– Хотите, я вам дам тысячу долларов отступного, Дмитрий Борисович? – миролюбиво предложил Шаповалов.

– Засуньте их себе в задницу! – снова не сдержался Суздальцев. – Я требую всю сумму.

– Вы на моей яхте и ничего требовать тут не можете. Я здесь хозяин.

– Все может поменяться, – сквозь зубы процедил продюсер.

Шаповалов посмотрел ему в глаза.

– Вот как! И каким же образом?

Суздальцев отвернулся, поняв, что сболтнул лишнего.

– Извините за несдержанность, разумеется, вы тут абсолютный властелин.

– Властелин, – повторил Шаповалов. – Слово-то какое замечательное. Так вот, будучи властелином, я оглашаю свое решение. Проект мною закрывается, никого кино снимать не будем. Все мои гости, как только мы причалим к берегу, а это случится уже совсем скоро, получат от меня по две тысячи долларов. А также всем будут оплачены билеты домой. На сим, Дмитрий Борисович, мы вполне можем завершить наш разговор.

– Что мне делать с вашими дерьмовыми двумя тысячами. У меня один долгов почти на сто тысяч. Как я их буду отдавать?

– Принцип, которым я неукоснительно следую много лет: я не решаю чужих проблем. Вы получите лишь то, что я сказал.

Суздальцев сделал судорожное движение, и Шаповалову показалось, что продюсер сейчас его ударит. Но до удара дело не дошло, он сумел укротить свой порыв.

– Вы мерзкий, противный тип, старый неудачник! – почти торжественно провозгласил Суздальцев.

Шаповалов кивнул головой.

– Я бы мог многое вам еще добавить к этому списку, но к чему загружать вашу память. Скоро наше плавание завершится, и мы благополучно расстанемся. Думайте об этом, и вам станет легче. А сейчас вы уж извините, но я хочу посидеть тут один.

111

Было поздно, Шаповалов лежал в постели. Но сон не шел. Он смотрел в темноту, и в голову невольно лезли мысли о том, что когда он будет лежать в могиле, где бы она ни была, он будет со всех сторон окутан таким же непроницаемым мраком.

Внезапно он услышал легкий стук в дверь. Ему стало тревожно, с какого-то момента он не мог отделаться от ощущения грозящей ему опасности. Когда точно и по какой причине оно возникло, он не знал, это как-то прошло мимо сознания. Но быстро и прочно закрепилось в нем.

Конечно, это была глупость; кто мог угрожать ему на его же яхте? Весь экипаж прошел проверку, он всегда платил им всем хорошую зарплату. До последнего момента так был уверен в своей безопасности, что даже отказался от услуг телохранителей. Так чего же он боится? Да и вообще смешно: с одной стороны желает смерти, а с другой трясется от страха перед ней.

Шаповалов достал из ящика стола пистолет и направился к двери. Резко отворил ее, дуло оружия уткнулось в живот стоящему на пороге человеку. Шаповалова вздохнул с облегчением, узнав Филиппа. Хотя бывает, что сыновья приходят убивать отцов. Но вряд ли этот как раз такой случай.

– Папа, что с тобой? – с изумлением спросил Филипп. – Ты чего-то боишься?

– Просто расшалились нервы, Ты ко мне? Проходи. Только не будем зажигать света. Мне приятней находиться в темноте.

Шаповалов лег на кровать, Филипп сел рядом в кресло.

– Почему не спишь? – спросил отец.

– Не могу заснуть.

– Что так?

– Я думал, как ты сейчас.

– Вот как! – удивился Шаповалов. – Не предполагал, что тебя заботит мое состояние.

– Я тоже так думал. Но сейчас мне вдруг захотелось прийти к тебе.

– Стало жалко?

– Не знаю. Просто я вдруг почувствовал, что ты уязвим, как и все. Я всегда ощущал барьер между нами. А теперь то ли его не стало, то ли он стал меньше. Мне кажется, мама одобрила бы мое поведение.

Шаповалов взглянул на сына, но его силуэт лишь угадывался во тьме, а выражение лица было не разобрать. Он подумал, что впервые за столько лет Филиппа заговорил о матери. До сего момента он упрямо обходил эту тему, как будто бы этой женщины никогда не существовало на свете.

– Я тоже так думаю, Филипп, – мягко произнес Шаповалов.

– Я знаю, как тебе сейчас тяжело.

– Ты прав, но ведь это и твои потери.

– Меня никогда не волновали твои деньги.

– Что ж, тебе повезло. Но сейчас их почти не осталось. Твой отец проиграл. Тебе должно это нравиться.

– Нет, – прозвучал из темноты голос Филиппа.

– Нет? – удивился Шаповалов.

– Я сегодня впервые почувствовал, что ты мой отец, а я твой сын.

– Когда-то это должно было случиться, – пробормотал Шаповалов.

– Не обязательно, – возразил Филипп.

– Ты прав, – согласился Шаповалов. – Может, для этого действительно стоило потерять почти миллиард.

– Ты действительно так думаешь? – Голос юноши дрогнул.

Шаповалов ответил не сразу.

– Не знаю, еще не решил. Мне надо свыкнуться с новой реальностью. Я так привык чувствовать себя богатым человеком, что мне будет трудно приспособиться к новому состоянию.

– Но ведь когда-то же ты был бедным?

– Это было так давно, что уже почти и не помню. – Шаповалов снова замолчал. – Но я рад…

– Чему ты рад, папа? – спросил Филипп, не дождавшись конца фразы.

– Что в наших отношениях что-то стало меняться.

– Ты, в самом деле, так думаешь?

– Иди ко мне, – позвал Шаповалов.

Филипп, не колеблясь, сел на кровать к отцу.

– Я знаю, я был тебе плохим отцом. Мы почти и не виделись. Сначала ты жил с матерью, потом учился в закрытых школах. А я мало думал о тебе, мои мысли были заняты совсем другим.

– Я знаю, у тебя было много дел.

– Это меня не оправдывает. Есть вещи, которые имеют первостепенное значение.

– Но ведь и я не стремился к тебе.

– Да, я это всегда живо ощущал. В период твоего детства мы так и не нашли дорогу друг к другу. Да и не искали. Но ведь сейчас все может быть по-иному. – Шаповалов впервые за многие годы прижал к себе сына.

– Почему бы и нет. Я готов, – ответил Филипп.

– Для меня все это неожиданно. Я готовился к долгой борьбе.

– Но это глупо! – негромко воскликнул Филипп.

– Я всегда был глупым человеком. Это деньги делали меня умным. И не только меня. Я давно заметил: то, что вещает богатый человек, воспринимается окружающими как нечто глубокое и меткое, а если то же самое говорит бедняк, его считают дураком. И я часто пользовался такой возможностью. Уж не знаю, хорошо или плохо, что ты скорей всего не познаешь власти денег. Ни что так не меняет человека, как она.

– Папа, зачем нам говорить сейчас об этом.

Шаповалов на несколько мгновений замолчал.

– Ты прав, сейчас эта не та тема. А какая та, я не могу на ней сосредоточиться.

– Я вдруг понял, что хочу, чтобы у нас была с тобой семья. Маленькая, но семья. Отец и сын.

– Отец и сын, – повторил Шаповалов. – А ведь и в правду звучит замечательно. Хотя чуток непривычно. Но я привыкну. – В голосе Шаповалова скорей прозвучал вопрос, нежели утверждение.

– Обязательно привыкнешь. Я уже почти привык.

– Правда?

– Ведь у нас никого больше нет.

– А Марина?

– Она не желает стать моей женой.

– Думаю, по этой причине не стоит сильно расстраиваться. Поверь мне. Филипп, это всего лишь юношеское увлечение. Оно быстро возникает, но и быстро проходит.

– Не надо, папа.

– Хорошо, не буду. Ты сам разберешься в этом вопросе.

– Спасибо.

– За что? – удивился Шаповалов.

– За проявленное понимание.

– Я готов помогать тебе во всем, в чем смогу.

– Спасибо. Однажды мне непременно понадобится твоя помощь.

– Теперь у нас все будет по-другому, – заверил Шаповалов. Внезапно к нему пришла мысль, что тема самоубийства с этого момента становится для него не актуальной. У него есть цель для чего жить.

– Да, папа. Хотя еще недавно я в это совсем не верил. Что-то вдруг резко изменилось. Я даже не очень представляю что.

– И не важно, что конкретно изменилось, важно, что изменилось. Я чувствую себя по-другому, словно бы с плеч скатилась тяжесть.

– И мне стало гораздо легче.

Шаповалов снова привлек к себе сына.

– Мы хорошо поговорили. А сейчас иди спать. Завтра все будет по-другому.

– Да, иду спать. – Филипп быстро вскочил на ноги. – Завтра мы снова поговорим.

– Обязательно.

Шаповалов закрыл за сыном дверь. А может, в самом деле, деньги не главное, мелькнула мысль. Если он во время этого плавания обретет сына, то это сторицей компенсирует все неприятности, что с ним произошли за это время.

112

Суздальцев ворвался в каюту Ромова. Сценарист лежал на кровати и безучастно смотрел в потолок. При появлении продюсера он лишь скосил на него глаза, но не сделал ни одного движения.

Суздальцев подскочил к нему и дернул за руку.

– Что ты лежишь, как бревно!

– А что я должен делать?

– Я разговаривал с этим мерзким старикашкой.

– С Шаповаловым, – уточнил Ромов.

– А на яхте есть другие мерзкие старикашки? Знаешь, сколько он решил заплатить всем нам? Не угадаешь. По две тысячи долларов.

Ромова словно сдуло с кровати.

– Не врете?

– Поди сам и спроси, коль не веришь.

Ромов молчал. Он взял в руки пузатую бутылку, плеснул себе в грязный стакан и быстро выпил.

– Что же нам делать? – спросил он и снова потянулся к пузатой бутылке.

Суздальцев выбил ее из его рук, и она покатилась по полу, оставляя за собой коричневые лужицы.

– Прекращай надираться. Сейчас не то время. Вот если все получится, тогда пей сколько влезет.

– А что должно получиться?

– Ты что идиот, – прошипел Суздальцев. – Мы же с тобой все обговорили.

Ромов посмотрел на лежащую на полу бутылку.

– А может черт с этими деньгами.

– Нет, ты и в правду идиот. Где ты еще их срубишь. Не хочешь со мной, сделаю все один. Будешь потом со своими двумя тысчонками смотреть, как я шикую, и облизываться. Трусы ничего другого не достойны. Можешь пить свою бутылку. – Суздальцев поднял ее с пола и торжественно, словно кубок, вручил Ромову. На дне оставалось жидкости еще на одну хорошую порцию. – Счастливо оставаться. – Продюсер двинулся к двери.

– Подождите! – остановил его Ромов. – Я не отказываюсь от нашего плана. А когда будем его реализовывать.

Суздальцев повернулся к нему.

– Завтра утром. Времени откладывать нет. Плавание вот-вот завершится. Ты готов?

Ромов кивнул головой.

– Тогда вот что. С этого момента ни одной капли. И не волнуйся особенно, все будет нормально. Ложись спать, а утром встань пораньше. Я к тебе зайду, все окончательно обсудим на трезвую голову. Ну, пока.

Суздальцев потрепал Ромова по щеке и вышел.

113

Суздальцев и Ромов уже довольно долго прохаживались на палубе. План у них был самый простой, но реализовать они его никак не могли по одной причине: Филипп не появлялся. Обычно он постоянно находился на свежем воздухе, однако сейчас, как на зло, его все не было. С каждой минутой Ромов нервничал все сильней, и Суздальцев вынужден был успокаивать его. Но он и сам был на взводе. Но понимал, что показывать свое взвинченное состояние нельзя, иначе сценарист окончательно потеряет выдержку. И придется его отправить восвояси. А он нужен ему, одному не добраться до побережья.

– Давай перенесем все на завтра, – прошептал Ромов.

– Успокойся, завтра ничего не изменится. Он скоро выйдет. Наверное, спит. Баловался до утра с твоей телкой, вот теперь и отдыхает. Я чувствую, он вот-вот появится. Наберись чуток терпения. Раньше начнем, раньше и кончим.

Ромов промолчал, у него было ощущение, что он совершенно не контролирует себя. Его несет какой-то поток, а куда принесет, неизвестно. Ему в равной степени хотелось, чтобы Филипп немедленно появился и чтобы он не появлялся совсем. Ромов завидовал своему партнеру. Суздальцев всегда славился решительностью, и сейчас он верен себе. А вот он этим качеством никогда не обладал.

Они сделали очередной круг по яхте. Кажется, десятый или двенадцатый. Если во время следующего этого кругосветного путешествия им не встретится Филипп, он уйдет в свою каюту, решил Ромов. И Суздальцев его не остановит.

– Давай немного отдохнем, а потом снова пойдем по кругу, – предложил Суздальцев.

Ромов не возражал. Они сели на шезлонги.

– Знаешь, какая ко мне пришла идейка, – вдруг произнес продюсер. – Если все закончится благополучно, почему бы тебе не написать сценарий.

– Сценарий? О чем? – удивился неожиданной теме Ромов.

– О нашем плавании. Разве мало тут произошло всяких событий. И типажи интересные. Покажем Шаповалова во всей своей красе, только не в той, в какой он хотел себя продемонстрировать миру. Кое-что можно досочинить, ты же творческая натура, тебе и карты в руки.

– Как-то не думал об этом, – без большого энтузиазма отозвался Ромов.

– Вот и раскинь мозгами. А денег на такое кино найдем. У Шаповалова много недоброжелателей, они дадут бабки, чтобы окончательно его скомпрометировать. Как я раньше об этом не подумал.