– Остальное мало интересно, посмотрим… Мои драгоценности тебе, Мари, потому что ты моя единственная внучка… ну и два-три неважных пункта. Тогда, если все в порядке, я подписываю.

Она оперлась на круглый столик, чтобы подписать бумаги, потом протянула ручку Хелен.

– Ваша очередь, милая, потом будет мой славный Эмиль…

Садовник приблизился, немного ошеломленный, и сделал то, о чем его просили. Клара отдала оба экземпляра завещания нотариусу, который воспользовался этим, чтобы откланяться, и обратилась к своему внуку:

– Винсен, мне хотелось бы поговорить с тобой минутку!

Мари пропустила остальных вперед, чтобы воспользоваться моментом и хлопнуть дверью при выходе.

– Ну вот, – вздохнула Клара, – она в ярости…

– Бабушка! Но ты представляешь? Ты нас вызываешь, ты нас ставишь перед свершившимся фактом, ты них кем ничего не обсуждала…

– А должна была? Речь идет о моем имуществе!

– Я не то хотел сказать.

– Я уже очень старая женщина, мой мальчик, у меня есть право на капризы.

Взрыв смеха Винсена ее успокоил: он совсем не думал о ее здоровье.

– Ты думаешь, что я нерушима, так? – тихо сказала она. – Так вот, отнюдь…

Гибель Филиппа на нее во многом повлияла, уверенность, что с кончиной Шарля плохой рок покинул семью, пошатнулась. Конечно, она по-прежнему заботилась о своей внешности, слегка подкрашивалась, ходила каждую неделю в парикмахерскую, тем не менее, возраст постепенно давал о себе знать. Хуже того, некое утомление сопровождало отныне ее жесты и улыбку.

– Ты знаешь, Винсен, семья это самое важное. Ты поймешь постепенно, ничто не может сравниться с кровными связями. Нам повезло, нас много, мы скопили состояние, но у каждой медали есть обратная сторона. Вы блестящи, как одни, так и другие, но, тем не менее, вы не способны быть счастливыми! Я знаю, кстати, что не должна жаловаться, потому, что ваши несчастья, я ими в какой-то степени… воспользовалась.

Сосредоточившись, он подошел к ней, сел на толстый пуф, покрытый сине-серым шелком.

– Я не понимаю, что ты хочешь мне сказать, Клара.

– Мне нравится, когда ты зовешь меня по имени, это меня молодит.

Ее правнуки переняли эту привычку, получая удовольствие от ее улыбки.

– Воспользовалась, в каком смысле? – настаивал он.

– Ну, например, твой отец. Именно потому, что он стал вдовцом, он стал жить со мной. А ведь этот особняк сделан для того, чтобы быть наполненным детьми, и получается, что я в какой-то степени была удовлетворена. Потом была Мари. О, я бы предпочла, чтобы она не была матерью-одиночкой, поверь мне, но в конечном итоге именно по этой причине она вырастила Сирила и Лею под моей крышей. И я надеюсь, что ты не замедлишь сделать то же со своими детьми… Я ошибаюсь?

Она увидела, как он опустил голову, и ее сердце сжалось. Он был несчастлив, она догадывалась, но еще могла помочь ему бороться.

– Если это тот самый случай, ты знаешь, что здесь нет никакой проблемы, да? Обязательно нужно, чтобы этот корабль служил чему-нибудь, твои трое детей желанные гости под моей крышей.

– Я мог бы снять квартиру, – ответил он неубедительно, – и воспользоваться услугами Хелен…

– Господи, Боже мой! Не думай об этом! Во-первых, ты меня оскорбляешь, а потом я не хочу, чтобы ты попал в ловушку! Эта маленькая ирландка на самом деле очень хороша. Она всегда была безупречна с детьми, но она слишком молода, слишком красива, слишком блаженна с тобой, чтобы жить с ней!

– Хелен?

Для него это было неожиданно, и она рассмеялась.

– Ты ничего не видел? Тогда ты один! Она съедает тебя глазами, она пьет твои слова. Она, должно быть, засыпая, думает о тебе, будет очень опасно оставлять вас вдвоем.

– Опасно? Послушай, бабушка, мы не в начале века, спустись на землю, я…

– Это вопрос не приличия, а простого здравого смысла! Ты хочешь, чтобы я сказала тебе почему? Ладно, если есть вещь, которую ты не должен делать, так это снова влюбиться в одну из наших служанок! Если ты не понял урока, значит, ты глуп. В следующий раз, когда будешь влюбляться, выбери кого-нибудь себе под стать, Винсен, не копайся в персонале!

Шокированный последним словом, он встал, и она должна была поднять голову, чтобы выдержать его взгляд.

– Урок, – сказал он сквозь зубы, – его даешь мне ты, которая не путается в кружевах.

С любопытством она в упор смотрела на него какое-то время. Клара не знала этого выражения, которое он ей вдруг противопоставил, и его сходство с Шарлем проявилось еще больше. Она представила, что так он должен выглядеть в суде, и это было неоспоримо.

– У тебя странный вид. Я тебя задела? Не петушись, для меня ты все еще мальчик, ты отлично это знаешь.

– Клара… – вздохнул он.

Он уже упрекал себя в том, что так отреагировал на ее слова. Ему нечем было гордиться перед ней. Кроме собственных детей, Клара была для него единственным человеком, которого он любил, которым восхищался и которого уважал больше всех на свете.

– Тебе надо было подарить фуражку адмирала, – сказал он улыбаясь. – Продолжай командовать нашим кораблем и веди нас в надежный порт.

Внезапно он наклонился к ней, взял ее лицо в руки.

– Не исчезай никогда, бабушка.

– Ты этого не хочешь, значит?

– Конечно, нет.

– И я могу еще кое-что добавить?

– Давай…

– Позаботься о Магали. Даже если с вашей парой все кончено, ты ответственен за нее.

Так она догадалась о том, что он готовился сделать, даже подбадривала его поторопиться. Но она всегда первой показывала пример, как принять правильное решение в нужное время.


– Ты не просто желанная гостья, ты спасешь им жизнь! – сказал Даниэль посмеиваясь.

Он запер двери своего кабриолета и подошел к Софии на тротуаре.

– Без нас их было бы тринадцать за столом, беда для новогоднего вечера!

– Они суеверны в твоей семье? – спросила молодая женщина. Она говорила с приятным итальянским акцентом.

– Нет, не совсем. Я просто хотел, чтобы ты чувствовала себя удобно… или придала мне смелости! На самом деле я им никогда никого не представлял…

Непринужденным жестом он указал на фасад особняка, все окна которого светились.

– Как волшебно, – восхитилась она. – Ты вырос здесь?

– Да. С моим братом, с моими кузенами… Настоящее племя, ты увидишь!

Миновав тяжелые черные ворота, он открыл маленькую боковую калитку и отошел, чтобы дать ей пройти в большой мощеный двор. Он радовался, что представит ее членам клана Морванов, особенно Винсену, которому полностью доверял. Брат никогда его не обманывал, если ему не понравится София, он об этом скажет.

Сначала через холл он провел ее в гардеробную, маленькую комнатку, оборудованную Кларой между двумя войнами. Стены ее были обтянуты светло-серым кретоном. Здесь царствовали два трельяжа времен Людовика XV, несколько обитых пуфов и большие венецианские зеркала. Освободив ее от мехового манто, он оглядел Софию с ног до головы.

– Ты великолепна…

Он встречал разных женщин, с легкостью пользуясь у них успехом, но София не принадлежала к этой эфемерной категории. Они познакомились в Риме, когда он работал во французском посольстве, и с тех пор не расставались. В первый раз в своей жизни, в тридцать три года, он наконец-то почувствовал, что влюблен.

Их появление в главной гостиной, которая служила только для приемов, было сначала отмечено молчанием, а потом веселым улюлюканьем. Даниэль взял Софию за руку и подвел ее сначала к Кларе.

– Моя бабушка, о которой я столько тебе рассказывал…

– Я счастлива с вами познакомиться, мадам Морван.

Она не назвала ее Морван-Мейер, как Даниэля, в доказательство, что хорошо запомнила все, что он рассказал ей о своей семье, и Клара улыбнулась.

– Мой брат Винсен, продолжил Даниэль, моя тетя Мадлен. А вот Хелен… Это мои кузены – Мари, Готье и Шанталь… Не хватает только Алена, но он остался на юге…

– Как обычно! – пробормотала Мадлен гневно. Даниэль проигнорировал ее замечание и закончил:

– На юге с женой Винсена, которая больна. Дети представятся сами, когда принесут нам печенье, я полагаю!

Он действовал с привычной легкостью, так как занимаемый им высокий пост приучил его к дипломатии и светским раутам. Он посадил Софию на диван, прежде чем отправиться к сервировочным столикам. Там охлаждалось шампанское. И его брат почти сразу же к нему присоединился.

– Ты влюблен на этот раз? – прошептал Винсен, протягивая ему два бокала.

– Это видно?

– Да!

– Тем лучше. Как она тебе?

– Я скажу тебе это к концу вечера.

– Хорошо, господин судья! – пошутил Даниэль. Уголком глаза, он увидел, что София знакомилась с его племянниками, которые собрались вокруг нее.

– Готье кажется лучше, нет?

Он не видел своего кузена уже несколько месяцев, но часто думал о нем, о горе, которое должно было его терзать и которое глубоко отразилось на всей семье.

– Он выдержал испытание. И Шанталь тоже. Переводя внимание на брата, Даниэль пристально и настойчиво посмотрел на него.

– А ты? Ты знаешь, что с возрастом ты все больше становишься похож на папу? Все должны тебе это говорить, полагаю…

Винсен шутя стукнул его по плечу, как раз настолько, чтобы немного шампанского вылилось из бокалов, и прошептал:

– Дай ей немного выпить, прежде чем все разольешь!

– Что вы тут замышляете? – спросила Мари, возникнув между ними.

– Да ничего. Я сказал Даниэлю, что у него пятно на куртке…

Винсен засмеялся, а Даниэль вдруг почувствовал себя в далеком прошлом, когда он был самым младшим из пяти, и все дразнили его, но при этом и заботились о нем. Пока он шел через гостиную, Мари проследила за ним глазами.

– Могу поспорить, что он клюнул на эту итальянку! Свадьба в семье поставит Клару на ноги.

– Она не больна, – возразил Винсен.

– Нет. Но она устала…

Вместе они повернули головы туда, где сидела их бабушка. Хелен была подле нее, чтобы предупредить малейшее ее желание, такая же преданная, как обычно, очаровательная в своем длинном платье изумрудного атласа.

– Если ты посмотришь на нее еще три секунды, она начнет краснеть, – пошутила Мари низким голосом.

Винсен закатил глаза, раздраженный тем, что вся семья заметила то, что он был не в состоянии увидеть сам.

– Тебе случайно не надоедает нравиться женщинам? – с иронией спросила Мари.

– Ей – да. Она нужна мне для детей, я не хочу недоразумений.

Тем не менее, он стал чувствовать себя неудобно, когда оставался с ней в комнате один на один, и смотрел теперь на нее не просто как на молодую девушку, которую уже давно знает. Он равнодушно находил ее красивой, признавал, что даже испытывал смутное желание, которое до этого момента не осознавал, но ему это казалось скорее обременительным, нежели приятным.

– Это всего лишь девчонка, мне будет жаль, если нам придется расстаться, – вздохнул он.

– Она не делает ничего плохого, – ответила Мари. – Только в силу того, что она считает тебя несчастным, сочувствует тебе, возникла ее любовь.

– Сочувствует? Ох, это очень интересно! Меня, правда, надо оплакивать?

Его гневный тон удивил Мари, которая нахмурила брови.

– Почему ты злишься? Мы все волнуемся за тебя…

Он собирался возразить, как вдруг заметил Виржиля и Сирила, которые молча боролись за поднос с сырными пирожными.

– Наши сыновья все еще дерутся, – заметил он. Она обернулась, оценила ситуацию и быстро подошла к ним.

– У вас проблемы, мальчики?

Практически одинаково высокие, одетые в одинаковые костюмы темно-синего цвета, они имели вид двух образцовых подростков, но не были таковыми. Сирил опустил голову, не ответив, зная с какой скоростью способна разозлиться его мать.

– Я не хочу никаких происшествий сегодня вечером, понятно? Первый, кто будет замечен, получит пару шлепков. Тому же, кто послушает меня…

Виржиль хотел ответить, но поймал взгляд отца, который все еще стоял у сервировочного столика и наблюдал за сценой издалека. В очередной раз он пожалел, что находится не в Валлонге. Там он мог делать, что угодно. Он легко одурачивал Хелен, не говоря уже о матери, чьи капризы вызывали смех и которая полдня спала. К тому же ему не приходилось там терпеть Сирила, а здесь надо было подчиняться уйме людей, и в первую очередь отцу, менять рубашку перед тем, как выйти к столу, выдерживать бесконечные походы в музеи или осмотры памятников.

– Имеют ли мои правнуки право на бокал шампанского сегодня вечером? – спросила Клара у окружающих.

– Может быть не Поль? – испугалась Мадлен, – ему только восемь лет!

Готье взглянул на нее, расстроившись, что она ответила вместо него, в то время как Шанталь произнесла хорошо поставленным голосом:

– Ну да, совсем капельку, чтобы отпраздновать Новый год.

Она и раньше никогда не ценила свою свекровь, а после смерти Филиппа она возненавидела ее. Хотя и не считала ее виноватой, она злилась на нее из-за того, что та предпочла вязать, а не следить за маленькими детьми в день, когда произошел несчастный случай. Они с Готье избегали этих разговоров, но оба были одного мнения по этому поводу и принимали Мадлен неохотно.