием охраняли несколько солдат наваба. На другой лодке, где находились только пассажиры, оружия не было. Она стояла метрах в двадцати от первой и почти не охранялась. За ней присматривал только один телинганец[93] сипай[94], находившийся на палубе.

Наступила ночь. На землю опустилась кромешная тьма, хотя небо было безоблачным. Сипай, чтобы не уснуть, ходил взад-вперед, а иногда садился и начинал дремать. Вдоль берега рос густой кустарник. Спрятавшись в его тени, какой-то человек незаметно наблюдал за сипаем. Это был Протап.

Когда Протап понял, что сипай задремал, он покинул свое убежище и тихо вошел в воду.

Услышав всплеск воды, сипай крикнул:

— Кто идет?

Протап не ответил, и сипай задремал опять. Однако Фостер, который находился в той же лодке, не спал. Услышав возглас сипая, он внимательно осмотрелся по сторонам и заметил какого-то человека, вошедшего в воду. Фостер подумал, что тот, наверное, хочет искупаться.

Вдруг из кустарника раздался выстрел. Сраженный наповал, сипай упал за борт. Протап по самый подбородок погрузился в воду и быстро приблизился к тому месту, куда падала тень от судна.

Как только раздался выстрел, на лодке, груженной оружием, поднялась тревога. Послышались возгласы солдат:

— Что случилось?!

В пассажирской лодке тоже все всполошились. Фостер с ружьем в руках выскочил на палубу и стал вглядываться в темноту.

Он заметил, что сипай исчез, и при свете звезд разглядел в воде его труп. Сначала Фостер решил, что сипая убили солдаты наваба, но в тот же миг заметил на берегу возле кустарника дымок. Высоко в небе сияли звезды. У берега, выстроившись в ряд, стояли многочисленные лодки, безжизненные и неподвижные, в темноте они походили на спящих чудовищ. С шумом стремительно катила свои воды Ганга, на ее волнах покачивался труп сипая. Все это Фостер увидел и оценил в одно мгновение. Он быстро вскинул ружье и стал целиться туда, где повисло маленькое облачко дыма. Фостер понимал, что там прячется враг, который, оставаясь сам невидимым, может сейчас убить его, как только что убил сипая. Но Фостер приехал в Индию после битвы при Плесси[95], он не мог даже допустить мысли, что туземец осмелится поднять руку на англичанина. Кроме того, он считал, что лучше быть убитым, чем бояться индийца. Размышляя так, он стоял с ружьем наготове. В этот момент из кустарника снова раздался выстрел. Пуля попала Фостеру в голову, и он так же, как сипай, свалился в реку. Его ружье с шумом стукнулось о палубу.

Протап выхватил из-за пояса нож и перерезал веревку, которой привязали лодку. В этом месте река была неглубокая, течение медленное, поэтому якорь не бросили. Да и якорь не стал бы большой помехой для сильного и ловкого Протапа. Одним прыжком он вскочил в лодку.

Все произошло очень быстро: за сотую часть того времени, которое потребовалось, чтобы рассказать об этом. Смерть сипая, появление Фостера на палубе и его падение в воду, захват Протапом судна — все произошло быстрее, чем подоспели люди с груженой лодки. Когда же они наконец преодолели расстояние, отделявшее их от судна, на котором находился Фостер, оказалось, что Протап уже вывел его на глубокое место. Какой-то смельчак все-таки добрался до него вплавь, но Протап так ударил его багром по голове, что преследователю пришлось повернуть вспять. Больше никто не пытался догонять лодку. Протап оттолкнулся багром от дна, и судно, подхваченное течением, быстро поплыло на восток.

Протап стоял посреди лодки. Внезапно оглянувшись назад, он увидел, что какой-то сипай целится ему в спину. Протап молниеносно ударил его багром по руке и поднял выпавшее у того ружье.

— Слушайте все! — воскликнул он, обращаясь к находившимся в лодке. — Меня зовут Протап Рай. Даже наваб боится меня! При помощи этих двух ружей и багра я один могу перебить вас всех. Но если вы будете мне подчиняться, я никому не причиню вреда. Пусть гребцы возьмутся за весла, я сяду за руль. Остальные должны оставаться на своих местах. Шевельнетесь — смерть! Подчинитесь мне — будете в полной безопасности!

С этими словами Протап ударами багра заставил гребцов подняться. Онемевшие от страха, они взялись за весла. Протап сел за руль. Все молчали. Лодка быстро двигалась по течению. Ей вдогонку прогремело еще несколько выстрелов, однако стрельба быстро прекратилась, потому что при тусклом мерцании звезд целиться не представлялось возможным.

Несколько солдат на маленьких суденышках попытались догнать лодку Протапа. Протап спокойно следил за тем, как сокращается расстояние между ним и его преследователями, и, когда последние подошли совсем близко, выстрелил из обоих ружей. Двое были ранены, остальные в панике повернули назад.

Прятавшийся в кустарнике Рамчорон теперь знал, что Протап в безопасности, и, избежав столкновения с солдатами, осторожно скрылся.

Удар грома

В лодке имелось две каюты: одну занимал Фостер, другую — Шойболини. Даже сейчас Шойболини оделась не так, как подобало бы жене англичанина. На ней было сари с черной каймой, руки и ноги украшали браслеты. С ней находилась служанка по имени Парботи.

Шойболини приснился сон. Пруд Бхима окутан тьмой. Это падает тень от деревьев, низко склонивших свои ветви, словно пытавшихся заключить его в свои объятия. Сама Шойболини превратилась в лотос и плывет по воде. У самого берега качается на волнах золотой лебедь, а по берегу разгуливает белый кабан. Шойболини хотела поймать лебедя, но прекрасная птица уплыла прочь. А кабан направился к самой воде, чтобы сорвать Шойболинилотос. Она не успела рассмотреть лебедя, кабан же показался ей похожим на Фостера. Шойболини хотелось поплыть вслед за лебедем, но ее ноги, превратившись в стебель лотоса, прочно приросли ко дну. Она не может сдвинуться с места. А кабан говорит ей: «Приблизься ко мне, тогда я поймаю для тебя лебедя».

Первый выстрел разбудил ее. Потом Шойболини услышала всплеск воды. Еще не очнувшись ото сна, она никак не могла понять, что происходит. Шойболини все еще находилась во власти видения, когда прогремел второй выстрел и на лодке поднялась суматоха. Теперь она окончательно проснулась, выглянула из каюты, но ничего не разобрала. Шойболини поспешно зажгла огонь. Проснулась и Парботи.

— Ты не знаешь, что случилось? — обратилась к ней Шойболини.

— Нет. Но я слышу, наверху разговаривают люди... Кажется, на нас напали грабители... — Она прислушалась. — Сахиба убили! Вот оно, наказание за наши грехи!

— Почему за наши? — возразила Шойболини. — Убили-то сахиба, значит, это наказание за его грехи!

— Но ведь на лодку напали грабители, это и наша беда!

— Какая же это беда? Были у одного разбойника, теперь будем у других. Освободиться из рук белого грабителя и попасть в руки черного — разве это беда? — засмеялась Шойболини. Встряхнув рассыпавшимися по спине волосами, она села на постели.

— Как ты можешь смеяться в такую минуту?! — сердито проговорила Парботи.

— Если тебе это не нравится, пойди и утопись. В Ганге много воды. Пришло мое время: теперь я буду смеяться. Пойди-ка позови ко мне кого-нибудь из грабителей, я хочу поговорить с ними.

Разгневанная Парботи ответила:

— Незачем их звать, сами придут!

Прошел час, другой, но никто не приходил. Шойболини горестно воскликнула:

— Какие мы несчастные! Даже грабители не хотят говорить с нами!

Парботи заплакала.

Так прошло довольно много времени. Наконец лодка остановилась у песчаной отмели. К ней подошли несколько латхиалов[96], а за ними появились носильщики с паланкином. Впереди шел Рамчорон. Он поднялся в лодку и, выслушав распоряжения Протапа, вошел в каюту. Он взглянул на Парботи, потом перевел взгляд на Шойболини и обратился к ней:

— Пусть госпожа выйдет на берег.

— Кто ты? Куда я должна идти?

— Я ваш слуга. Не беспокойтесь ни о чем. Вы пойдете со мной. Сахиб умер.

Шойболини молча поднялась и последовала за Рамчороном. Парботи хотела пойти за госпожой, но Рамчорон остановил ее и велел оставаться в лодке. Шойболини села в паланкин, и Рамчорон повел носильщиков к дому Протапа.

Там все еще жили Долони и Кульсам. Чтобы не разбудить их, Рамчорон проводил Шойболини в комнату, расположенную наверху, зажег светильник и предложил женщине отдохнуть. Потом, совершив пронам, покинул комнату и запер за собой дверь.

— Чей это дом? — спросила Шойболини, но Рамчорон уже не слышал ее.

Он сам решил привести Шойболини в дом Протапа. Хозяин ему этого не приказывал. Наоборот, Протап ясно сказал: «Пусть паланкин отнесут в дом Джоготшетха». Однако по дороге Рамчорон подумал: «Вряд ли будут открыты ночью ворота в доме Джоготшетха. Да и впустят ли нас привратники? Что я скажу, если меня станут расспрашивать? А скажу правду, меня схватят как убийцу англичанина. Нет, это не годится. Сейчас лучше идти к себе домой». Так Шойболини оказалась в доме Протапа.

Когда носильщики подняли паланкин и тронулись в путь, Протап сошел на берег. Во время плавания гребцы молчали, потому что в руках у него было ружье, сейчас, увидев латхиалов, тоже никто не посмел вымолвить слова. Ступив на берег, Протап направился к своему дому.

Рамчорон открыл ему дверь и сказал, что ослушался своего хозяина.

— Иди позови ее и сейчас же проводи в дом Джоготшетха! — приказал Протап.

Рамчорон поднялся к Шойболини и, к своему удивлению, застал ее спящей. Можно ли спать в такую минуту? Не знаю. Я пишу лишь о том, что было. Рамчорон не стал будить Шойболини. Он вернулся к Протапу и, сообщив, что она спит, спросил:

— Разбудить ее?

Протап удивился и подумал: «Пандит Чанакья[97] забыл написать, что для женщины самое главное — сон». Рамчорону же он сказал:

— Не надо. Ты тоже отправляйся спать. Мы много потрудились. Я, пожалуй, тоже отдохну.

Рамчорон ушел. Вокруг стояла мертвая тишина. В кромешной тьме Протап бесшумно поднялся наверх и, подойдя к двери своей спальни, открыл ее. На своей постели он увидел спящую Шойболини. Рамчорон забыл его предупредить, что поместил ее в этой комнате.

При свете лампы Протап видел лицо Шойболини, и ему казалось, будто на белоснежной постели кто-то рассыпал только что сорванные едва распустившиеся цветы, будто в сезон дождей по серебристой поверхности спокойной Ганга плывут белые лотосы. Чарующая тихая красота! Протап не мог оторвать взгляда от лица Шойболини. Но не потому, что его изумила ее красота или в нем пробудилась страсть. Он смотрел на нее, ни о чем не думая, словно зачарованный. Перед глазами встало далекое прошлое: как-то вдруг само собой всколыхнулось море воспоминаний и покатились волны, обгоняя друг друга.

Шойболини не спала. Закрыв глаза, она размышляла о случившемся и не слышала, как вошел Протап. Он хотел поставить к стене ружье, которое держал в руках, но сделал это неловко, и оно упало на пол. Шойболини открыла глаза, приподнялась и увидела Протапа.

— Что это? Кто ты? — вскрикнула она и лишилась чувств.

Протап принес воды, брызнул в лицо Шойболини, и, словно роса на лепестках лотоса, заблестела она, смочив прекрасные волосы молодой женщины, которые стали теперь похожими на водоросли, обвивающие лотос.

Вскоре Шойболини пришла в себя и уже спокойно спросила:

— Кто ты? Протап? Или ты какое-нибудь божество, которое хочет обмануть меня?

— Я Протап.

— Еще в лодке мне показалось, будто я слышала твой голос, но я не поверила своим ушам. — И Шойболини глубоко вздохнула.

Видя, что она совсем успокоилась, Протап собрался уходить, но Шойболини остановила его:

— Подожди!

Протап нехотя остановился.

— Зачем ты сюда пришел? — спросила Шойболини.

— Это мой дом.

Хотя Шойболини внешне выглядела спокойной, на самом деле она от волнения едва переводила дыхание. Немного помолчав, она собралась с силами и снова спросила: