– Наверное, вам видней, – осторожно проговорил Филипп. – А вот я сильно им подвержен. Иногда даже не знаю, что с ними делать, они мне не дают покоя.

– Это пройдет, с возрастом станете спокойней, рассудительней. Будете удивляться своей былой несдержанности. Так что наберитесь терпения.

– А если ничего не измениться. Бывает же такое?

– Не бывает, – уверенно возразила она. – Всегда все меняется.

– Мне так нравится, что вы так в этом твердо убеждены. Это и в меня вселяют уверенность.

Если бы он знал, что на самом деле, она ни в чем абсолютно не уверенна, подумала о себе Марина. Настолько не уверенна, что ей до чертиков странно играть эту роль. Но тем большая ее заслуга, если она с ней успешно справится.

– А вы не уверены?

– Меня одолевают сомнению практически во всем. Хотя может быть вам это не интересно?

– Мне очень интересно, – поспешно проговорила Марина. – Вы замечательный молодой человек. Красивый внешне и внутренне.

– Вы так считаете? – недоверчиво взглянул на нее Филипп.

– Неужели я похожа на старую лгунью, – засмеялась Марина.

– Ни на старую, ни на лгунью.

– А на кого? – кокетливо спросила она.

Марина видела, как собрался Филипп с духом.

– На молодую и очень красивую женщину.

– Так уж и очень.

– Очень.

«У меня появляется шанс выполнить задание. Неужели все же я буду жить в своей московской квартире, и сниматься в фильмах в хороших ролях». От открывающейся перспективе у Марины аж перехватило дыхание. Все теперь зависит от этого юноши. Ей нужно еще пару дней, от силы три, чтобы добиться требуемого результата. Вернее, результат нужен его отцу, а ей – совсем другое.

– Не стану скрывать, мне приятны ваши слова, Филипп.

– А можно вас попросить говорить мне «ты»?

– В том случае, если и вы будете мне тыкать.

– Мне неудобно.

– А ты попробуй. Пару раз скажешь – и неудобство испарится.

– Вы думаете?

– Скажи: ты думаешь?

– Ты думаешь? – слегка запинаясь, повторил он.

– Видишь, дело пошло. У нас с тобой большие перспективы, – немного загадочно произнесла Марина. – Она вдруг положила свою руку на его ладонь. – Скажи, что тебя беспокоит? Я же вижу.

Филипп опустил глаза.

– Я еще ни с кем об этом не говорил.

– Кто-то же должен быть первым. Разумеется, если ты мне не доверяешь, тогда и не начинай.

– Я доверяю, – поспешил опровергнуть Филипп.

Марина убрала руку с его ладони, откинулась на спинку шезлонга и закрыла глаза.

– Тогда можешь начинать.

– Я не люблю своего отца. Может быть, даже я его ненавижу. Меня это сильно пугает. Я не знаю, как с этим жить, как строить с ним отношения.

Филипп замолчал, ожидая ее реакции.

– А за что ты его так не любишь?

– Он уверен, что весь мир создан исключительно для удовлетворения его нужд. А то, что не способно их удовлетворять, он либо считает ненужным, либо полагает, что можно без всякого ущерба уничтожить.

Марина невольно подумала, что она в чем-то солидарна с отцом этого юноши, ей абсолютно наплевать на все, что не служит ее целям. А это как ни крути подавляющая часть мирозданья.

– Но может быть, потому что он так думает, он и добился многого.

– То, чего он добился, для меня не имеет никакой ценности.

Марине это заявление показалось невероятно глупым. Но она уже начинает понимать, что от этого уже не ребенка, но еще не мужчины можно ожидать все, что угодно. Не случайно же его отец попросил ее заняться Филиппом. Теперь ей становятся ясными эти причины.

– Для тебя не имеет значения, что твой отец входит в сотню самых богатых людей планеты?

– Нисколько, – хмуро произнес Филипп.

– Но тогда у тебя не было бы всего того, что ты имеешь, – обвела Марина взглядом яхту.

– Что ж из того, – пожал юноша плечами. – Подавляющее число людей не обладают таким богатством. И спокойно себе живут. А ты хотела бы все это иметь?

Марина посмотрела на него и вдруг ясно осознала, что нужно отвечать предельно искренне. Сейчас не следует ему подыгрывать, это можно сделать в другой раз.

– Очень хотела бы.

Филипп долго смотрел на нее, и Марина забеспокоилась: не совершила ли она роковой ошибки, сказав то, что думала. Может быть, он хотел от нее совсем другое услышать?

– Ты молодец, что сказала правду, – одобрил Филипп. – Ненавижу, когда врут. Ты часто врешь?

– Не часто, но случается.

– А почему лжешь?

Марина вздохнула про себя, эти расспросы ей, во-первых, не нравились, а, во-вторых, начали немного утомлять.

– Так получается. Иногда это единственный способ, чтобы чего-то получить или чтобы тебя не унизили.

– Я так мало о тебе знаю, – произнес Филипп.

– Ничего интересного.

– А мне интересно.

А он умеет быть упрямым, отметила Марина.

– Я актриса, вернее, это только я сама себя так называю. А на самом деле, никто меня таковой не считает. И правильно делают. Я снимаюсь в массовке, в лучшем случае в малюсеньких эпизодах, с двумя-тремя репликами. Вот, собственно, и все.

Филипп молчал, но Марина почти не сомневалась, что он думает о ней. Точнее, об ее несчастной судьбе. Эти мысли можно было легко прочесть на его лице.

– Но почему ты не можешь сниматься в больших ролях?

– Чтобы сниматься в больших ролях, нужны знакомства, протекции. А иногда просто везенье. А у меня нет ничего из этого списка. Поэтому до конца жизни я так и буду топтаться в передней киноиндустрии.

– А ты полагаешь, что хорошая актриса?

– Мне так кажется. Да и другие люди, в том числе режиссеры об этом мне говорили. Но не я одна такая, знаешь их сколько. На всех места просто не хватает. Пробиваются единицы.

Филипп в очередной замолчал, Марина же терпеливо ждала, что он скажет.

– Я тебе помогу. Не знаю, еще как, но постараюсь обязательно помочь, – неожиданно пообещал он.

– Стоит ли тратить на меня усилия, Филипп. Есть немало других сфер для приложения твоего таланта.

– Я сам решаю, что мне делать, куда направлять усилия. – Филипп вдруг вскочил с шезлонга и стремительно стал удаляться.

37

Шаронов постучался в дверь каюты Шаповалова.

– Входите, – услышал он недовольный голос хозяина яхты.

Шаронов заколебался: входить или не входить. Но толкнул дверь. Нет смысла что-то откладывать, даже если Шаповалов не в духе.

– Это вы? – Шаповалов и не пытался скрыть, что удивлен его визитом. – Не ожидал вас увидеть.

– Почему?

– Мне казалось, что вы стараетесь минимизировать наше общение.

– В общем, так оно и есть.

Шаповалов внимательно посмотрел на него.

– Что же вас привело в наши края?

– Я хотел поговорить с вами о сценарии?

– Вот как. А я грешным делом думал, что менее всего вас интересует на свете, как раз сценарий.

Шаронов пожал плечами.

– Вы недалеки от истины.

– Недалек?

– Вы попали прямо в нее, – усмехнулся Шаронов.

– Мне нравится, что вы честный. Но тогда не пойму ваш интерес.

– Я привык все, что делаю, делать добросовестно. И если должен написать сценарий, он должен получиться отличным. Даже если у меня нет желания его писать.

– Я понимаю, – кивнул Шаповалов. – Мне нравится ваше отношение к делу. И что же вас привело конкретно?

– Это мнение не только мое, но и второго сценариста. То, как развивается сценарий, вернее, то, как выстраивается ваш рассказ, он получается излишне односторонний. Зрителю такой фильм покажется несколько монотонным.

– Ладно, не тяните кота за хвост. Говорите, с чем пришли.

– Чтобы фильм получился сбалансированным, требуется сильная женская линия.

Шаронову показалось, что по лицу Шаповалова прокатилось выражение недовольства.

– У меня был иной замысел.

– Он никуда не исчезает, наоборот, становится более выпуклым.

– Вы так думаете? – с сомнением произнес Шаповалов.

– Поверьте моему опыту сценариста.

– Если бы не верил, не пригласил. И что вы думаете об этом реально?

– На яхте с нами плывет Алла. Мне кажется, она достаточный интересный типаж, чтобы послужить основой образа.

– Как-то не думал об этом. Но если вы считаете, что это пойдет на пользу, валяйте. Этот тот вопрос, ради которого вы ко мне пришли.

– В общем, да.

Шаповалов с сомнением покачал головой.

– Странно.

– Вас что-то удивляет в моем поведении?

– Именно удивляет. Я ждал, что вы придете ко мне, но совсем не с таким вопросом.

– Почему?

Шаповалов на мгновение задумался.

– Не знаю. Мне так казалось. Разве этого недостаточно.

– Не всегда.

– Пожалуй, вы правы.

– С вашего позволения я пойду, – проговорил Шаронов.

– Если у вас вопросов больше нет, то есть у меня. Не возражаете, если я их вам задам?

– Задавайте.

– Хочу понять, что происходит. Всегда понимал, а сейчас ни черта.

– Вы о чем?

– Об этой пакости – кризисе. Все летит к чертовой матери. За неделю я потерял больше, чем за десять лет. Еще недавно мне казалось, что такого не может быть никогда. Можете мне объяснить?

– Могу, только не уверен, что мои объяснения вас обрадуют.

– Это уж мне решать, радоваться или нет. Говорите.

– Кризис – это период великого перераспределения: власти, влияния. И разумеется денег. Он отбирает у тех, кто все это имел, и дает тем, кто стоит в очереди на получении. Особенно сурово он обходится с теми, кто полагали, что то, что им было дано, является пожизненной рентой. И никто этого их никогда не лишит.

– Вы полагаете, я могу лишиться всего?

– Это не я решаю. Но полагаю, что такое вполне может случиться. Ни вы первый, ни вы последний.

– Вы прямо меня обнадежили.

– Я предупреждал, что мои слова вам не понравятся.

– Да что вы заладили: не понравятся, не понравятся. Разве в этом дело. Как уберечься от вашего перераспределения?

– Тут я вам не советчик. Могу лишь сказать: готовьтесь к худшему. По крайней мере, это не помешает.

– Нет уж, увольте. Это значит признать свое поражение.

– На самом деле, это и есть настоящая победа.

– Для вас, но не для меня, – вдруг почти вплотную подошел к Шаронову Шаповалов. – Для меня все предельно однозначно: победа – это победа, поражение – это поражение. И я никогда не изменю этому принципу.

– Я вас не призываю изменять своим принципам, я лишь высказываю свою точку зрения.

– И вы полагаете, что с такой точкой зрения можно жить?

– Я же живу.

– А вы уверенны, что это жизнь?

– До сих пор сомнений не возникало. Просто жизнь многогранна, у нее есть такие грани, которые кажутся непривычными. Но они не просто реальны, они гораздо реальней, чем привычное большинству существование.

– Думаете, я никогда не слышал такие речи, – усмехнулся Шаповалов.

– Их многие слышали, но мало кто их воспринимает. Они проходят сквозь сознание, как солнечные лучи сквозь стекло.

Шаповалов отошел от Шаронова и сел в кресло.

– Не могу понять, что вами движет. Прежде чем пригласить вас писать сценарий, мои помощники составили на вас целое досье. Сначала все шло абсолютно нормально. И вдруг в одно мгновение все изменилось, словно кто-то взмахнул волшебной палочкой. Я тогда даже подумал, что так не бывает. Либо это мистификация, либо помешательство.

– Я похож на сумасшедшего? – улыбнулся Шаронов.

Шаповалов бросил на него быстрый взгляд.

– Я видел немало сумасшедших. Не все они похожи на сумасшедших. Некоторых от нормальных не отличить. Но они сумасшедшие.

– Если вам так удобней, то будем считать, что я их тех сумасшедших, которые на них не похожи.

Шаповалов вдруг вскочил с кресла и нервно пронесся по каюте.

– Не могу я понять, что вами двигает. Не могу. А мне это не нравится. Вот смотрю на вас и виду ясно: вы такой же, как я, как все. Но при этом мыслите по-другому, поступаете по-другому. Такого не бывает.

– Бывает, хотя и редко, – возразил Шаронов.

– Но ведь до какого-то момента вы были такой же, как все. Значит, что-то произошло. – Шаповалов буравил Шаронова взглядом.

– Произошло, – подтвердил Шаронов.

– И что же?

– Я соприкоснулся с другой реальностью.

– Понимаю. – Указующий перст миллиардера показал вверх. – Вы побывали там.

– Где я был, точно не могу сказать. Может, там, – посмотрел Шаронов наверх, – может там, – посмотрел он вниз.

– Так там или там? – нетерпеливо спросил Шаповалов.

– Я же сказал, не знаю. Скорей всего ни там и ни там.

– Так не бывает, всегда есть точка, где мы находимся в данную минуту. Путь даже не на земле, – усмехнулся Шаповалов.

– Не думаю. Мой опыт свидетельствует о другом.

– Ну, хорошо, объясните, как все началось? Ведь должна же быть точка отсчета.

– Вот тут вы правы, точка отсчета есть. Все случилось для меня абсолютно неожиданно. Я был вполне здоровым человеком, почти никогда не жаловался за здоровье. И уж тем более на сердце. И вдруг совершенно неожиданно у меня возникает сердечный приступ. Жена вызывает «Скорую помощь», и она увозит меня в больницу. А там происходит остановка сердца. И тогда случилось нечто, о чем я даже, и помыслить не мог. И если меня бы спросили, то скорей бы сказал, что такого никогда быть не может. – Шаронов замолчал.