– Что же такого необычного, чего быть не может, но что произошло, с вами случилось? – спросил Шаповалов, не спуская с него глаз.

– Моя душа покинула тело.

– И как же она это сделала? – В голосе Шаповалова прозвучало насмешка, смешанная с недоверием.

Но Шаронов словно бы не обратил внимания на эту интонацию.

– Она вышла из макушки. Это было не слишком приятное ощущение, как будто вы освобождаетесь от одежды, которая вам мала. И через несколько мгновений я увидел себя сверху, лежащего без сознания. А вокруг меня суетились доктора, кажется, они делали прямой массаж сердца. Но в тот момент меня это интересовало менее всего. Меня, вернее мою душу, словно бы подхватил какой-то вихрь. Она вдруг стремительно понеслась вверх. И оказалась в каком-то туннеле.

– Все хором говорят о туннеле, это уже стало расхожим местом.

– Вы правы, насколько я понимаю, туннель – это обязательный элемент перехода из одного мира в другой. Я летел по нему, ощущая небывалую легкость. И по мере того, как углублялся все дальше, меня сопровождал все более ослепительный свет. Я вылетел из туннеля, как вылетает пробка из шампанского. И оказался около какой-то стены. Но эта стена не являлась сплошной, там были какие-то отверстия. Они словно бы предлагали выбрать себя. И вот в одно из них меня затянуло, как затягивает пыль в пылесос. Я пронесся через нее и очутился в совсем другом пространстве.

Шаронов в очередной раз замолчал. Молчал и Шаповалов. Он достал сигарету и закурил.

– Вы, наверное, понимаете, что мне жутко любопытно, что же случилось с вашей душой в этом пространстве? Кстати, а что из себя оно представляло?

– Это был открытый космос, непостижимо огромный. Меня отгораживала от него оболочка, в которой заключалась моя душа.

– Прямо космический корабль с космонавтами.

– Именно так, – кивнул головой Шаронов. – Только было одно важное отличие. Я очень явственно ощущал, как давит всей своей непомерной тяжестью на меня космос. И как с каждой минутой отделяющая мою душу от него оболочка становится все тоньше. И при этом я очень ясно понимал, что это все самым тесным образом было связано с моей прошлой жизнью. А мое спасение зависит от того, смогу ли я ее изменить. И как только я принял решение жить кардинально по-другому, как тут же стремительно понесся вниз. И снова вошел в тело через голову. Между прочим, это оказалось значительно трудней, чем выйти. Вроде бы даже получилось не сразу. Вот собственно на этом и завершилось то путешествие.

– Я так понимаю, самое важное случилось потом, – проговорил Шаповалов.

– Трудно сказать, что тут самое важное – задумчиво произнес Шаронов. – Но когда я вернулся в сознании на больничной койке, то это было возвращение уже в другое сознание. Я понимал: то, что со мной случилось, был то ли призыв, то ли требование пересмотреть всю мою жизнь. Когда я находился в тонкой оболочке, отделяющей меня от бесконечного, смертельно холодного космоса, то у меня возникло ощущение, что меня отпустили на землю с условием, если я кардинально изменюсь. Точнее, откажусь от прежнего существованию и начну новое. И когда буквально через несколько дней я вышел из больницы, изумив врачей моим стремительным выздоровлением, у меня не было сомнений, что возможность возвращения к тому, что было раньше, для меня закрыта.

– И вы легко расстались с той вашей жизнью?

– Как ни странно, не только легко, но почти без сожаления. Мне настолько все это стало неинтересным после того, что я пережил, что я забросил все сценарии, отказался от контрактов, даже заплатил неустойку. Но писать все эти глупейшие и плоские сюжеты больше был не в силах. Я слишком по-иному стал смотреть на мир. И в этот взгляд на кино, как и многое другое, уже не вписывалось в прежнюю действительность. Мне предстояло искать нечто принципиально иное.

– И нашли?

– И да, и нет.

– Это как же понимать?

– Поиск никогда не заканчивается, мы обречены на вечное движение. А любая остановка всего лишь передышка перед новым броском.

– Не слишком ли все это утомительно?

– Нет, это восхитительно.

– Что-то по вас это не заметно. Вы скорей выглядите разочарованным.

– Я вернулся в мир, из которого с радостью ушел. Это меня тяготит.

– У вас проблемы с сыном?

– Да.

– Я могу дать вам денег на его лечение. И вы уедете. Согласны?

– Нет.

– Почему? – изумился Шаповалов.

– Эти деньги ему не помогут.

– Да отчего же, деньги есть деньги, если они могут помочь, то обязательно помогут. А как они получены, не суть важно.

– Я знаю, эти деньги ему пользу не принесут. Я должен сделать то, что должен. Но как можно быстрей. Дорог каждый день. Только тогда сын с их помощью поправится. Все очень взаимосвязано.

– Нет, не понимаю я вас. Я предлагаю…

– Спасибо, но я знаю, что делаю.

– Как пожелаете. – Шаповалов на несколько мгновений замолчал. – Вы мне расскажите о своем движении?

– Разумеется. Это моя обязанность.

– Но не сейчас. Я немного устал. Наш разговор был для меня несколько тяжеловат. Но мы его непременно продолжим.

38

Филипп едва не столкнулся с быстро вышедшим из каюты отца Шароновым. Они улыбнулись друг друга, как старые друзья, и, не сказав ни слова, разошлись.

Филипп не без некоторой робости постучался в дверь.

– Кто там, черт возьми! Я занят! – раздался недовольный крик.

Филипп невольно отпрянул, но затем сделал решительный шаг вперед. Отправляясь сюда, он дал себе обещание не тушеваться перед отцом. Он всегда его боялся, сколько он помнил себя, начиная с самого маленького возраста, любое отцовское недовольство вызывало в нем настоящую панику. Повзрослев, он стал презирать себя за эту слабость, но преодолеть ее так и не смог. И, оказавшись на яхте, поставил перед собой цель избавиться от этого унизительного чувства.

Филипп резко отворил дверь, и его едва не сбил с ног налетевший на него отец.

– Я же просил не беспокоить меня! – заорал он. Но, обнаружив, что перед ним сын, замолчал. – Извини, Филипп, к тебе это не относится. Ты можешь у меня бывать в любое время. Рад, что ты зашел. Садись. Может, чего-нибудь хочешь выпить. Я распоряжусь.

Филипп сел.

– Спасибо папа, я пришел не за этим.

– Но одно другому не помешает. Знаешь, ты очень вовремя ко мне заглянул, – вдруг проговорил Шаповалов.

– Я заметил, – не сдержал иронии Филипп.

– Да, да, я понимаю. Но если бы ты знал, какие у меня неприятности. Мы потеряли с тобой сынок кругленькую сумму. Хочешь посмотреть? – Шаповалов взял со стола ноутбук.

– Нет, – резко ответил Филипп.

– Почему?

– Меня это не интересует.

Шаповалов вернул ноутбук на прежнее место.

– Хорошо, давай поговорим, что тебя интересует. Ты же не просто зашел меня навестить.

– Да, – подтвердил Филипп.

– Ну, так приступай.

Шаповалов вдруг заметил, что сын явно смущен. И, в самом деле, интересно, о чем он намерен вести речь?

– Я хочу поговорить об одном пассажире на яхте, – краснея, произнес Филипп.

– Пассажире или пассажирке?

– Пассажирке, – уточнил Филипп. – Ее зовут Марина Брюсова.

Шаповалов внимательно посмотрел на сына. Неужели его план, который он придумал без всякой надежды на успех, неожиданно начинает приносить плоды?

– Знаю ее. И что ты хочешь о ней сообщить?

– Так случайно получилось, что мы пару раз разговаривали. Она мне показалась хорошим человеком. Только пока ей никак не везет.

– Поверь, Филипп, это один из самых распространенных в мире недостатков. Миллиарды людей жалуются на хроническое невезение. Ты тоже однажды можешь оказаться подверженным этому недугу. Тебя это не беспокоит?

– Сейчас разговор не обо мне.

– Ты решил помочь этой даме?

– Мне показалось, что было бы справедливым это сделать.

– Я всегда опасаюсь разговоров о справедливости.

– Почему?

– Обычно их заводят неудачники. Как только они добиваются успеха, стремление к справедливости у них куда-то напрочь исчезает. Словно бы и не было.

– Со мной такого не случится.

Кажется, он радовался преждевременно, подумал Шаповалов. Пока в Филиппе ничего не изменилось.

– В жизни нельзя быть ни в чем уверенным. Особенно в твоем возрасте. Столько раз твои взгляды еще изменятся.

– Наверное, но не все. Но я пришел не для того, чтобы их обсуждать.

– Между прочим, это совсем нелишне. У меня богатый опыт, я многое могу тебя сказать, посоветовать.

– Спасибо, не надо. Могу я продолжать о Марине или мне уйти?

– Продолжай, – маскируя раздражение улыбкой, разрешил Шаповалов.

– Я знаю, папа, у тебя есть возможности в самых разных сферах. В том числе и в кино. А она хочет стать настоящей киноактрисой.

– И ты хочешь, чтобы я ей помог.

– Разве тебе трудно?

– Ты прав¸ у меня есть кое-какие связи в этом мире. Тот же Суздальцев. Но вот в чем загвоздка. Никто бесплатно ее снимать не станет. Может, она и очень талантливая, но абсолютно никому неизвестна. Если память мне не изменяет, она всего лишь несколько раз снималась в массовках.

– Да, она мне об этом говорила.

– Такая откровенность делает ей честь, но не меняет суть вопроса. А она состоит в следующем: чтобы добыть ей более или менее приличную роль нужно заплатить приличную сумму. Никто бесплатно ей ничего не предоставить, я эту публику знаю. Они за деньги удушатся.

– Но для тебя это совсем маленькие деньги.

– Маленькие, – подтвердил Шаповалов. – Но и маленькие деньги мне надо заработать. А чтобы это сделать, я тружусь день и ночь. Это вы тут отдыхаете, а я часами сижу за компьютером, веду переговоры, анализирую ситуацию, принимаю решения. Почему я должен тратить заработанные тяжелым трудом свои деньги, чтобы помочь какой-то Марине. Между прочим, здесь каждый мечтает о моей помощи. И почему я должен выделять именно Марину. Только потому, что она разжалобила моего сына. А завтра тебя разжалобит кто-то другой. Ты должен научиться преодолевать в себе эти мимолетные чувства. Ты мой наследник и должен вести себя, как богатый человек.

– А как он должен себя вести? – хмуро поинтересовался Филипп.

– Он должен уметь отказывать даже тем, кто ему симпатичен. Иначе однажды он останется без всего. А те, кому он помог, в трудную минуту не придут к нему на помощь. Я был свидетелем таких ситуаций множество раз. И это самое печальное из всех зрелищ.

– Ты в таком состоянии не окажешься.

– Постараюсь.

– Извини, папа, что отнял у тебя время.

– Ты не можешь отнять у меня время, оно принадлежит тебе. Как и все, что тут находится.

– Но при этом у меня нет денег, чтобы помочь человеку, – с горечью произнес Филипп.

– Ты можешь получить деньги.

– Как?

– Вместе со мной заниматься бизнесом. Ты должен их заработать. Я не подаю милостыню даже собственному сыну.

– Но бизнес меня не интересует.

– Я живу надеждой, что однажды все изменится. Подумай.

– Не обещаю. Мне надо идти.

Филипп вышел. К Шаповалову пришла удивившая его мысль: один за другим у него было два посетителя, на вид совершено разных. Но что-то между ними есть общее. И это никак не может его радовать.

39

– Я вышел из тюрьмы и вернулся в свой затюканный городок. В нем абсолютно ничего не изменилось, все та же серость и нищета, но изменился я. Я чувствовал, что за это время сильно поднаторел. Собственный опыт и уроки моего лагерного учителя позволили мне смотреть на мир по-другому. Вряд ли я мог четко выразить те перемены, что произошли во мне, я их скорей ощущал кожей, чем умом. Но от этого мое представление о том, что я обладаю и знаниями и умением, которых достаточно, чтобы подняться на другой уровень, не становилось слабей. Но понимал я и другое: в этом городке мне по большому счету делать нечего, все, что было можно, я тут взял. Да и вообще, нужно постоянно увеличивать масштабы своей деятельности. В противном случае возникнет момент, когда они начнут сокращаться. Это был один из тех уроков моего учителя, который я усвоил на всю жизнь.

Мои товарищи, подельники, члены моей банды – называйте, как вам больше нравится, встретили меня восторженно. Дела у них обстояли неважно, точнее, вообще никак. И это был, кстати, еще один важный урок, который преподнесла мне жизнь. Без лидера, без закоперщика загибается любое дело, везде нужен человек, способный двигать его вперед. Я еще раз утвердился во мнении, что как раз являюсь таким человеком. Это придало мне дополнительные силы. Потому что разговор предстоял сложный.

После того, как мы завершили славный гудеж по случаю моего возвращения на оставшиеся от прежнего промысла деньги, я приступил к обработке своих ребят. Дождавшись, когда они малость протрезвели, я заявил им, что нам пора брать ноги в руки и двигать из этого города. По простой причине, много тут не заработаешь. Пора вырываться на оперативный простор.