Екатерина Дибривская - Хук слева

— А если бы Ирина пошла? — Не удержалась я.

— Детка, — ухмыльнулся он. — Когда мне за партию вооружения сумму назвали, я бы и мать родную пристрелил. Тем более женщину, сводившую меня с ума. Я дурел от своей любви. Всё на свете отдал бы, чтобы освободиться. Но вышло даже лучше. Она, конечно, скорбела. И отказывала мне. Но когда пузо уже тяжело носить было, беды её атаковали одна за другой.

Он довольно потёр руки.

— Не смогла выдержать всё сама и согласилась стать моей женой. У меня теперь была одна задача — мать лежачую извести и от приплода прокопьевского избавиться. С матерью сиделка помогла. За очень кругленькую сумму. Всё прошло без сучка и задоринки, — мужчина рассмеялся. — А мальца оформили уже в больничке. Купил документы, что он умер, и забыл про него. Вот только Ирка страдала так, что брак трещал по швам. Не хотела она от меня рожать, ни в какую. Не любила. И даже не пыталась. Жила, как птица в золотой клетке, а толку-то? Ушла от меня, и я крепко запил. В пьяном угаре схлестнулся с собутыльником Валериком. У того беда похлеще моей была — вся семья в пожаре погорела, а он на сутках был. Слово за слово, он с ножом на меня кинулся, но я отбился. И сам он на свой нож напоролся.

— И вы взяли его документы? — Догадалась я.

— Да, взял. Той же ночью отмыл руки от крови и уехал в сторону столицы. История у меня теперь была занятная. Трагичная. Я быстро пошёл в гору, вешая лапшу на уши слушателям. Ирка меня похоронила, наследство распродала. А я всё обратно и купил. Ничего не изменилось. Валерий Николаевич успешно шагал по карьерной лестнице и развивал бизнем. Столкнулся я однажды на приёме у мэра с Олегом Лукояновым. Его интересовал вопрос, связанный с перевозками запрещённых веществ. И я с удовольствием ему помог. Так и гоняли фуры с юга через мою точку СТО в Ростове, а дальше мелкими партиями в Москву. Замахнулись на Европу, благо спортсменов тогда так не шмонали. Но Исмаилов подставился по-крупному, и нам пришлось на долгие годы забыть об этом канале.

— Причём здесь Шестопалов? — Поторопила я.

— Я занимался только перевозками, не лез с разными мелочами. Но, когда Лукоянов погиб, мне пришлось встать у руля. Он помогал мне пробиться в думу, и я был ему благодарен. За всё. И возглавил дела. Исмаилов на похоронах распустил нюни. Подвыпил и вспомнил ту давнюю историю. Фото мне показал, и я увидел своего армейского товарища. Узнал в пацане сына Ирки. Вот судьба как распорядилась.

— И всё-таки почему вы решили разрушить его жизнь?

— Потому что мог, — он рассмеялся. — Хотел отомстить за то, что счастье моё семейное не сложилось. Думал, потоплю его, легче станет. А потом Ирке всё расскажу. Чтобы умирала в муках. Мне не составило труда узнать всю подноготную пацана. Все его ночные кошмары. Свёл его жену с одним мальцом из своих. Она всё рассказала. Всё. Я же и на подпольные бои его определил, да он не согласился поначалу. А там уж Светка помогла, вот фортануло! Сначала думал закончить всё феерично. Чтобы книжка вышла с грязной правдой и он умер от рук Британца. Но когда у вас всё завертелось, планы изменились. Оставлю его жить.

Я задержала дыхание. Вот и сказочке конец.

— Оставлю его жить, да. Пускай мучается. Тебя похоронит, выродка своего. Будет знать — почему. И жить с этим знанием.

— И почему же?

— Потому что родился и жизнь мне испоганил, — усмехнулся мужчина.

— Вы — больной человек, — я покачала головой. — Реально. Вам же лечиться надо.

— Не трынди, ты ради своих любимых тоже на всё способна. Даже самой воткнуть нож в спину. А я себя люблю. Да. Вот и тешу своё ущемлённое самолюбие. Ладно, наболтались мы с тобой. Пора кончать.

Он поднялся, и я запаниковала. Неужели сам всё сделает?

В дверь зала постучали. Мужчина, зная, что мне некуда бежать, в развалочку отправился открывать.

— Рамиль, говорил же, отопри сам, — недовольно прикрикнул он и открыл дверь.

— Здравствуйте, — вежливо сказал Влад, осматривая помещение. — Я слышал тут на тренировки можно записаться?

Он увидел меня и усмехнулся.

А потом кинулся на моего обидчика.

ОН

Я был разбит. Сломлен. Реальность, пугающая и бесперспективная, маячила на горизонте, и я понимал — у меня нет ни единого шанса одержать победу в этом бое. Машка никогда не простит меня.

Наш ребёнок… Я не хотел думать, что ей пришлось пережить. Я боялся даже представить. Ни на одно грёбанное мгновение я не желал этого воображать.

Я тонул в своей боли. Захлёбывался ею.

Я достал томик Маяковского и открыл на случайной странице. Выхватил жадно строчки знакомые.

«Кроме любви твоей

мне

нету моря», — говорила она в Сочи.

Углубился в чтение. Слова ранили насквозь. Разбередили мои свежие раны.

«Вспомни —

за этим окном

впервые

руки твои, исступленный, гладил».

Хаотично вырывая слова из контекста, наделил их особым смыслом. Это всё о ней. Обо мне. О нас.

«…а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых».

Я потерял всё. Даже грёбанную надежду, что смогу когда-либо вернуть её любовь.

«Кроме любви твоей,

мне

нету солнца».

Вся моя жизнь после пройдёт в мучительных воспоминаниях и тоске. Почему я был таким придурком и просто не позволил ей объясниться? Ведь она пыталась… Но я банально не дал.

«…а я и не знаю, где ты и с кем».

Теперь я знал где и с кем она. Но легче от этого знания мне не стало.

«ни один не радостен звон,

кроме звона твоего любимого имени».

Я бы хотел снова прижаться к моей любимой Машке. Снова целовать её. Снова слышать её смех. Я отказывался верить, что навсегда потерял её. И при этом знал, что ничего не смогу исправить. Не смогу вернуть её. Она никогда не простит того, что случилось. Никогда.

«Надо мною,

кроме твоего взгляда,

не властно лезвие ни одного ножа».

Вспоминая, как она смотрела на меня там, у своего нового дома, как она лупила меня, я мечтал только об одном: умереть в больнице после боя с Британцем. Только бы не видеть её боли. Только бы не чувствовать её ненависти.

Сердце стучалось так громко, что шум стоял в ушах. Я так грандиозно просрал самое лучшее, что было в моей жизни, что теперь я просто не знал, что мне делать и как жить дальше.

Я снял со стены рамку со снимком узи и лёг на кровать. Смотрел, не мигая, до самого утра, словно он мог дать ответы на все мои вопросы. Да так и провалился в сон.

Проснулся от шума. Телефон разрывался от звонков, а дверь сотрясалась от ударов. Трель входящего прекратилась, но стук усилился.

— Что за чёрт? — Я распахнул дверь и увидел Володю.

Он был в бешенстве. Отпихнул меня в сторону и прошёлся по комнатам.

— Машка, выходи, — крикнул он. — Где она?

— Ты с ума сошёл? — Вспылил я. — Её здесь нет. С чего бы ей…

— Она не вернулась домой, хотя обещала матери. — Перебил он. — Чёрт! Лучше бы ей быть здесь, чем…

Он пробежался глазами по коридору.

— Что случилось? — Напрягся я.

— Кажется, Машка в беде. Мне нужно ехать.

— Погоди! — Я сжал его плечо. — Что значит — в беде?

— Господи, Влад! У меня нет на это времени! — Он скинул мою руку и собрался уйти.

— Дай мне одну минуту, и я поеду с тобой. — Взмолился я. — Пожалуйста!

— Быстро, — он сжал губы. — Я пока позвоню.

Я быстро нацепил спортивные штаны, первую попавшуюся футболку и толстовку и вышел к брату. Он как раз прощался с невидимым собеседником.

— Готов? Поехали, нужно навестить Исмаилова.

Мы выскочили из подъезда и, запрыгнув в его тачку, тут же стартанули.

— При чём тут Исмаилов? — Решился задать вопрос брату. — И во что ввязалась Машка?

— Она вела журналистское расследование, — он протяжно вздохнул. — Не хотела, чтобы ты знал, пока не отыщет ответы на все вопросы.

— К чёрту её желания! Мне кажется, что нам сейчас не до этого?

— Ты прав, — он усмехнулся. — В первый раз она действительно пришла по заданию редакции. Она собирала материал для статьи о тебе, но неожиданно влюбилась и оставила эту тему. А потом… Её начали шантажировать. Нападение. Бой с Британцем. Всё это было подстроено одним очень влиятельным человеком. Ей угрожали. Манипулировали твоим здоровьем. Покушались на её жизнь и на… ребёнка. Она провела в больнице несколько месяцев. С тяжёлой психологической травмой. Она не могла есть и пить. Мы буквально вдыхали в неё жизнь. По крупицам. Я думал, с ума сойду, когда нашёл её в парке. Она лежала на дорожке. В крови. Я думал, что это сделал ты.

Он замолк и посмотрел на меня. Я сжал кулаки в ярости. Мою девочку обижал какой-то кретин, а она предпочла ничего мне не рассказывать. Самое ужасное, что я понимал, почему она так поступила: боялась потерять меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Я понимаю, почему она мне ничего не сказала, но ты!

— Влад, она взяла с меня слово, что я не стану втягивать тебя. Она так боялась тебя потерять, что предпочла, чтобы ты ненавидел её. Мы долго не могли понять, кто стоит за этим, потому что не могли нащупать значимого мотива. И Машка наконец нашла. Она узнала почти всё. Нам оставалось только прищучить этого человека на партии наркотиков, но сегодня утром Машка уехала и пропала.

— Я понимаю, почему она мне ничего не сказала, но ты!

— Влад, она взяла с меня слово, что я не стану втягивать тебя. Она так боялась тебя потерять, что предпочла, чтобы ты ненавидел её. Мы долго не могли понять, кто стоит за этим, потому что не могли нащупать значимого мотива. И Машка наконец нашла. Она узнала почти всё. Нам оставалось только прищучить этого человека на партии наркотиков, но сегодня утром Машка уехала и пропала.

— И как это связано с Исмаиловым?

— Он тоже принимает участие в наркобизнесе. Ещё с тех пор, как вы схлестнулись в Европе.

— Допустим, в истории замешаны наркотики, влиятельные люди и именитые спортсмены, — кивнул я, ни черта не понимая, — но при чём здесь я?

— Этот больной на голову ублюдок — типа погибший муж твоей матери. Он убил человека в пьяной драке и присвоил его документы. Он ненавидел твоего отца, это он лишил тебя матери, Влад.

Я стиснул зубы, чтобы не разразиться ругательствами. Володя прав — на эмоции сейчас нет времени, нам нужно найти Машку. Позже мы разберёмся со всем. И с нашими отношениями. Главное успеть!

Мы застали Исмаилова дома. Пьяного до невозможности. Он лыко не вязал. Но я был не в том состоянии, чтобы ждать. Поэтому сгрёб бывшего боксёра за шиворот и определил под холодный душ прямо в одежде.

— Ты обалдел? — Обиженно пролепетал Рамиль.

— Это ты сейчас обалдеешь! — Рявкнул я на него и хорошенько встряхнул. — Где моя невеста? Маша Ромашина, журналистка. Знаешь такую?

— Машу знаю, — ухмыльнулся он. — Была ваша, стала наша. Точнее, была Маша, но уже, поди, кончилась.

— Что ты мелешь?

— Как вы меня все достали! Всем Машу подавай! Лозуцкий, теперь ты… — Он закатил глаза. — Я сделал, как велели, в зал позвал. Успеешь — спасёшь. А нет, так — не судьба, значит. Но если спасёшь, скажи ей, что я поучаствовал, она обещала замолвить словечко!

— Да пошёл ты! — Я с удовольствием ткнул его пьяную рожу в кафель.

Вода из душа смывала кровь, приобретая розоватый оттенок. Я раздумывал, не добавить ли этому ублюдку, но Володя силой вытащил меня из его квартиры.

— Нет времени, Влад, — отрезал он. — Не разменивайся на шлак.

Он был прав. Нам нужно торопиться.

Володя мчался на всех парусах, нарушая все мыслимые правила. Стоило ему подъехать, я выскочил из машины и побежал в здание. Брат кричал мне вслед, но я не слышал. В голове гудела одна единственная мысль — я должен спасти свою Машку!

В пустынном здании ни души. Лишь звук моих гулких шагов разлетался, отзываясь пульсацией в моей голове. Да кровь шумела в ушах.

Я нашёл главный зал и постучал в дверь. Даже не надеялся, что мне вот так просто откроют. Но услышал приглушённый голос.

— Рамиль, говорил же, отопри сам.

И дверь открылась.

— Здравствуйте, — я увидел перед собой ухоженного седовласого мужчину лет шестидесяти. — Я слышал тут на тренировки можно записаться?

Прошёлся цепким взглядом по помещению и увидел её. Я усмехнулся девушке.

И не раздумывая ни секунды бросился в бой.

Мужчина не растерялся и попытался оказать сопротивление. Несмотря на свой почтенный возраст, от него исходила мощь, но на моей стороне были молодость, скорость и профессионализм. Однако, это перестало иметь значение, когда он вынул нож.