К чему даже думать о Дженни Линден? Дамочка со сдвигом, распаленная навязчивой мыслью о чужой смерти, крутится у опаленного несчастьем дома. Ну ее к черту. Александра считала своим долгом время от времени приглашать Дженни в гости — все-таки живет по соседству, имеет какое-то отношение к театру, — но Нед каждый раз восклицал:

— О господи, только не Дженни Линден. Она своим занудством всех с ума сведет. За права животных станет агитировать.


Александра спросила себя, по какому праву она и Нед считали, будто призваны вершить суд над обитателями Эддон-Гарни и окрестностей. Если Лудды кого-то одобряли, то этот человек автоматически считался достойным знакомства. И наоборот. Но вот Нед ушел из жизни, упал замертво, проломив своим телом защитное ограждение, которое супруги выстроили сами, — ограждение, не допускавшее к ним всех жалких неудачников и зануд. Появилась брешь, через которую при желании ворвется кто угодно. Может быть, так ей, Александре, и надо?


Александра пошла в гостиную и под пристальными взглядами Леды, обнявшей своего лебедя, и Европы, ласкающей своего быка (обе мифические героини — фарфор, ок. 1760 г.), а также белого льва (терракота, глазурь, эпоха Цин, ок. 1730 г.) сняла с полки книгу Неда о «Пере Гюнте». Книга раскрылась на фотографии крохотного макета работы Дженни Линден. Лилипутские фигурки в лилипутской одежде. Подпись гласила: «Фото: Нед Лудд. Сцена из постановки 1922 года в Олд-Вик, тщательно реконструированная талантливой художницей Дженни Линден».


Понимай как хочешь: или Нед ездил к Дженни еще раз, чтобы сфотографировать ее макеты постановки 1922 года, или в книге опечатка, или Нед изначально перепутал год. Или она, Александра, неправильно запомнила дату.


Почувствовав за спиной какое-то шевеление, Александра резко обернулась — на нее таращилась Дженни Линден. Дженни — в ее гостиной, в гостиной Александры.

— Я привела Алмаза, — пролепетала Дженни. — Я вошла, не постучавшись, уж извините. Вы не возражаете?

— Честно говоря, возражаю, — ответила Александра.

— Я так надеялась, что мы с вами станем подругами, — продолжала Дженни. — Нам обеим нужно кому-то излить душу.

— «Одному тужить — горе, вдвоем тужить — полгоря» — вы это имеете в виду? — поинтересовалась Александра.

— Насмехаетесь, — заключила Дженни Линден. — Вы очень умная и культурная, но это в конечном итоге ничего не решает. Вы эту книгу наверняка не читали, а я ее знаю наизусть. «Пер Гюнт и культурное своеобразие Скандинавии». Нед был настоящий мудрец, настоящий мужчина. А вы его работой никогда не интересовались — он мне сам говорил.

— Вон. Уйдите из моего дома, — прошипела Александра, но Дженни — упрямый, бесстрастный, бесформенный чурбан — словно приросла к полу. Казалось, она не слышала слов Александры или Александра не произнесла их вслух, а только подумала?

— Вы так удручены, — проговорила Дженни. — Я заварю вам чаю.


Александра последовала за Дженни на кухню. Дженни уверенно, точно у себя дома, достала из буфета кружки, с полки — чайник. Алмаз разлегся под столом, утомленно пыхтя, время от времени поколачивая хвостом по полу. Вид у него был странно-виноватый.


Александра решительно подошла к Дженни и дала ей пощечину. Дженни, уронив кружку, остолбенела.

— Да вы еще и буйная, — заявила она. — Вдобавок ко всему. Вам и впрямь нужно лечиться. Правильно Нед говорил.


Но даже после этого Дженни не ушла, а лишь приложила ладошку к своей порозовевшей щеке. Лицо у Дженни Линден было какое-то складчатое, точно подбородок пытался дотянуться до бровей, а уши стремились слиться в поцелуе с носом. Груди маленькие, но при этом обвисшие. Талия едва угадывается. Нед на нее и взглянуть бы побрезговал. Нет, эта женщина просто чего-то нафантазировала. За двенадцать лет Нед только однажды возбудил в Александре ревность — он восхищался Гленн Клоуз[4], в которой ценил не только красоту, но также ум и темперамент.

— Вы сюда только за одним вернулись — хотите заграбастать своими жадными руками все, что можно, — выпалила Дженни Линден, брызгая слюной. — На Неда вам наплевать. У меня от вас прямо сердце разрывается!

Александра изо всей силы пнула Дженни Линден в голень. Дженни запрыгала на месте, поджав ногу, а затем все-таки выбежала из кухни в сад. Александра захлопнула за ней дверь и заперла на все замки. Потом пошла и позвонила Эбби.

— Здесь была Дженни Линден. Она сумасшедшая или как?

— О боже, — выдохнула Эбби. — Раз так, я немедленно приеду.

— Скажи мне сейчас, по телефону, — потребовала Александра. Но Эбби лишь повторила, что приедет, как только сможет, вместе с Артуром.


Александра обошла свой дом, выискивая следы Дженни Линден или чьи-нибудь еще. Зайдя в ванную, глянула в зеркало — и на миг увидела в нем вместо себя Дженни Линден. Но нет, почудилось, конечно. Оптическая иллюзия. Все дело в освещении. Александре стало стыдно перед Недом за свою подозрительность — тоже мне, преданная жена, даже после смерти утихомириться не может.

— Нехорошо, Нед, нехорошо, — произнесла она. — Что ты такого ляпнул этой гнусной шизофреничке? Что-нибудь да было.

Нед смолчал. Александра, конечно, не рассчитывала услышать от него словесный ответ — какие уж тут слова? — но все же ожидала какого-то мимолетного ощущения: единение на миг, кивок на бегу, краткое соприкосновение его духа с ее душой. Чтобы он посмеялся вместе с ней, прогнал сомнения, прогнал Дженни Линден. «Дженни Линден сама себя превзошла — сошла с ума, которого у нее нет», — скажет Нед. Сказал бы.


Александра заглядывала в серванты и тумбочки, перерыла кухонные полки и шкафчик в ванной. Сама уже не знала, что ищет. Всюду привычные вещи — одни бросовые, другие бесценные, все пронизано ее сегодняшней жизнью, которая так неожиданно превратилась во вчерашнюю. Всюду — Нед. Как много придется убрать — одно спрятать в кладовку, другое сжечь, третье отдать, чтобы отвоевать сегодняшний день для себя, чтобы забыть.


Пока Александра добиралась из Лондона, Эбби сделала в доме уборку: отдраила пепельницы, запустила посудомоечную машину, даже сменила простыни. Зачем? Такой уж Эбби человек, не умеет она сидеть сложа руки, предположила Александра. А где же зубная щетка Неда? Куда-то пропала. Вот ее зубная щетка, вот Сашина, а щетки Неда нет. Стакан для щеток грязный — но что с того, он моментально грязнится.


Она пошла в спальню, начала рыться в носках Неда и впервые расплакалась без боязни, что глаза припухнут. Даже взвыла, небрежно утирая слезы кулаками. И тут в ящике с носками обнаружился кружевной пояс для чулок, черный с красной отделкой. Вероятно, ее собственный. Вот только она никак не могла припомнить, когда могла купить такую вещицу. Еще до замужества? Александра примерила пояс поверх джинсов. Великоват. Застегнуть его на ощупь не удалось. Пришлось приглядеться к механике повнимательнее. Застежка с секретом: вставляешь одну пластмассовую загогулину в другую под определенным углом и надавливаешь, чтобы защелкнулось. Вот только Александре это так и не удалось, даже со второго раза. Александра сдалась, выпустила пояс из рук, уронила его на пол. Как можно не уметь застегивать собственный пояс? Можно, если ему сто лет в обед, если ты носила его, когда еще не была женой и матерью, когда брезговала колготками ради столь соблазнительных чулок. Ты просто забыла. Почти наверняка забыла.


Заглянула под кровать — ничегошеньки, все аккуратненько, все те же два чемодана. Чистенькие, не припорошенные пылью. Домработница Тереза в отпуске — уехала на неделю в Испанию. Слоноподобная семнадцатилетняя Тереза под кроватями даже не пылесосит — ей не так-то легко нагнуться. Значит, это работа Эбби. Ковер у окна какой-то влажный. От дождя, но был ли дождь? Александра никак не могла вспомнить. Когда ливни приходили с запада, вода проникала в комнату через щель между рамой и косяком окна, стекая по изящным молодым побегам дикого винограда. Возможно, причина в этом. Но когда она поливала клумбы в саду, земля была суха. Суха. Суха.


Внезапно Александру осенило: Нед умер не внизу, а здесь, на кровати. Бесспорно. Просто все зачем-то сговорились это скрыть. Нет. Чушь. Не может быть. Зачем им врать? Боятся, что ей будет неприятно спать на этой кровати? И зря — она хочет быть там, где Нед испустил дух. Может быть, его последние вздохи витают в воздухе, и она их почувствовала? Александра легла, укрылась покрывалом и тут же заснула. Алмаз, прокравшись в спальню, устроился на кровати рядом с ней.


Александру разбудил звонок. Она спустилась вниз, к телефону, — в спальне розетки не было. Звонили из «Дейли мейл» — интересовались, как она себя чувствует. Александра бросила трубку. Телефон зазвонил снова. Секретарша театрального отдела некой бульварной газеты. Извините, что беспокоим в такой час, но нельзя ли заранее известить газету о дне и часе похорон; мы пришлем фотографа; какая утрата для нашего театра. Александра бросила трубку.


Позвонили в дверь. Александра открыла. Ее ослепила фотовспышка. Александра захлопнула дверь, прошла на кухню, схватила нож и притаилась у двери в углу. Позвонили еще раз. Александра проворно распахнула дверь, демонстрируя руку с ножом. Но это был всего лишь посыльный из местного цветочного магазина с букетом, упакованным в целлофан. Цветы прислала Дженни Линден.

«Простить — снять груз с души. С сердечным приветом, ваша Дженни», — гласила записка.

Александра швырнула цветы в спину удаляющегося посыльного. Они рассыпались по дорожке. И тут Александра заметила человека с фотоаппаратом, стоящего среди высоких стеблей артишоков под бельевой веревкой, — той самой, на которой недавно сушились зеленые простыни с их супружеского ложа.

— Всего минуточку! — окликнул фотограф.

Александра юркнула в дом и немедленно позвонила в полицию. Ей пообещали, что кого-нибудь пришлют, как только смогут.


Зазвонил телефон. Эбби. Она извинилась, что не может приехать, — одна студентка, японка, подавилась вишневой косточкой и впала в истерику. Нет, девушка не пострадала, просто почувствовала себя опозоренной. Японцы — они такие. Эбби обещала приехать после обеда. Она надеялась, что Дженни Линден будет вести себя тихо и прилично, но, очевидно, вышло не так. С Дженни ничего поделать невозможно — разве что вытолкать ее за дверь, буквально.

— Я так и поступила, — сказала Александра.

— Она сохла по Неду много лет, — сказала Эбби. — Любовь на грани психоза. Она постоянно торчала в саду. Ему даже приходилось вызывать полицию. Ну знаешь, как в «Роковом влечении», только без секса. Безумная поклонница. Фанатка.

— Почему Нед мне не говорил?

— Из гордости, наверное, — предположила Эбби.

— А ты-то почему мне не сказала?

— Она была такая несчастная. Такие глупости делала. Я все время думала, что она вот-вот уедет или угодит в больницу и мы все наконец об этом забудем. Жаль, что так вышло. Я предпочла бы все тебе рассказать лично. По телефону это услышать — слишком большой шок. Может, все-таки отложим разговор? После обеда я подъеду.

— Нет. Сегодня среда. После обеда появится Хэмиш.

— Слава богу. По крайней мере, ты не одна в доме будешь.

— Ты мне позвонила в воскресенье, в полшестого утра, — сказала Александра. — К полудню я приехала. За это время ты позвонила в полицию, врачу, мне и Вильне, вызвала «скорую», устроила в моем доме генеральную уборку и выстирала мои простыни.

— Никакой уборки я не делала, — заявила Эбби. — Я только сменила простыни и запихнула грязные в стиральную машину. Инстинкт хозяйки пансиона. Если что-то неладно, сменить простыни и пригласить всех к столу. Можно смеяться.

Александра тихо хихикнула.

— Вот так-то лучше, — сказала Эбби.

— Тогда кто же убирался? — спросила Александра. — Тереза все еще в Испании.

— Должно быть, Нед. Не такой уж он неумеха. Тебя не было дома с прошлого вторника.

— Он не пылесосит под кроватями, если для этого нужно передвинуть пару чемоданов. Извини. «Не пылесосит» — вычеркиваем. Вставляем: «Не имел привычки пылесосить».

— Может, Вильна? — сказала Эбби, никак не среагировав на шутку Александры. — Наверно, утром Вильна пробежалась по комнатам с пылесосом и тряпкой. Когда в доме покойник, люди способны на самые странные вещи.


— Эбби, это мой покойник, — произнесла Александра и разрыдалась. К горлу подступил ком. — И дом мой. Я предпочла бы, чтобы чужие в нем не хозяйничали. Особенно Вильна с Дженни Линден.

— О боже, — вздохнула Эбби. — Александра, я к тебе выезжаю. Японка как-нибудь переживет. — И Эбби повесила трубку.


Александра выглянула из двери и огляделась. Фотограф ретировался; Дженни Линден нигде не было видно. Цветы дремали на жарком солнце. Дул слабый, нежнейший ветерок. Фасоль на высоких реечных пирамидках уже созрела, пора собирать. Авось удастся сделать это сегодня вечером. Нед ворчал, если стручки слишком долго оставались на стеблях и бобы подсыхали. Александра живет в прекрасных местах в прекрасном доме. Александра — вдова.