– Ничего такого он мне не рассказывал. Да мы давно с ним не общались.

– Жаль.

– У вас возникли сомнения?

– Может быть. Я не могу ошибаться. Сейчас все мои вложения должны быть оправданы. А у меня такое ощущение, что он чересчур далеко находится от реального мира.

– Мне тоже иногда так кажется.

– Вот как, – усмехнулся Шаповалов. – На самом деле, мне глубоко плевать, где он находится. Хоть на Сириусе. В конечном итоге это его дело. Мне же нужны гарантии, что он хорошо сделает свою работу.

– Но ведь это вы выбрали его, – не без опасения напомнил Суздальцев.

– Полагаешь, что я об этом забыл. Но я исходил из того, каким он был период, когда писал свои замечательные сценарии. А что осталось от его таланта теперь, когда он где-то там побывал? Как проверить?

– Даже не представляю. Приступать к написанию сценария еще преждевременно, ваш рассказ в самом начале.

– Понимаю, не хуже тебя. Вот что о чем я подумал. А что если ставку сделать на этого Ромова. Мы его пригласили в качестве запасного игрока. А теперь поменять их местами. Что думаешь? – Шаповалов пристально посмотрел на продюсера.

– Замечательная идея! – воскликнул Суздальцев. На самом деле, он был в этом далеко не уверен. А точнее почти уверен в обратном.

– А ты уверен, что он справится? Насколько я понимаю, ничего стоящего он пока не сотворил.

– Вы правы, но не все зависит от него. Сценаристы люди подневольные, чаще всего пишут на заказ. А заказы увы… Но вот в его способностях я не сомневаюсь. К тоже же я вам уже говорил, успех фильма на девяносто процентов зависит от режиссера.

– Про режиссера мне известно не хуже тебе. Поговорим об его кандидатуре позднее, когда будем иметь готовый сценарий. Я дам ход проекту дальше, если он меня удовлетворит.

– Это ваше право.

– Безмерно рад, что ты признаешь его за мной, – усмехнулся Шаповалов. – Вот что я хочу тебе сказать: устроим конкурс сценариев. Тебе нужно будет поговорить с Ромовым, мы даже увеличим его гонорар. Передашь ему: в случае успеха к обусловленной сумме он получит еще пятьдесят процентов.

– Это его очень обрадует.

– Так надо радовать людей. У меня такое подозрение, что ты на этом никогда не специализировался. Ты из тех, кто любит загребать все себе. Впрочем, это очень даже полезное свойство. Так что поговори с этим Ромовым, но пусть он держит все в секрете. Предупреди: если Шаронов прознает, моя договоренность с Ромовым будет аннулирована. Сумеешь сделать все как надо?

– Не сомневайтесь, Георгий Артемьевич.

– И вот еще что, – задумчиво произнес Шаповалов. – Попробуй-ка все-таки прощупать Шаронова, что от него можно ожидать. Ты как-никак профессионал в этом деле, у тебя должна быть развита интуиция.

– Поверьте, она у меня, в самом деле, развита. И очень редко подводит.

– Вот и используй ее по полной программе. А я тоже попытаюсь прощупать Шаронова. Хотя не люблю людей из того мира, если живешь на земле, то и должен жить по законам этой жизни. Вот когда переселишься туда…

– Совершенно с вами согласен, ничего хорошего от этого не бывает.

– А в жизни вообще нет ничего хорошего, есть только приятное. А приятное редко совпадает с хорошим. Заруби себе это на носу. А теперь иди, сейчас у меня другие дела.

41

Суздальцев решил не откладывать дело в долгий ящик и сразу же направился к каюте Ромова. И пока он шел, то раздумывал, какую выгоду он может получить от смены приоритета. Он будет дураком, если передаст Ромову дословно то, что говорил ему Шаповалов. Вернее, все это он ему и скажет, но тут важна интерпретация. Немного сместить акценты, поменять причину и следствие – и ситуация, как алмаз, заигрывает другими гранями. А он не может себе позволить действовать без выгоды для себя, он все меньше и меньше доверяет Шаповалову. Он становится каким-то не то странным, не то не понятным. Зачем-то притащил сюда своего отпрыска, с которым почти не общается. А этот парень, ему, Суздальцеву, решительно не нравится. Прямая противоположность отцу; если тот пример классического дьявола, то Филипп – ангела. Но вот что лучше – это еще большой вопрос. А теперь у него вдруг проснулся интерес к Шаронову. И еще неизвестно, чем он завершится.

Суздальцев задумался. Неужели у Шаповалова действительно неважно обстоят дела? С этим чертовым экономическим кризисом все идет кувырком. Почти весь кинобизнес остановился, никто денег ни на что не дает, даже на самые проходные проекты. Вот он и ухватился за этого самовлюбленного осла, который решил, что настолько велик, что про его мерзости можно изготовить великий фильм. И почему такие идиоты становятся такими богатыми. До чего же все-таки несправедливо устроен мир. Если рассудить, зачем этому Шаповалову деньги. Тратит их немеренно на разврат. А ведь столько можно сделать полезного. Он, Суздальцев, давно мечтает создать свою хорошую киностудию, делать свои, а не продюсировать чужие фильмы. Как ему надоело работать на других дядей, угождать всяким придуркам и сволочим. Каждый мнит себя гением, единственным и неповторимым. А если присмотреться – даже просто обычного нормального человека редко встретишь, повсюду одно дерьмо, которое, как известно, плавает на поверхности.

Вот и человек, к которому он идет, если разобраться тоже дерьмо. Хорошего сценария ему никогда не написать; не тот калибр. И что ему, Суздальцеву, делать, когда придет время выкладывать перед покупателем товар на прилавок? Один способ спасения – любой ценой внушить Шаповалову, что это стоящая вещь, именно то, чего он хотел получить. Если постараться, это вполне может выйти. В конце концов, этот осел ничего не смыслит ни в сценариях, ни в кино. А если найти хорошего режиссера, то он их любого дерьма сделает конфетку. И даже если не конфетку, то вполне сносное пирожное. У него есть на примете парочка таких не признанных гениев. Они за небольшую плату согласятся на все. И на этом тоже можно кое-что поиметь.

Суздальцев вдруг почувствовал прилив радости. Оказывается, если все по-умному сделать, то вполне реально выгодно обтяпать это дельце. А он уж почти впал в отчаяние. Вот что значит все хорошо продумать. Теперь можно приступать и к разговору с Ромовым.

Суздальцев много повидал на своем веку киношной братии, а потому сразу определил, что Ромов пребывает в депрессии. Взгляд то ли пустой, то ли отрешенный – разницу понять сложно, волосы всколочены, как после сна, а на столе наполовину опорожненная бутылка виски, зато дыхание так и разит перегаром. Продюсер поморщился. Он и сам бывал в таком и даже хуже состоянии, но не любил когда кто-то оказывался в нем. С таким человеком ни о чем путным не договориться.

Суздальцев даже подумал, не перенести ли общение с Ромовым на другое, более благоприятное с точки зрения состояния сценариста время. Но хозяин каюты неожиданно обрадовался появлению продюсера и вцепился в него, как клещ.

– Дима, здорово, что заглянули ко мне. Выпьете со мной?

Пить Суздальцеву не хотелось, но он быстро смекнул, что для успеха разговора это совсем даже не помешает.

– Конечно, выпью, Женя, тем более есть и хороший повод.

Ромов недоверчиво посмотрел на него.

– Какой еще может тут повод?

– Не спеши, скоро узнаешь, – загадочно улыбнулся Суздальцев. – А у тебя что-то настроение не на высоте.

– Какая к черту высота. Мне вообще не понятно, зачем я тут нахожусь и что делаю. Сижу как на помойке, слушаю излияния этого олигарха. А он даже на меня внимания не обращает. Я тут как статист при гениальном сценаристе. В общем, тоска.

– Ты прав, положение твое незавидное, – согласился Суздальцев. – Более того, признаю, что частично виноват в этом я. Я же тебя втравил в этот проект.

Ромов с изумлением взглянул на продюсера.

– Что это с вами такое приключилось? Вам всегда было наплевать на всех, кроме самого себя.

– Ты не прав, ты не достаточно хорошо меня знаешь.

– Так сделайте милость, просветите, – насмешливо проговорил Ромов. Он налил виски в бокал и выпил одним глотком.

– Я всегда с сочувствием относился к тебе, да и не только тебе.

– Как-то это было не очень заметно.

– Ты прав, – кивнул Суздальцев головой. – Но не мне говорить, какой жестокий мир, в котором мы с тобой вращаемся. Чаще всего у меня не было поля для маневра, я был вынужден поступать так, как поступал.

Ромов искоса взглянул на Суздальцева, пытаясь понять, насколько можно верить словам своего собеседника.

– У вас репутация одного из самых жестких продюсеров.

– Для меня это не новость, но это вовсе не черта моего характера. По-другому не добиться успеха. Но мне всегда хотелось как-то компенсировать это мое качество. Вот только случай пока не выпадал.

– И что он выпал?

– Выпал, – изобразил радостную улыбку Суздальцев.

– И в чем же это выражается?

– Я только что общался с Шаповаловым. У нас с ним получился не простой разговор. Он выразил некоторое сомнение в возможностях Шаронова справиться с поставленной задачей.

Ромов напрягся.

– Вроде бы он был уверен в нем.

– Уверен, но тот сам испортил о себе впечатление. Стал слишком много говорить на свои излюбленные темы. И это-то вызвало недоверие Шаповалова. И тогда я понял, что это мой шанс. Вернее, твой.

– И что дальше? – все еще недоверчиво спросил Ромов.

– Я и сказал ему, что коль Шаронов вызывает недоверие, то почему бы не увеличить в проекте твою роль. Сценарист он, то есть ты, способный, просто до сих пор не было возможности по-настоящему проявить себя. Я правильно сказал? – пристально посмотрел Суздальцев на Ромова.

– Именно так оно и есть, – подтвердил Ромов. – И что Шаповалов?

– Сначала он встретил мои слова недоверчиво, но я его сумел убедить дать тебе шанс.

– И в чем же он будет выражаться?

– Мы договорились, что ты будешь делать вид, что работаешь с Шароновым в прежнем режиме, а сам одновременно в тайне от него будешь писать собственный вариант сценария. А чтобы тебя не смущала двойная нагрузка, он по моему предложению согласился увеличить твой гонорар на пятьдесят процентов.

– Это правда? – Ромов от радости даже привстал.

– Сомневаешься в моих словах?

– Нет. Спасибо вам. Никогда не забуду того, что вы сделали.

Суздальцев снова взглянул на сценариста и обнаружил, что тот явно растроган. Произошло ли это под влиянием алкоголя или по другой причине, сейчас для продюсера значения не имело.

– За спасибо, конечно, спасибо, но сыт им не будешь.

– Что же вы хотите? – удивился Ромов.

– В общем немного. Понимаешь, Женечка, я в трудном положении, в долгах, как в шелках. Вот если бы в знак благодарности ты мне немного помог. Впрочем, я не настаиваю, это дело сугубо добровольное.

– Да я готов помочь. Но в чем конкретно?

Суздальцев сделал паузу и набрал в рот воздуха, как перед прыжком в воду.

– Их тех пятидесяти процентов половину отдал бы мне. По-моему, это совсем немного за то, что я для тебя сделал.

– Да, конечно, – упавшим голосом согласился Ромов.

– Вот и хорошо, что договорились, – сделал вид, что не замечает огорчения Ромова Суздальцев. – Смотри, не подведи меня. Ты должен накатать суперсценарий. Справишься?

Ромов не очень уверенно кивнул головой.

– Мы с тобой еще такие дела сотворим, – пообещал продюсер. – Давай выпьем за успех нашего безнадежного дела, как любят выражаться у нас в кино. – Суздальцев сам разлил остатки виски по бокалам. Они выпили. – Ну, все, я пошел. – Суздальцев потрепал Ромова по плечу. – Все будет хорошо.

Продюсер вышел из каюты. Несколько мгновений Ромов пьяным взглядом смотрел ему вслед.

– Сволочь! – вдруг пробормотал он

42

Весь день погода была отличной, с чистого голубого неба ярко светило солнце, яхта легко и резво скользила по плоской, словно шахматная доска, морской равнине. Но к вечеру все стало быстро меняться, сизые тучи грозно нависли над судном, а море вздыбилось хребтами волн.

Яхту раскачивало из стороны в сторону, и она напоминала идущего по дороге пьяного, потоки воды заливали палубы.

Марина чувствовала и невыносимый страх, и постоянные позывы к рвоте. Еще ни разу в жизни она не попадала в шторм, да и не могла попасть, так как это было первое ее морское путешествие. До сих пор она наслаждалась им, ничего прекраснее она еще не переживала. Но сейчас все было с точностью наоборот, она переживала самые ужасные минуты в жизни. У нее не было даже мужества смотреть в иллюминатор, вид несущихся с ревом прямо на нее водяных валов вызывали ужас. Как и их удары по корпусу. Марине казалось, что после каждой такой атаки яхта непременно должна перевернуться и отправиться на дно. И то, что она еще была на поверхности, казалось ей настоящим чудом. Как может такая хрупкая посудина устоять против разгула могучей стихии. Это противоречит всем законам природы. По крайней мере, в ее понимании.