– Зачем же ты пришел!

– Чтобы предупредить вас.

– Предупредить? И о чем же?

– Чтобы вы никому не делали зла на этом корабле.

Алла невольно побледнела.

– Кого ты имеешь в виду?

Несколько мгновений Филипп колебался – называть ли конкретное имя.

– Не важно, я имею в виду всех до одного. И знайте, я умею мстить.

«Я – тоже, – мысленно ответила ему Алла. – Посмотрим¸ кто лучше умеет».

– Но я ничего и ни против кого ничего не замышляю, – сказала она.

– Я предупредил. На всякий случай.

Она правильно поступила, что поручила это дело Ромову, подумала Алла. Надо попросить его ускорить то, что они задумали. Времени уже нет.

– Это меня, на самом деле, все хотят обидеть, – пожаловалась Алла.

– Не забывайте, что я вам сказал.

Алла с ненавистью посмотрела ему вслед. Она была уверена, что это глупенький, несмышленый паренек, а он оказывается тоже опасен. Жаль, что некому поручить убрать и его.

91

Всех не отпускало ощущение, что Шаповалов говорит об одном, а его мысли заняты чем-то иным. Он то и дело останавливался, о чем-то ненадолго задумывался и снова продолжал.

– В какой-то момент мне стало скучно заниматься только бизнесом, все шло как-то само собой. Денег становилось больше, я прикупал различные компании, иногда удачно, иногда не очень. Но это меня не слишком беспокоило, я уже уверенно сидел на коне, и отдельные неудачи быстро компенсировались удачами. Обо мне постепенно узнавали, но как-то мало, статьи появлялись редко и преимущественно какие-то невнятные. А в этом время имена многих бизнесменов, в том числе и тех, которые начали бизнес позже меня, и чьи успехи уступали моим, гремели по всей стране.

У меня возникло желание тоже прославиться, мне хотелось, чтобы меня узнавали, приглашали в телепередачи, интересовались моим мнением по разным вопросам. Тем более, я полагал, что разбираюсь во многих вещах не хуже, а то и лучше многих. Конечно, можно было купить такую популярность за деньги, платить за приглашения, за интервью, за заказные статьи. Я даже выделил на эти цели специальный бюджет. Но вовремя остановился. Я понял, что польза от этого залпа будет минимальной, нужно реальное дело, которое сделает меня популярным, увеличит мой общественный вес в соответствии с моим размером капитала. К тому же многое в стране меня перестало устраивать, беспредел был полнейший, чиновники, бандюки, различие между которыми часто было трудно выявить, осаждали как вражескую крепость. Я не успевал отбиваться от одних, как тут же появлялись другие. Нормально работать было невозможно. Я часто встречался с иностранными бизнесменами и черной завистью завидовал из жизни.

Я решил образовать партию. Партий возникало много, сначала я даже намеревался примкнуть к одной из них. Но вовремя одумался. Во-первых, ни одна мне не нравилась, во-вторых, я понимал, что буду на вторых, а то и на десятых ролях. А я собирался играть первую скрипку, даже в том случае, если не знал нот. Вот и решил создать свое политическое движение. Я понимал, что денег это потребует немеренно, но меня это не очень смущало; я был уверен, что уж их-то заработаю.

Я решил играть по-крупному. Я знал, что в этой стране можно купить все и всех. А раз так, то так и надо поступать. Времени было мало, а сделать надо было много. Я сразу же приступил к активной работе. Составил список людей, которых бы хотел привлечь в партию, нашел толковых функционеров – молодых циников, готовых за деньги служить любой идеи и любому человеку. Я понимал, что это не самый подходящий для этих целей народ, но других, способных что-то толково сделать, я не нашел. Но главную работу собирался выполнить сам.

Программу партии я заказал одному академическому институту. Они написали ее все по высшему разряду, такой документ было не стыдно показывать, где угодно. С ним стал обходить разных именитых персон, агитируя вступить в мою организацию. Разумеется, я вел себя очень корректно, ничего напрямую не предлагал, а лишь делился планами. А подспудно выспрашивал про их нужды и намекал на возможность помочь с деньгами. И если сначала большинство моих собеседников принимали меня холодно, то после этих слов их отношение ко мне менялось. Понятно, не все соглашались со мной сотрудничать, но я на это и не рассчитывал. Но несколько известных персон вступили в мою партию, что сразу же подогрело к ней всеобщий интерес. Через какое-то время меня уже стали более или менее регулярно приглашать на телевидение, журналисты стали брать комментарии. Я вдруг осознал, что на самом деле стать известным политиком не столь уж сложно, конечно, если иметь соответствующие финансовые ресурсы и хорошо разработанный бизнес-план. К тому же я решил сделать ставку на резкую критику властей, что всегда приветствуется. А причин их критиковать было столько, что можно это было делать с вечера до утра и с утра до вечера. На этом-то я и погорел.

Я был новичок на политической кухне страны. И многого не знал. Мне по наивности казалось, что у нас какая не какая, а все же демократия. Или что-то близко к ней. И я, как гражданин, имею право на политическую деятельность, свободно выражать свои взгляды. Предстояли выборы в парламент, я развил бешеную активность. Я решил, что лучшего момента для выхода на широкую политическую арену не придумаешь. Мои посланцы колесили по всей стране, созывали митинги, выступали на собраниях. Я требовал от них, чтобы они не только поносили власть, но предлагали что-то позитивное. Я позиционировал себя как альтернатива нынешнему руководству, призывал к переменам. Но при этом избегал любого экстремизма. Мне казалась, что моя позиция беспроигрышная, никто ко мне не может придраться. Опросы общественного мнения позволяли надеяться, что моя партия может провести в палату несколько депутатов.

И тут вдруг началось. Сначала я даже не понял, что происходит. Появились почти одновременно несколько статей, направленных против меня. Их авторы изрядно покопались в моей славной биографии и выволокли на свет божий разные из нее факты. Почему-то только негативные. А дальше случилось вообще нечто невообразимое, несколько газет, радиостанций и телеканалов синхронно перестали принимать у меня деньги, закрыв тем самым доступ к ним. Это уже был четкий сигнал, что против меня началась масштабная и скоординированная кампания.

Но я не придал ей большого значения; мало ли у меня политических конкурентов; ни я один в этой замечательной стране обладаю деньгами. Наоборот, я даже обрадовался; если началась моя травля, значит, меня считают серьезным противником. И я с еще большим рвением продолжил избирательную кампанию. Мне вдруг жутко захотелось стать известным политиком, выступать с думской трибуны. У меня даже появились всерьез мысли и надежды, что в этой стране можно реально что-то изменить к лучшему. Во мне пробудилось стремление сбросить с себя груз прошлого; сколько можно ползти по грязи, почему-то не зажить честно и другим помогать следовать моему примеру. Мне хотелось приносить реальную пользу, содействовать становлению нормальных цивилизованных отношений. Я даже намеревался заказать подготовку целой программы реформ. И готов был выделять для этих целей немалые средства, хотя создание партии и все, что с этим связано, обошлось мне в копеечку. Представляете, какие благородные мысли роились у меня в голове. Я до сих пор уверен, что если бы у меня все получилось, я был бы избран в парламент, то стал бы претворять свои задумки в жизнь.

Но я, как последний осел, забыл в какой стране живу, что здесь никому не нужны благие порывы. Их вырывают с корнем, как сорняки на грядке, тут котируется только угодничество, подлость, жадность, тут никому нет дела до национальных интересов. Хотя все без конца о них кукарекают. Внезапно на мою компанию налетели стаи проверяющих, начали дотошно копаться в моих делах. Только тогда до меня стало доходить, что положение-то у меня аховое, что дана команда меня преследовать. Я стал лихорадочно размышлять, как остановить этот маховик. Но было уже поздно, эти ребята уже разошлись на всю катушку.

Я кинулся к разным людям, в разные кабинеты, но везде получал отлуп. Я окончательно убедился, что команда последовала с самого верха, меня там по-настоящему испугались. Еще недавно это бы меня сильно порадовало, но сейчас было уже не до того, надо было спасть бизнес. Да и самому спасаться.

Но там решили разделаться не только с моей компанией, но и с мной. Не успел и глазом моргнуть, как оказался в камере предварительного заключения. Чего на меня только не навешали: уклонение от уплаты налогов, незаконные валютные операции, припомнили вооруженный захват комбината. Я сейчас и не помню все пункты обвинения.

Но все это было мелочи по сравнению с тем, что они решили сделать со мной. Поместили меня в камеру с отъявленными уголовниками, к тому же на одну полку приходилось не меньше двоих заключенных. Я сразу же стал объектом всеобщего внимания, еще бы миллионер, руководитель партии – и на нарах. Издевались надо мной по полной программе. До сих пор не знаю, было ли дано этим подонкам такое задание или они это делали по собственной инициативе. Но эти дни до сих пор вспоминаю с ужасом. А ведь я уже прошел тюремную школу и считал себя человеком закаленным. Но оказалось, что прежний опыт ничего не стоит.

Через пару дней я был готов на все. И когда меня привели снова к следователю, он это понял со своего первого опытного взгляда. Без предисловий он мне объяснил, что если я хочу выйти из тюрьмы, сохранить свою компанию, то должен обещать раз и навсегда прекратить свою политическую деятельность, всенародно объявить о роспуске партии. Ну и заплатить кое-какую сумму. Когда он назвал ее величину, то первый мой импульс был вернуться на нары. Может, я так бы и сделал, если в его взгляде не прочел свой приговор. А он был прост: откажусь, живым мне отсюда не выбраться, милые соседи по камере меня либо прирежут, либо придушат, либо еще как-нибудь оприходуют.

Пришлось согласиться на все условия. Меня перевели в другую камеру, где никто ко мне не приставал, а еще через несколько дней я вышел на свободу. Если, конечно, в этой стране можно вообще говорить о свободе. Я был сломлен, у меня было такое чувство, что мне уже лет семьдесят и пора на вечный покой. Для реабилитации мне пришлось на месяц поселиться в санатории. На свое восстановление денег не пожалел, так как понимал, что если не сумею преодолеть ужасную депрессию, то кончу жизнь самоубийством. Такие мыслишки меня посещали чуть ли не каждый божий день.

Но я не напрасно угрохал на лечение такие большие бабки, через месяц вполне очухался. И мог мыслить и действовать логично и последовательно. Конечно, мне придется выполнить свои обязательства и отдать этим тварям значительную часть своего капитала. Но это последнее, что они получат. Я решил, что в своей родной стране мне нет места. Я не буду работать на этих палачей. Я переведу свой бизнес за границу. А раз им не нужны такие, как я, пусть тонут в своем дерме.

Я начал ликвидацию своих дел в России. И через полгода уехал из нее навсегда. И больше ни разу моя нога не переступала границу этой страны. И, надеюсь, что не переступит. Я веду бизнес по всему миру, но только не там. И какие бы ко мне не поступали самые выгодные предложения оттуда, я всегда говорил и говорю: нет.

Ну вот, вы выслушали еще одну страничку из моей жизни.

92

Алла вышла вместе со всеми из кают-компании и постаралась, как бы невзначай оказаться рядом с Ромовым.

– Зайди ко мне, только незаметно, – прошептала она.

Через полчаса Ромов проскользнул в каюту Аллы. Та встретила его хмуро.

– Ну, что у тебя. Говори.

– Готовлюсь.

– Сколько можно готовиться, – налетела она на сценариста. – Время не ждет, нужно кончить дело очень быстро. Ты понимаешь, что мы можем все потерять.

– А ты понимаешь, что я не наемный убийца, – огрызнулся Ромов. – Думаешь легко на этом чертовом корабле совершить такое.

– Послушай, это необходимо и тебе и мне, – сменила она тон на более спокойный. – Сам знаешь, больше шансов заработать миллион у тебя не будет. И тебе это известно не хуже меня.

Ромов смотрел на Аллу, он был с ней согласен, таких денег заработать ему больше не представится. Она права и в другом, нельзя упускать такой шанс. Их путешествие может завершиться в любую минуту, достаточно посмотреть на Шаповалова, он ужасно выглядит, с ним может все, что угодно случиться. И тогда прощай денежки.

Алла по его виду поняла, что он проникся ее тревогой. Такого сильного презрения к нему она еще не чувствовала. Она давно поняла, что как сценарист он полный нуль, да и как мужчина ее нисколечко не привлекал. Он из тех пустых людей, которые вертятся под ногами, пыжатся всю жизнь. И уходят из нее по большому счету с тем же результатом, что и пришли. Если его поймают и осудят, ей будет его не жалко.

– Я могу рассчитывать, что все скоро кончится? – ласково положила она руку на его плечо.