– Замолчите, Каталина! Слышите? Кричат там, рядом с хижинами. И идут туда с факелами, крики кажутся угрозами. Пойдемте отсюда, идем! Дойдем до церкви. Спрячемся у алтаря.

– Спрятаться? Вы думаете, они против нас?

– Их крики требуют мести. Что-то их возмутило, взбунтовало. Похоже, они преследуют кого-то на коне. Но идем, идем!

Они спустились по лестнице, быстро прошли не через центр сада; преследуемый всадник приблизился к дому, остановив их, оцепеневших от удивления. Рядом с ними упал конь, а всадник спрыгнул, чудом не раздавленный. Это управляющий Баутиста, в порванной одежде, с покрасневшим лицом. Все его высокомерие теперь растворилось в необъятном страхе. Он поднялся к скорбной старухе и престарелому священнику, и протянул руки:

– Защитите меня, помогите! Меня убьют, Отец Вивье, убьют!

– Что происходит? Что случилось? – спросил священник.

– Меня ударили камнем и преследуют, как шакалы! Они нашли мертвой Кýму на дороге. Они хотят отомстить, убить меня и всех, поджечь дом. Это демоны… они убьют меня! Они уже зашли! Помогите! Поговорите с ними, Отец!

– Баутиста, Баутиста! Смерть… Смерть! – слышался отдаленный голос. – Правосудие против Баутисты! Хозяйку! Хозяйку!

– Они ищут сеньору Д`Отремон. Они не знают, что ее нет. Они требуют правосудия. Правосудия для вас, Баутиста, – проговорил старый священник.

– Они хотят повесить меня, забить камнями! – в панике хныкал Баутиста. – Посмотрите на мою кровь, Отец Вивье, посмотрите! Они посмели действовать против меня, мерзавцы. Они убили двух охранников, которые пытались защитить меня. Остальные перешли к мерзавцам.

– Иисус! Они идут с этой стороны! – заметила Каталина.

– Меня убьют! Спасите меня! – умолял перепуганный Баутиста.

– К несчастью, думаю, я не властен это сделать, – указал Отец Вивье. И между криками, доносившимися уже ближе, торопил: – Быстро, в церковь! Идемте!

Один камень, брошенный наугад, попал в колено Баутисты, и тот упал. Священник, взглядом измерив опасность, побежал к ближайшей церкви, ведя испуганную Каталину.

– Смерть Баутисте! Смерть хозяйке! – взывал оглушительный охрипший голос. – Там идет хозяйка! И ей! Смерть!

Отцу Вивье удалось закрыть трясущимися руками засов маленькой двери храма. Некоторые старые служанки дома Д`Отремон укрылись там, тоже испугавшиеся возможной расправы спятившей и ослепшей толпы. В страшном испуге они укрепляли дверь, волокли скамейки, пока священник напрасно пытался освободиться от рук Каталины, вцепившиеся в него, вне себя от страха, умолявшей:

– Не отпускайте меня, Отец! Меня приняли за Софию! Они убьют меня!

– Я вручил им Баутисту! Они без промедления убьют его! Уже добрались до него!

– Они здесь, Отец! Пусть не открывают! – советовала Каталина, напуганная кровожадными криками мятежной толпы. – Нас всех убьют, всех!

Высокое запечатанное стеклянное окно упало, разбитое метким ударом. Оставив на скамейке обморочное тело Каталины, Отец Вивье подошел к главной двери, с усилием отодвинул задвижку створки, и медленно приоткрыл.

Удаляясь, толпа шла к дому и приступом ворвалась туда. Как демоны, они топтали цветущие сады, размахивали подожженными светильниками, разрушали на каждом шагу любое препятствие, волоча в качестве награды растерзанное, безжизненное тело белокожего человека.

Оцепеневший от волнения, священник успел поднять дрожащую правую руку, его глаза расширились от представленного ужасного спектакля, и лишь молитва пришла ему на помощь:

– Боже, сжалься над этой душой.


– Вы дали разрешение, сеньор губернатор?

– Конечно, Ренато. Проходите, проходите и присаживайтесь. Не могу отказать вам, поскольку речь пойдет о случившемся.

– Полагаю, час совершенно несвоевременный; но в память о старой дружбе, которая связывала вас с моим отцом…

– Я же просил вас присесть. Сейчас принесут кофе для нас.

Сдерживая недовольство, скрывая плохое настроение под совершенной вежливостью, чувствуя себя обязанным, губернатор Мартиники сделал знак секретарю, чтобы тот оставил их. Расположившись напротив Ренато, по-светски рассматривая его с ног до головы, он хмурил брови, рот сложился в недовольном выражении. Ведь обросшая борода, заляпанные грязью сапоги и костюм, делали вид Ренато Д`Отремон откровенно плачевным. Когда дверь закрылась, губернатор проговорил:

– Простите, если сначала прерву вас. И я, позволив вам пройти, помню о моей старинной дружбе с вашим отцом, но считаю, что предпочтительней не упоминать об этом перед третьими лицами, потому что я поговорю с вами, Ренато как друг, а не как губернатор.

– Вы со мной?

– Вы лишь хотите, чтобы вас выслушали, знаю. Я даже могу сказать, почему вы пришли, не вернувшись домой, придя сюда, к сожалению, посреди ночи. Сеньора… скажем де Мольнар, потому что трудно назвать другим именем законную жену Хуана Дьявола…

– Сеньор губернатор… – прервал Ренато со скрытым упреком в голосе.

– Позвольте закончить, прошу вас. Знаю, вы отказываетесь принимать условия, которые из уважения я предоставил вам. Знаю о печальном происшествии, которое последовало за этой неприятностью, о том, что все на пределе, и с моей стороны не будет никакой любезности. У меня раненый офицер, несколько солдат с более или менее тяжелыми травмами. Я знаю, что среди этого сброда есть мертвые и ранен сам Хуан Дьявол. К сожалению, мятежники захватили кое-какое оружие, и даже хуже, захватили одну бочку с порохом, предназначенную для взрыва камней, чтобы сделать ров и изолировать их. Если вы пытаетесь выступить в их защиту…

– Напротив. Я пришел спросить, почему солдаты не торопятся взять Утес Дьявола.

– Ах, черт! Думаете, это можно сделать так скоро?

– Несомненно, и именно об этом речь. Я пришел просить вас о разрешении осуществить это мне. Почему не отдали приказ атаковать? Почему не берут их между двух огней, атаковав с моря, с береговой охраной порта?

– Вы хотите, чтобы все народы назвали нас дикарями? Чтобы газеты всех европейских столиц пестрели осуждающими новостями о массовой резне, убийствах, совершенных губернатором Мартиники, рыбаков, которые требуют своих прав? Вы хотите сделать их героями и мучениками? До какой степени вы обезумели в своей злобе и ревности?

– Что вы говорите? – негодовал Ренато. – Я запрещаю вам…

– Успокойтесь, Ренато. Для меня вы мальчик. Мы одни и вы обоснованно ссылаетесь на мою дружбу, которая была не только с доном Франсиско, но и с доньей Софией, вашей бедной матерью, которую изводите.

– Хватит, хватит! Теперь я понимаю ваше поведение, моя мать опередила меня своим посещением.

– Это правда, Ренато; но сплетни начались гораздо раньше.

– Сплетни? Сплетни тоже поднимаются по лестницам этого Дворца? Не думал, что вы…

– Пожалуйста, помолчите! Не позволяйте себе так злиться, – спокойно прервал губернатор. – Я должен оскорбиться, но не стану. Понимаю ваше состояние и ограничусь советом, отступитесь от этого дела. Они сдадутся и дорого заплатят за мятеж в тюрьмах Крепости Сан-Онорато.

– С двумя источниками питьевой воды и морем, которое обеспечивает продукты питания, могут пройти недели, месяца, даже год, пока они сдадутся!

Порывисто Ренато встал. С откровенной невежливостью он повернулся к представителю власти и подошел к окну, через стекла которого он смотрел, не видя, на город, который просыпался с первыми лучами рассвета. Голос губернатора достиг его, заставив вздрогнуть:

– Ваша жена мертва чуть больше недели.

– Но я не имею ничего общего с ее смертью, ничего, ничего! Не верите? – опять разъярился Ренато.

– Хочу верить, но вы ничего не предпринимаете, чтобы прекратить злословие. А версии несчастного случая, которые дошли до меня.

– Они лгут, лгут! Я ничего не сделал ей. Наоборот…

– Вы преследовали…

– Только надежда остановить понесшую лошадь. Я не хотел ее смерти, хотел, чтобы она была жива. Я верил, что она родит мне сына. Как я мог хотеть убить ее? Она хотела играть со мной, управлять, как куклой, в балагане, который сама выдумала. Она не полагалась на Провидение и Божье Правосудие. А когда увидела, что я хочу остановить ее, когда настиг ее, шпора вздыбила коня, из рук выскользнули поводья, за которые я почти ухватился. Отчаянно я вонзил шпоры и помчался по дороге на возвышенность. Она повернула кругом, а конь, на котором она сидела, поднялся на дыбы. Не знаю, порвались ли поводья, или она не смогла больше ими управлять. Как стрела, животное мчалось к ущелью. Погнав коня за ней, я чудом остановился у края пропасти, тогда как конь Айме, безудержно подталкиваемый, сделал прыжок в пропасть и свалился туда, отскакивая от скал и деревьев.

Искренне впечатленный, губернатор встал, потрясенный печальным рассказом. Вошла служанка, тихо и своевременно неся на серебряном подносе кофе. По взгляду хозяина она удалилась и вышла. Пожилой глава города приблизился к молодому Д`Отремон и по-отечески положил руку ему на плечо:

– Правильно. Остальную часть рассказа я уже слышал из уст вашей сеньоры матери. То, что вы рассказали, лишь подтверждает мое мнение; откажитесь от этого скверного дела Мыса Дьявола, вернитесь домой, подумайте, отдохните.

– Я не могу думать и отдыхать. Не могу сидеть сложа руки.

– А вы не понимаете, что это публичная демонстрация интереса к свояченице?

– Моника – женщина, которую я люблю! Я не оставлю ее в объятиях другого! Кровью и огнем, если нужно, я вытащу ее! Ваши советы бесполезны, сеньор губернатор.

– Уже вижу. Прекрасно понимаю волнение вашей матери. Не отрицаю вашей породы, Ренато.

– Что вы хотите сказать?

– Однажды я видел вашего отца, восторженного одной женщиной, почти как вы сейчас, такой же восхитительной, как эта Моника де Мольнар, с которой не имел удовольствия познакомиться. Джина Бертолоци была прекрасна итальянской красотой. Простите, если ее имя напоминает вам то, о чем вы бы предпочли забыть. Человек, с которым вы хотите покончить кровью и огнем…

– Я не забыл печальную главу жизни моего отца, – дал понять Ренато с гневом и презрением. – Но меня не волнует, как и его тогда не волновало.

– Это не тоже самое, Ренато, – возразил губернатор с сурово. – Человек, которого ваш отец опозорил, был не вашей крови.

– Я никого не позорил. Моника никогда не была настоящей женой Хуана. Так называемый брак был комедией и очень скоро аннулирование брака будет в моих руках. Я лишь жду этого срока, чтобы жениться на ней. Поэтому я прошу, требую вашей поддержки. Не поддержки, а справедливости, строгой и простой справедливости. Пусть возьмут этого мятежника, арестуют его, пусть заставят дать свободу женщине, которую он бесправно держит похищенной, по меньшей мере.

– Я так понимаю, сеньора Мольнар несколько раз заявляла публично в пользу Хуана Дьявола.

– Вы издеваетесь надо мной?

– Нет, Ренато, я не смог бы. Лишь пытаюсь призвать вас к разуму.

– Моим единственным разумом зовется Моника де Мольнар, и когда я так говорю, значит, у меня есть на это моральные права!

– При наличии, к тому же, законных прав. Когда, по крайней мере, у вас будет аннулирование брака, которое вы так ждете, тогда сможете просить моей поддержки и солдат.

– Я не буду столько ждать! Я начну действовать своими средствами!

Вскоре послышались несколько отдаленных взрывов, как из пушки большого размера, и оба подбежали к балкону, распахивая настежь окна. Они нетерпеливо посмотрели повсюду. Все было спокойно на Мысе Дьявола. К северо-западу красноватый туман покрыл небо и клуб удушливого жара прошелся по лицам, и губернатор проговорил:

– Ничего. Ничего не случилось. Простые выбросы Мон Пеле, как я сказал, не имеют ни малейшей важности. Возможно попортятся ближайшие засеянные поля рядом с вулканом, а пока не пойдет пепельный дождь, ничего не случится.

– Вы так уверены.

– Я придерживаюсь мнения доктора Ландеса, человека с мировым именем, который совершенно успокоил меня по этому поводу. Впрочем, признаюсь, на некоторое время мне стало страшно. Я решил, что эти нахалы дадут вам пищу для размышлений, сваляв дурака с захваченной бочкой пороха.

– И тем не менее, вы будете ждать?

– Конечно. И вам советую. Я думаю поехать в Фор-де-Франс на пару недель. Там у меня хороший дом для отдыха, где все дела покажутся незначительными и далекими. Вы бы хотели поехать со мной?

– Премного благодарен, но с вашей помощью или без, я сделаю то, что должен.

– Вы поступите очень плохо. Нет на земле женщины, которая бы стоила этого.

– За исключением той, которая скоро станет моей женой! – отрезал Ренато сухо и раздражительно. – И я больше не помешаю вам. Желаю счастливых недель отдыха, хотя, когда вы вернетесь, Сен-Пьер сгорит от края до края. С вашего разрешения.

Губернатор снова взглянул с балкона на черную и далекую точку Мыса Дьявола. Господским жестом он зажег сигарету, глядя туда. Внезапно он снова услышал глухой, долгий и отдаленный взрыв. Пугающий шум, казалось, шел теперь из-под земли, содрогая город. Другой клуб сажи разорвался в воздухе. Испуганная стая птиц летела через море, а мелкий дождь мягко падал, как снежинки, на крыши и улицы. Губернатор Мартиники протянул ладонь, ощутив некий странный дождь, сухой и нежный, который осыпался на пальцах, и пренебрежительно проговорил: