— Мы будем повторять основы каждый день, чтобы они вбились в твою подкорку, — отрезает мой самый суровый наставник, — Твоя первая встреча с акционерами не за горами. Как и первое собрание директоров. У тебя просто нет права расслабляться. И если первое время я буду рядом, то потом тебе придётся справляться самой.

— Я не собираюсь тебя увольнять, — замечаю на всякий случай.

Такой помощник, как Марк, мне, ой, как пригодится!

— У меня своих дел по горло, — совершенно серьёзно произносит Марк, — водиться с новоиспеченным гендиректором — развлечение для бездельников. Найми для этого консультанта.

— Ты — холодная ледышка, — протирая лоб, сообщаю.

— А ты — самый рискованный проект твоего деда, — звучит сухой ответ.

— Спасибо, что назвал меня проектом, — так же сухо произношу.

— Я просто напоминаю, насколько всё зыбко под нашими ногами. И лишь в твоих силах — сделать песок твердью, — ровно отвечает Марк и поднимается на ноги, — что у тебя дальше?

— Давид и этика переговоров, — откидываясь на спинку, произношу.

— Отлично. Увидимся через три часа.

И мужчина выходит из библиотеки, где я решила устроить свой временный штаб…

— Анна?

— Боже, я думала, у меня будет хотя бы минутка, — со стоном сообщаю вселенной и выпрямляюсь.

Смотрю на Давида.

— Я очень уважаю все ваши методы, серьёзно. Но за эти три дня вы не сможете вложить в меня ВСЁ, — замечаю, глядя на него с мукой.

— Конечно. Всю основную массу знаний вы получите в течении первого месяца. Потом станет попроще, — мягко улыбается мужчина, который так и не перешёл со мной на «ты», в отличие от остальных.

— Ясно. Но во время интервью мне вовсе не пригодятся знания о том, как стоит вести себя с акулами бизнеса. Я же буду одна в помещении. Только я и репортёр, — пытаюсь донести свою мысль.

Мне бы так пригодились эти два часа перед обедом! Кровать! Подушка! Здоровый сон!

— Хорошо, — опустив голову, произносит Давид.

— Хорошо? — недоверчиво переспрашиваю.

— Вы правы, никого из, так называемых, «акул бизнеса» во время интервью рядом с вами не будет… — проговаривает он, а затем неспешно расстёгивает пуговицы на своей рубашке и снимает её с себя, оставаясь передо мной в одних джинсах и… во всём своём великолепии.

— Боже, — резко отворачиваюсь, а затем и вовсе соскакиваю с кресла, — Давид, оденьтесь, пожалуйста! Я не знаю, зачем вы это сделали, но, прошу, верните всё, как было!

— Как вы относитесь к своей новой должности? — спрашивает Давид, не двигаясь с места.

— Что? — изумленно переспрашиваю, прикрыв лицо.

— Вы ожидали получить наследство? Были ли вы близки со своим дедушкой?

— Что за бред? — уже ничего не понимаю, продолжая искать место, где можно стоять и не видеть Его.

И да, это я про пресс. Красивый всё-таки. И взгляд притягивает.

Неловко-то как…

— Вы нервничаете? — продолжает допрос Давид, — Что вы знаете о бизнесе своего дедушки? Почему он назначил именно вас? Это для вас первый опыт в подобной должности? На вас давит ответственность? Как вы планируете управлять компанией? Есть ли у вас подходящее образование? Не думаете ли вы, что акционеры откажутся от сотрудничества с вами, когда увидят, насколько вы не уверены в себе и нерешительны?

— Давид, хватит! — повышаю голос, опуская руки, — Прошу вас, — добавляю чуть мягче, — я не очень понимаю, чего вы этим хотите добиться.

— Вас можно вывести из равновесия одним лишь голым торсом. И на интервью вы потопите себя. Сами.

Некоторое время молчу, глядя в пол.

— Эти люди найдут способ отыскать ваше слабое место, — произносит Давид, не делая ни одного движения, — они случайно попадут в ваш кабинет перед интервью или пришлют «дружеский» подарок с посланием. И у вас не будет шанса исправить ситуацию, если нечто подобное выбьет вас из колеи. Это ваше первое появление на публике. Это ваше первое заявление о себе. Ваших недоброжелателей намного больше, чем ваших сторонников. Вы — загадка. Вы — неизведанный элемент в этой таблице Менделеева. Вы должны оставаться неприступной и неизведанной — как бы странно это ни звучало. Вы должны стать лицом всего того, что оставил после себя ваш дедушка. Вы не имеете права опозорить себя и — его имя.

— Я прошу извинить меня, — выхожу из-за угла через несколько секунд, — я немного расслабилась… потеряла ориентиры из-за массированной атаки новых знаний на мой мозг, — нервно улыбаюсь и возвращаюсь в кресло, продолжая смотреть куда угодно, но только не на полуобнаженного мужчину.

Суть претензии мне ясна. Я действительно была не права и чересчур самонадеянна.

— Вы сблизились с Марком и Яном, — неожиданно замечает Давид.

— Когда ты находишься двадцать четыре часа в сутки в компании одних и тех же людей — у вас просто нет шансов не сблизиться, — замечаю в ответ.

С Марком мы перешли на "ты" в первые же три часа общения. По моей просьбе. С тех пор занятия стали чуть меньше напоминать откровенное издевательство надо мной.

Совсем чуть-чуть…

— Меня не было по объективным причинам. Прошу за это прощения. Но это не значит, что та информация, которую я хочу до вас донести — не столь важная, как занятия с Марком или Яном. И, к сожалению, у нас не так много времени для того, чтобы подготовиться, — произносит Давид ровным голосом.

— Я поняла, — отвечаю так же ровно, затем беру себя в руки и перевожу взгляд на мужчину, — но мне не кажется, что кто-то из директоров компании будет снимать передо мной рубашку.

— Они будут использовать любой способ, чтобы дискредитировать вас. Напасть перед интервью — самое удачное время для этого, — парирует Давид, — вы же не хотите проигрывать в своей первой битве?

— Нет, — качнув головой, твердо произношу, — теперь, когда я знаю о масштабе проделанной дедом работы… я просто не имею права отдать дело его жизни в руки его врагов.

— Это правильный настрой, — кивает Давид и, наконец, надевает рубашку.

— Вы в хорошей форме, — замечаю невзначай, отведя взгляд в сторону.

— Вы будете в такой же — если будете следовать инструкциям Яна, — спокойно отвечает Давид.

— До ширины ваших плеч мне далеко, — криво улыбнувшись, отвечаю.

Давид улыбается, оценив шутку.

Боже, они начинают работать! Кажется, у меня прогресс.

Но вообще — веселиться некогда. Так что, взяв правильный настрой, погружаюсь в процесс изучения акульего этикета.

В последнюю ночь перед интервью я не могла заснуть. Слишком много новой информации, — пусть и структурированной, хвала Марку и его системе обучения, — накопилось в моей голове за эти четыре дня. Плюсом шли страхи, что я облажаюсь. И вишенкой на торте стало опасение наткнуться на кого-нибудь из врагов деда перед интервью.

Нет, Давид всё четко объяснил, и теперь я знаю, как следует действовать, столкнись я с кем-то из недоброжелателей. Но я никогда в жизни не притворялась кем-то другим (даже улучшенной версией себя самой). Во мне нет актерского таланта. Поэтому приходится уповать не на мастерски отточенную игру, а на свою личную уверенность в собственной правоте.

Никто не имеет права претендовать на то, что принадлежит моему деду.

Он сделал всё, чтобы из маленькой организации вырос настоящий гигант, поглощающий конкурентов. И если он решил, что этот гигант должен принадлежать мне…

Да, вот тут у нас и была загвоздка. Я всё ещё не считала, что достойна такого наследия. И Давид делал всё возможное, чтобы взрастить во мне эту уверенность.

Тем не менее, моего внутреннего настроя хватало на то, чтобы понять: это воля создателя компании — сделать меня преемницей его дела.

Я не могу с ним спорить. Единственное, что я действительно могу сделать — это попытаться соответствовать его ожиданиям.

Провалявшись пол ночи без сна в попытке успокоить свой мозг, плетусь на кухню. Не включая свет, беру графин и наливаю стакан воды — благо, подсветки от нескольких приборов хватало, чтобы различать предметы. Будить кого-то из прислуги совсем не хотелось, а, реши я включить свет, кто-нибудь точно подорвется с постели — уже проходили… Так что наполняю стакан и отхожу вглубь кухни, в самый угол. Наслаждаюсь тишиной, темнотой и одиночеством. Здесь меня никто не найдёт. Здесь, в этом углу, все проблемы завтрашнего дня кажутся надуманными и несерьёзными. Волнение? Страх? Неуверенность? Все они там, на свету, а здесь, в темноте, я могу быть собой и ни о чём не переживать.

Неожиданно на кухню кто-то заходит…

…не спеша, идёт к холодильнику, открывает дверцу и достаёт бутылку с содовой. Да, за неделю жизни в пентхаусе я научилась различать, чем обычная газировка отличается от содовой, потому теперь могла с уверенностью сказать — что именно взял тот человек. А благодаря свету ламп, засветивших из холодильной камеры, понять — кто это был…

Исайя.

Неожиданно для самой себя застываю в углу, стараясь даже не дышать. Понятия не имею, почему хочу остаться незамеченной. Слежу за силуэтом, отпивающим из бутылки подслащенный напиток. Держу свой стакан двумя руками, надеясь, что никакой лишний звук не привлечёт ко мне внимания… ощущаю, как капля воды со стеклянной грани медленно стекает на мой палец, проползает по костяшке на запястье и… впитывается в ткань ночнушки: я успеваю прижать руки к себе.

Этот звук — его просто нельзя было услышать.

Но моё сердце начинает биться в три раза сильней.

Силуэт поворачивает голову.

… медленно закрывает дверцу холодильника, оставаясь едва различимым в темноте…

И шагает во мрак…

Теперь сердце отбивает настоящую барабанную дробь. Боже, куда он делся?! Отсюда, из этого угла, я просто не могу его увидеть. Подсветки хватает лишь на то, чтобы различать очертания приборов на другой стороне кухни и видеть выход из помещения… Но здесь, в том месте, где я спряталась… здесь — абсолютная темнота.

Ощущаю, как моё дыхание становится тяжелым. Мне трудно дышать беззвучно — особенно сейчас, когда я перестаю владеть собой. Я напугана.

Почему я боюсь? И чего я боюсь в своём собственном доме?

Неужели — Его?..

Неожиданно чувствую тепло чужого тела прямо напротив себя. И колыхание воздуха… где-то в районе моего лба… где-то надо мной…

Боже, это он? Он так рядом?! Сжимаюсь в единый комок нервов, зажмурив глаза…

И изумлённо замираю.

Какое странное ощущение…

Здесь и сейчас, стоя с закрытыми глазами, я могла точно сказать — где и как стоит молодой человек напротив. В десяти сантиметрах. С чуть опущенной головой. Взгляд направлен чётко на меня.

Судорожно выдыхаю, ощутив прилив жара. Почему моё тело нагревается?.. На что оно так реагирует?.. Еще сильнее прижимаю к себе холодный стакан — словно он способен остудить взбунтовавшийся организм. Опускаю голову, пытаясь справиться с собственной реакцией…

Секунда — и я перестаю чувствовать давление.

Открываю глаза.

Успеваю заметить, как быстрая тень мелькает в другом конце кухни. Недоверчиво хмурюсь, всё ещё пытаясь разглядеть хоть что-то перед собой. Через десять секунд тишины протягиваю руку вперёд.

Никого.

Боже… что это было?

Странное дело, но после этого происшествия я заснула, как убитая. Должно быть, переживания из-за не поддающегося логике поведения Исайи вытеснили все прочие мысли из моей головы, и, как ни странно, я смогла, наконец, расслабиться. А утром — стойко прошла через все круги ада, включавшие услуги визажиста, парикмахера и стилиста.

Все они были по очереди приглашены в дом. И все они знали Давида. Странные у него связи…

Ещё более странным было то, что все три мастера консультировались с ним во время работы надо мной. Словно он был профессионалом, а они — стажерами.

Я решила не удивляться и просто приняла всё, как есть.

Ближе к обеденному времени мы с Давидом пересекали коридор огромного офисного здания, принадлежавшего компании. Я старалась не смотреть по сторонам и не отвлекаться на интерьер и прочее: моя цель была чёткой — быстро дойти до кабинета, дать интервью, быстро уйти.

Разговоры с сотрудниками и объяснение каждому встречному — кто я такая, — строго запрещены. Экскурсия по зданию также отложена до следующего раза. Ничто не должно выбить меня из колеи. Я здесь лишь по одной причине. Точка.

— Тоня написала сообщение, — взглянув на экран своего нового телефона, сообщаю Давиду, — «всё готово». О чём она?

— Мы связались с ней и попросили подписать бумаги о неразглашении, — кивает мужчина и заходит в лифт вслед за мной.

— О неразглашении чего именно? Вы же не имеете ввиду…

— Именно это и имею, — мягко отрезает Давид.