– Моника, Моника, ты правда меня любила? Правда любишь? Ничего не имеет значения, если это правда твоей души! Теперь нам снова надо разлучиться.

– Мы не разлучимся! Иди туда, куда идешь. А если Ренато такой подлый, низкий…

– Он тоже тебя любит, Моника, безнадежно любит. Я знаю, что он будет бороться до самого конца.

– Не будет, он слышал правду из моих уст! И если новый губернатор в самом деле думает, что я заслуживаю чего-то…

– Я знаю, что ты будешь меня защищать, Моника, но не беспокойся. Ренато сохранил бумаги расторжения нашего брака, возвращая тебе полную свободу.

– Никто не может забрать мои чувства, Хуан!

– И бумага, которая дает ему право преследовать меня и посадить. Снова Ренато Д`Отремон против Хуана Дьявола.

– В путь, идем. Сеньор губернатор ждет, – торопил сержант, приближаясь к паре.

– Прощай, Моника, моя жизнь, моя душа!

– Нет, они не разлучат нас снова!

Хуан удалился с солдатами. Только миг колебалась Моника, а затем последовала стремительным шагом.


– О, Ноэль, они снова арестовали Хуана!

– Уже знаю, видел. Почему Ренато вообразил, что я побегу туда, как только понял, что иду между двух солдат? Я хотел схватить Ренато за руку. Но, к сожалению, не смог.

– Где Ренато? Вошел? Разве возможно, что Ренато…?

– Успокойтесь, дочь моя, успокойтесь. Ренато вошел раньше всех, и эти проклятые двери охраняются хорошо. Но хуже, что можно сделать – это ускорить события. Нужно успокоиться.

– Не могу поверить, что Ренато способен…!

– Я тоже не хочу верить, но однажды я видел, что он хуже бенгальского тигра. Он был слеп от ревности и ярости.

– Нужно спасти Хуана, сбежать, спрятать его!

– Именно об этом я подумал. Если мы воспользуемся замешательством, что еще царствует в эти минуты. Если сможем вытащить его отсюда…

– Эта решетка закрылась за ними, его заставили войти…

– В таком случае, все будет поспешно. Там его посадят прямо в зал, который новый губернатор сделал кабинетом. Может быть, они столкнулись с Ренато. Пройдемся, с другой стороны, где разрушенные стены.

– Мне нужно сказать Ренато, что я буду его ненавидеть, пока жива, если он сделает что-то Хуану! Мне нужно сказать, что жизнь принадлежит мне, что я всегда любила и буду любить его, пока будет биться мое сердце!


– С каким удовольствием я жму вашу руку, сеньор Д`Отремон! Среди этих новостей, одинаково печальных, я был уверен, что ваша семья погибла. Но сделайте одолжение, присаживайтесь. Вижу, вам нехорошо. Понимаю, как вы страдали.

– Все страдали, сеньор губернатор.

Бледный и дрожащий, в жестокой борьбе чувств, Ренато Д`Отремон присел на сиденье, предложенное Херардо де Воклен. Образованный, утонченный, статный, новый губернатор Мартиники, которому было не более тридцати пяти лет, смотрел с интересом и сочувствием на молодое истощенное лицо кабальеро Д`Отремон, посуровевшее и возмужавшее после прошедшего горя и боли.

– Не хочу говорить о несчастьях, которые все-таки прошли, сеньор Д`Отремон. К тому же, время идет. Уверяю, я обременен огромной работой, на которую согласился. Даже не знаю, с чего начать. Мне нужно заручиться поддержкой лучших, и в первую очередь, вас…

– Я чувствую разочарование. Лично я не думаю, что могу чем-нибудь помочь.

– Не говорите так. Конечно же вы измучены, истощены. Мне уже рассказали о вашей ране, которая едва не стала смертельной. Мне следует обрадовать вас. На этой карте мне только что показали места, где есть усадьбы. Долина Чико и Кампо Реаль имеют выгодное положение. У них все условия, чтобы снова их использовать.

Ренато встал, словно отягощенный невыносимой болью. Дрожащая рука трогала бумаги в жакете, а взгляд уставился на широкий стол, нагруженный бумагами. Новый глава посмотрел на него удивленно и спросил:

– Вам плохо? Что с вами?

– Что это за список?

– А! В нем указаны мужчины и женщины, которые отличились тем, что помогали ближним. Сеньора Мольнар, к которой вы проявили такой интерес, среди первых. Вы встретили ее, наконец? Смогли поговорить? Я еще не смог поприветствовать ее.

Ренато не решался. Дрожащая белая рука поднялась вытереть потные виски и лоб. Через разрушенную стену он видел искаженное лицо Моники, глаза, полные упрека. Он видел круглую голову старого Ноэля. Горечь поднялась к губам, и сильный толчок одержал верх над его сердцем, заставил успокоиться, выпрямиться статью кабальеро:

– Сеньор губернатор, вы позволите представить вам сеньору де Мольнар? Кажется, ей не терпится поприветствовать вас. Позволите мне впустить ее? – и не ожидая ответа главы, повысил голос, и отойдя на несколько шагов, он пригласил: – Моника, Ноэль! Проходите! Сеньор Херардо де Воклен, новый губернатор Мартиники. Моника де Мольнар…

– Ваше Превосходительство… – поздоровалась смущенная Моника.

– Целую вашу руку, – ответил галантно губернатор. – Мне говорили о вас, как об ангеле милосердия; но я не мог и представить, что вы, к тому же, такая молодая и красивая.

– Педро Ноэля, думаю, тоже нужно представить, – продолжал Ренато. – Он был самым верным помощником Франсиско Д`Отремон, моего покойного отца. В последнее время мы были в ссоре из-за семейных разногласий, с которыми сегодня я хочу покончить.

– Сегодня! – порывисто воскликнула Моника.

– Прости, что еще не дал тебе слова, Моника, – извинился Ренато. – И простите вы, Ваше Превосходительство, что злоупотребляю вашей добротой. Почти все время я говорил за сеньору де Мольнар, попросив отыскать человека у Крепости Сан-Луи.

– И вы приказали солдатам, – подтвердил губернатор. – Уверен, он не опоздает.

– Они недавно прибыли. Позволит Ваше Превосходительство привести их? – и удаляясь на несколько шагов, с согласия губернатора, Ренато распорядился: – Введите задержанного, сержант! Подойди, Хуан.

Удивленный губернатор повернулся. Взгляд пробежал с любопытством и изумлением по гордому мужчине, который пришел с солдатами, разглядывая его от обнаженной груди до босых ног, и спросил:

– Кто этот человек? Неужели…?

– Немного терпения, – любезно попросил Ренато. – Я объясню Вашему Превосходительству через минуту. Прежде я сделаю заявление. Мне рассказали, что ваша большая программа поможет оставшимся на Мартинике, не так ли? Вы говорили о том, чтобы предоставить всем условия.

– Да, конечно. И даже распределить земли, оставшиеся без хозяина. Среди них считался Кампо Реаль. Теперь, к счастью…

– К счастью, все изменилось. Вы надеетесь, что земли, самые богатые на острове, снова будут использоваться, не так ли?

– Конечно, пытаюсь вас обрадовать, чтобы вы остались.

– Я говорю вам лично – не рассчитывайте на меня. Но у меня есть другой на примете. Я не останусь на Мартинике, сеньор губернатор. Я уеду, предпочту сбежать. Я из трусливых.

– Я так не думаю, сеньор Д`Отремон, но…

– На первом же доступном корабле я вернусь во Францию. У меня там осталось наследство Валуа, принадлежащее матери. Я лично его заберу.

– Но… я не понимаю… Этот человек…?

– Позвольте объяснить. Я из немногих, кто, по случайности смог сохранить бумаги. Они в моем портфеле, рядом с большим количеством денег, которые кое-кто вернул и спас мне жизнь. Надеюсь, с этим свидетельством, подписью нотариуса Ноэля, мы сможем восстановить человека, который в катастрофе потерял все документы.

Он медленно посмотрел на Хуана. Возможно ожидая слов с его губ, которые теперь побледнели, сжались, стали суровыми. Моника и Педро Ноэль замолчали, растерянные от этих слов, и Ренато вздохнул, словно хватая воздух, чтобы закончить:

– Долину Чико и Кампо Реаль по моему желанию пусть немедленно передадут человеку, которому они причитаются по праву, выполняя таким образом, волю моего отца. Дон Педро Ноэль это знает.

– Что я знаю? – спросил тот, удивленный.

– Чего мой отец хотел всегда. Человека, в чьих руках он хотел видеть Кампо Реаль. Человека, которого по ошибке задержали солдаты, когда речь шла только о том, чтобы привести в порядок дела.

– По ошибке? – спросила Моника растерянно.

– Да, Моника. Знаю, что ты хотела мне сказать, когда вошла. Я читал это в твоих обезумевших глазах, видел у нашего доброго Ноэля. А теперь, отвечаю на ваш вопрос, Ваше Превосходительство: Долины Чико и Кампо Реаль должны быть законно переданы моему брату.

– Что вы говорите? Вашему брату? – поразился губернатор.

– Я не единственный, Ваше Превосходительство, хотя так думал; он тоже единственный выживший из семьи, чье исчезновение вас опечалило. Перед вами стоит этот человек: Хуан Франсиско Д`Отремон, мой брат!

– Но… – начала протестовать Моника.

– Не возражай больше, Моника. С моей стороны, эти усадьбы – подарок к свадьбе. Потому что мы не сказали Вашему Превосходительству, что причина моего глубокого интереса к Монике де Мольнар заключается в том, что она невеста моего брата.

Моника, Хуан и Ноэль повернулись к человеку, бледному и истощенному, за чьей спиной только что закрылись двери кабинета нового губернатора Мартиники, и благодарный голос Моники теперь проговорил:

– Ренато, то, что ты сделал…

– То, что ты сделал – благородно, сын мой! – довершил Ноэль со слезами на глазах.

– Нет, Ноэль. Благородным был Хуан, – не согласился Ренато. – Благородным был вдвойне, втройне, потому что рисковал жизнью, чтобы вытащить меня из кипящего ада. Благородным был, спасая меня, когда я преследовал тебя, Хуан, как самого злейшего врага. Благородным был, когда лечил мои раны, нес на руках через опустошение и смерть, и еще более благородным, когда сохранил для меня бумаги, приговаривавшие тебя. Как ты смог? Как смог найти великодушие и благородство в глубине души?

– Пожалуйста, замолчи, – просил Хуан, не владея собой. – То, что ты сделал… Но нет… я не могу принять… Это слишком…

– Почему слишком? Ты отвергаешь волю нашего отца? Нашего отца, Хуан, нашего. Он всегда тебя признавал, как сына. Сотри ярость, которая может храниться в твоей душе. Думаю, что никогда не мог сказать тебе последних его слов, когда он просил найти тебя и помогать ему по возможности. Если бы смерть не оборвала преждевременно его жизнь, ты бы рос, как сын, с ним. Как самый любимый сын.

– Нет, Ренато! – отвергал Хуан.

– Сын женщины, которую он очень любил. Подумай об этом, и возможно сможешь простить злость моей бедной матери. Как видишь, она ничего не дала тебе из того, что ты заслуживал, заработал, не могу отрицать. Даже Монику ты спас, Хуан. Твоя любовь перенесла ее из Мыса Дьявола, а великодушие – на горы Парнас. Если бы ты оставил ее со мной, то ее молодость и красота превратились бы в пепел, как и все, что я любил, как и все, кто меня любил, моя мать и…

Он сжал губы, опустив голову, чувствуя жгучее горькое воспоминание. Затем снова протянул руки к Монике с поспешным выражением:

– Будь счастлива, Моника, пусть тебя сделает счастливой человек, которого ты любишь, как я хотел.

– Ренато! Мой бедный Ренато! – потрясенно шептала Моника.

– Только жалость… Не надо жалеть меня!

– Я лишь хочу поблагодарить тебя, Ренато, от всей души.

– Я не сделал ничего на самом деле, что ты заслуживала. Я не мерзавец. А теперь, поторопимся и попрощаемся. Я выезжаю на первом же корабле.

– Но ты еще не восстановился, сынок, – пытался остановить его Ноэль.

– Меня восстановит воздух Франции. Благодарю вас, Ноэль и прощайте. Вы всегда были добрым человеком и никогда не сворачивали с пути.

– Пусть Бог благословит тебя! Скажу тебе так, как сказал бы твой отец.

– Ренато, не знаю, что и сказать… – бормотал ужасно смущенный Хуан.

– Не нужно ничего говорить. Я восхищался тобой с детства; с детства понимал, что ты сильнее, лучше. Я признавал все твои достоинства. Хотел быть твоим другом. Обстоятельства превратили меня во врага. Думаю, что ненавидел тебя. Но ненавидя, уважал тебя, и если никогда не мог назвать тебя другом, то теперь хочу назвать тебя, даже если это слово прощания, братом…

– Ренато… Брат… – глубоко растроганный, воскликнул Хуан.

– А теперь, обнимемся… – братья сжали друг друга в объятиях, и Ренато проговорил с горькой жизнерадостностью: – Не сжимай так, Хуан Дьявол.

– Твоя рана, Ренато, – тревожилась Моника.

– Не беспокойся, Моника, нет крови. Она зажила и здорова. – Он сделал несколько шагов, но внезапно повернул голову, чтобы снова пожать руку Хуана, и посоветовать: – Береги наш Кампо Реаль. Сделай его плодоносным, счастливым и цветущим, как хотел бы наш отец.


ЭПИЛОГ.


Новый дом в Кампо Реаль возвышался прямо в дальнем крае цветущей долины, где стоял предыдущий. Неподалеку от ущелья, на освещенном солнцем холме, куда доходили время от времени резкие шквалы морского воздуха. Это был дом прохладный и светлый, чистый и веселый, маленький, по сравнению со старый дворцом, чьи мраморные руины покрывал дикий вьюнок; просторный, потому что в нем царила искренность и праздник, любовь и покой. Любовь и покой в сердце женщины, ожидающей на балконе, одетом в жимолость; свет в голубых глазах, которые смотрели на прямые дороги, по сторонам которых были колеи траншеи. Ждала тихо, спокойно, без тревоги. Яркие свежие губы надеялись целовать того, кто не мог опоздать, изящные чувствительные руки готовы были приласкать. Женщина улыбалась, любила, ее любовь была лучом солнца, освещавшим землю и души. Конь, чье присутствие она чувствовала, цокот копыт заставлял биться сердце трезвоном серебряных колокольчиков.