– Нет.

– Один раз у тебя не получилось, получится во второй. Я уверен. Соглашайся. Будешь всю жизнь меня благодарить.

– Я согласен.

109

– Знаешь, а я даже рад, что так все получается.

– Чему ты рад? – не поняла Марина.

– Тому, что отец больше не такой богатый.

– И что в этом хорошего?

– Он больше не будет так себя вести, станет более человечным. Даже когда я был совсем маленьким, то уже чувствовал, как что-то с ним не в порядке. А когда повзрослел понял, что все дело в деньгах, они застилают ему и ум, и чувства. Мама умерла, потому что не могла перенести этот ужас.

– Ты мне никогда не рассказывал, что случилось с твоей матерью?

Филипп посмотрел на Марину.

– Ты хочешь это знать?

– Если воспоминания приносят тебе сильную боль, то не надо.

– Сначала, да, приносили, но теперь я немного успокоился. Не знаю, почему, но она очень любила отца, считала его необычным человеком. Но он уделял ей мало внимания, я точно знаю, изменял с другими женщинами, занимался бизнесом. Она это все видела и сильно страдала. Она была из тех, кого называют однолюбами. Мне кажется, что я тоже в нее пошел. – Филипп замолчал. – По крайней мере, если я привяжусь к человеку, то это надолго.

– Я это уже поняла, – негромко произнесла Марина. – А что было дальше?

– Настало время, когда они почти перестали общаться. Это началось тогда, когда отец приобрел эту чертову яхту. Почти все время он плавал на ней. А мама оставалась в нашем доме. А на этой яхте непременно находилась очередная папина фаворитки. Думаешь, Алла первая?

– Не думаю.

– Я и половины их не знаю. Зато я много раз заставал маму в слезах. А однажды я нашел ее в бассейне. Она утонула.

– Это был несчастный случай?

Филипп ответил после долгой паузы.

– Это так и осталось невыясненным. В крови мамы нашли большую дозу алкоголя. Хотя она редко пила. Произошел ли несчастный случай или она покончила с собой, уже никто и никогда не узнает. Никакой предсмертной записке не обнаружили. Но в любом случае ее убили деньги отца. После ее смерти я целый год не хотел его видеть.

– Ты ему это не простил?

– Не знаю. Может, сейчас что-то изменится. Но меня больше интересуешь ты, а не он. Ты стала какая-то другая. Общаешься с Ольгой Анатольевной. Я вас уж несколько раз видел вместе.

– Она замечательная женщина. Я много узнаю благодаря нее. Раньше о некоторых вещах я никогда не думала.

– Например.

– Почему я такая, а не другая, в чем смысл моих желаний и куда они меня ведут. Я была совсем слепая.

– А теперь?

– Тоже, но начинаю прозревать. И мне это нравится. Не знаю, поймешь ли ты меня, но появилась цель в жизни.

– Но это же замечательно! Такой ты мне еще больше нравишься.

Марина покачала головой.

– Послушай, Филипп, я еще в самом начале пути. Я должна оглядеться, осмотреться, многое осознать заново. И мне не следует принимать никаких решений.

Филипп пристально посмотрел на Марину.

– Это твое мнение?

– Так мне советует Ольга Анатольевна. Но я и сама тоже это чувствую. Может то, о чем я буду думать через год, кардинально будет отличаться от того, о чем я думаю сейчас. Мне нужно время.

– Значит, ты не выйдешь за меня замуж, я тебя правильно понял?

Марина опустила голову вниз.

– Да, ты правильно понял. Это не значит, что я не выйду за тебя никогда, может быть потом, если мы так решим.

– Когда потом, через год?

– Может быть. – Марина положила руку ему на плечо. – Не огорчайся, ты же совсем молод. Я даже не совсем понимаю, зачем ты хочешь сейчас жениться. Заверши хотя бы учебу. Сейчас, когда ты понял, что тебя интересуют женщины не меньше, чем мужчины, тебе будет легче.

– Я хочу, чтобы ты стала бы моей женой, – упрямо проговорил Филипп.

– Поверь, это желание пройдет. Просто мы сейчас на этом корабле, как в замкнутом пространстве¸ и ты никого больше не видишь, и… – Марина замолчала, заметив, как быстро побледнело лицо Филиппа.

– Я не хочу этого слушать! Ты не могла так со мной поступить, – вскричал он и выскочил из каюты.

110

Вот и свершилось. Шаповалов чувствовал себя таким слабым и безвольным, что у него даже закралось подозрение: а не разбил ли его паралич? Впрочем, если бы разбил, он бы ничуть о том не жалел. Жизнь кончилась, он потерял все. Или почти все. От былого богатства остались крохи.

Он уже, наверное, в сотый раз перечитал сообщения информационного агентства. Котировки фонда упали так низко, что можно считать его банкротом, а его ценные бумаги самым настоящим мусором, место которых в корзине. Но в этой же корзине отныне лежит все его состояние.

Что ему делать? Застрелиться? Хорошая мысль. Это очень достойный конец для человека его ранга. Немало крупных предпринимателей, разорившись, принимали решения оборвать свою жизнь. И если он пойдет по их стопам, то окажется не в самой плохой кампании. Чтобы снова подняться на вверх, у него не хватит ни сил, ни здоровья, а жить в качестве обыкновенного обывателя не для него. Он давно и навсегда отвык от такого жалкого существования.

Шаповалов достал из сейфа пистолет, внимательно его осмотрел. Он приобрел его несколько лет назад, но так ни разу не сделал из него выстрела. Даже по учебным целям. Но, как говорил один известный человек: если ружье висит на стене в первом акте, то в последнем должно непременно выстрелить. А сейчас как раз наступил последний акт его жизни.

Шаповалов положил пистолет перед собой на стол и стал внимательно его разглядывать. Он был заряжен, и Шаповалов вдруг очень зримо представил, как вылетит из этого отполированного черного ствола маленький цилиндрик и вонзится в его голову, разметав там все. Кровь и мозги, смешавшись в ужасный коктейль, забрызгают эту дорогую, сделанную на заказ, мебель, растекутся по ковру, а он будет лежать на нем со снесенным черепом посреди этого месива.

От омерзения, отвращения и страха его всего передернуло. Нет, если уж умирать, то каким-то иным способом. Может, судьба поможет ему в этом, пошлет другую смерть. Она часто выручала его при обстоятельствах, когда ему казалось, что выхода больше нет. И вдруг происходило нечто такое, что в корне меняло ситуацию. Не случайно он всегда считал себя везунчиком.

Для него вопрос не в том, чтобы умереть, а в том, как умереть. От этого многое зависит. Есть страшные варианты смерти, на которые решаются немногие. Пустить пулю в висок или в сердце? По крайней мере, он не чувствует себе такого мужества. Хотя с другой стороны, у него никогда не было панического страха перед старухой с косой. Он ни раз оказывался на границе между двумя мирами. И всегда вел себя вполне адекватно, принимал верные решения, не суетился, не метался беспорядочно по пространству жизни. Он умел сохранять ясную голову. Но тогда была другая ситуация, тогда пусть слабо, но тлела надежда. А теперь ее костер окончательно угас. И это самое ужасное, а вовсе не сама смерть. Как жить без нее, абсолютно непонятно, до этого момента она всегда была с ним. Не всегда оправдывала все ожидания, но в целом не подводила.

Шаповалов вдруг подумал, что единственный человек, который мог бы сказать ему нечто утешительное, обнадеживающее – Шаронов. Но он сам отправил его в опасное плавание. Причем, без всякой цели и задачи, пришла просто блажь. А теперь вот и не с кем поговорить. Правда, осталась его супруга, но она с самого начала не внушала ему большой симпатии. И он так и не проникся доверием к этой женщине. А сейчас уже поздно проникаться.

А этот Шаронов, в самом деле, что-то мог бы ему посоветовать. Когда он, Шаповалов, с ним говорил, то у него постоянно было ощущение, что тот знает нечто такое, чего не знает, не понимает он. Поэтому-то ему и хотелось с ним общаться и одновременно хотелось избегать разговоров. Вот по-настоящему и не поговорили, так, отдельными фрагментами. Но что теперь о том сожалеть, потерянного не вернешь. Шаронов уже далеко. Если, вообще жив.

Боль ударила в сердце так сильно, что Шаповалов едва не закричал. Он было хотел тут же позвать своего личного врача, но передумал. Надоело лечиться, слушать советы, принимать бесконечные лекарства. Фармацевтические компании неплохо на нем заработали. Путь на этот раз все идет так, как идет. Смерь от разрыва сердца совсем не плохой вариант. Так что стоит подождать, что будет дальше.

Шаповалов лег на диван, прикрыл глаза и стал ждать. Но боль, словно шторм на море, как внезапно пришла, так же внезапно и ушла. И он понял, что на этот раз ему не суждено умереть. Он медленно снова сел, налил немного коньяка. Это даже полезно для сердца.

После порции коньяка, ему стало даже лучше. Он решил выйти на палубу, так как в каюте было душно. Он добрел до кормы и сел в кресло.

Шаповалов смотрел на простирающее вокруг море. Когда он стал богатым, им овладела настоящая страсть к путешествиям. Хотелось заглянуть во все уголки земли. Даже собирался в экспедицию к Южному полюсу. И лишь в последний миг передумал. Вместо этого купил яхту. И с тех пор она стала его настоящим домом. А тот, что находился на суше, не более чем временным пристанищем. Может, поэтому и мать Филиппа так печально завершила свои дни, ей казалась, что она брошена и никому не нужна. И в какой-то степени так оно и было. В какой-то момент он вдруг понял, что нет никакого смысла прикипать к одной женщины, ведь их так много на свете. А вот океан он гораздо притягательней, он дарит нечто такое, что не способна дать ни одна дама. Он дарит свободу. А они ее похищают. И он выбрал его. И ни разу не пожалел.

Но теперь его не радует и свобода. Что она означает? Его мысль снова устремилась к Шаронову, Шаповалов не сомневался, что он дал бы ему исчерпывающий ответ. А вот он сам ответить не может, только чувствует, что свобода закрылась от него непроницаемым занавесом.

Да, он не может жить без определенных вещей. Деньги были для него не просто деньгами, а высшим смыслом. И он в отличие от многих из тех, кому удалось разбогатеть, никогда не стеснялся этому обстоятельству. Наоборот, гордился. Он такой, какой есть и другим уже не бывать.

Он вдруг понял: если он уж хочет погибнуть, то только одним способом: над его головой, словно занавес, должны сомкнуться морские волны. Он никогда не любил ходить на кладбища, посещать могилы даже близких людей. Ни разу не был на могилах родителей, своей жены – матери Филиппа. Нет ничего бессмысленней этих захоронений. И ему не хочется, чтобы где-то на земле было бы и его последнее пристанище. Только бесполезная трата денег. Если он кому-то был и нужен, то только живым. И по большому счету на свете нет ни одного человека, кто бы стал бы навещать этот акрополь.

Увы, сейчас он не готов к прыжку за борт. Он вообще не знает, к чему он готов. И в этом-то его и главная беда.

Он услышал чьи-то шаги. Шаповалов повернул голову и увидел приближающегося Суздальцева. И по его непривычно одновременно хмурому и решительному виду понял, что предстоит не самый приятный разговор. Что ж, продюсер имеет на него право.

Не спрашивая разрешения, Суздальцев тяжело опустился на соседний стул. Шаповалов покосился на него, но ничего не сказал. Он решил, что первым ни за что не начнет разговор, даже если им придется тут просидеть до ссудного дня.

Но именно на это и надеялся продюсер, он посматривал на Шаповалова, который не обращал на него ни малейшего внимания, словно бы его тут и не было. Он смотрел на пенящиеся за кормой волны, и, казалось, был целиком поглощен собственными мыслями.

– Я хотел бы с вами поговорить, Георгий Артемьевич, – не выдержал Суздальцев.

Шаповалов нехотя повернул голову в его сторону.

– Говорите, вам никто не мешает.

– Если я вас правильно понял, вы отказываетесь от продолжения проекта.

– Ситуация резко изменилась, Дмитрий Борисович.

– Для вас она, может быть, и изменилась, но не для нас.

– Вы говорите от имени мировой общественности? – насмешливо поинтересовался Шаповалов.

– Я знал, что вам нельзя верить. Ни вам, ни остальным из вашей братии, – хмуро произнес продюсер.

– Зачем тогда доверяли?

– А что еще остается, коли у вас деньги.

– Ничего, – согласился Шаповалов. Внезапно он резко повернулся к Суздальцеву. – А правда, что в мире нет ничего притягательней денег. Даже женщины не могут с ними сравняться? Как вы считаете?

Суздальцев несколько мгновений молчал.

– Да.

– На этом пламени мы все и горим.

– Меня сейчас не интересуют теоретические споры.

– А что вас интересует?

– Деньги.

– Так я и думал, – пробормотал Шаповалов. – Как мало в мире разнообразия. А согласитесь, эффектный мог бы получиться финал у картины.

– Плевать на картину! – вдруг завопил продюсер. – Я хочу получить свои деньги и тут же покинуть эту проклятую яхту. Я выполнил все свои перед вами обязательства. И вы обязаны мне заплатить, как договаривались. Не хотите снимать фильм – это ваше дело. Мне абсолютно все равно.