— Майкл… ты не забыл… то кафе… Париж…

На глазах Елены появились слезы.

— … и наше взаимное банкротство, — дополнил Майкл.

— И банкротство… — повторила Елена и расплакалась.

Майкл быстро шагнул к ней, поднял на руки и нежно поцеловал ее соленую от слез щечку.

— Эли, не огорчайся так сильно! Согласись, кое-что у нас все-таки осталось. А твой приработок цветочницы тем более удержит бюджет нашей семьи на плаву. И потом… Я в полной растерянности от собственного, совершенно потрясающего, неумения преподносить подарки своей жене! Всякий раз каждая моя попытка порадовать и повеселить ее заканчивается одинаково. Плачевно! Кажется, придется отказаться от любых проявлений внимания, презентов, сувениров и сюрпризов!

Он говорил все это, давая возможность не только Елене, но и себе, успокоиться, настолько волнительно и трогательно было воспоминание о счастливых и беззаботных днях, проведенных в Париже.

Совершенно неожиданно для Майкла Елена крепко обняла его и проникновенно и ласково прижалась своими мягкими и теплыми губами к его губам. Она сделал это так невинно, неумело и одновременно чувственно, что от наслаждения и удовольствия у Майкла на мгновение закружилась голова и остановилось сердце, переполненное нежностью и любовью. Майкл опустился на стул, держа Эли на коленях, лаская ее.

— Как жаль, — вдруг вздохнула Елена, — что мы не захватили мороженое! Это был бы настоящий вечер воспоминаний и грандиозный кутеж по такому случаю!

— Эли, дорогая, — усмехнулся Майкл, — я понимаю, что тебе, человеку… гм… творческой свободной профессии, где эмоции, чувства стоят на первом плане… можно сказать, на авансцене!.. трудно понять, что моя профессия предполагает учет всех мелочей и возможных вариантов. Поэтому, уверяю тебя, если на столе стоят креманки, значит, будет и мороженое! И кутеж обязательно состоится.

— Майкл, ты — прелесть!

Она громко поцеловала его в щеку.

— Боже мой! Эли! — засмеялся он. — Именно этот последний штрих завершил картину! Даже у меня теперь не осталось ни малейших сомнений, что мы — в парижском кафе!

Они весело и шумно, беспрестанно подшучивая друг над другом, накрыли стол всевозможными припасами, заботливо приготовленными миссис Крембс. Зажгли свечи двух канделябров, один из которых поставили на камин, а другой

— на стол. В комнате царили полумрак и уют. Они поспешили к столу, ощущая невероятное чувство голода.

Майкл наполнил бокалы и торжественно произнес:

— Эли, давай сначала выпьем за тот далекий бар в твоем родном городе, что подарил мне встречу с тобой!

— А мне — с тобой, — дополнила Елена.

Когда они выпили, Майкл снова налил вино и предложил:

— А еще мы должны выпить за парижские рестораны и удивительное кафе, которые, разорив, обанкротив, тем не менее, сделали нас гораздо богаче, объединив в нерушимую монополию!

Они осушили бокалы. Затем Елена, засмеявшись, заметила:

— Майкл, послушать наши тосты, так мы с тобой — двое каких-то беспробудных пьяниц и гуляк, только и занятых перемещением себя из одного ресторана в другой!

— Эли, что же делать!.. — горестно вздохнул Майкл. — Такова суровая правда.

— Еще бы не правда! — согласилась Елена. — Ведь даже сейчас мы не где-нибудь, а в ресторане! Причем преобразованном из невиннейшего кафе.

— Да-а… Мы безнадежны, Эли! — усмехнулся Майкл.

— Конечно! Потому что я знаю твой следующий тост! — заявила Елена.

— И каков же он?

— За городок Коньяк! — засмеялась Елена. — Майкл, ну в самом деле! Это какой-то кошмар! Все наши совместные воспоминания — сплошная цепь баров, ресторанов, дегустаций!

— Эли… — Майкл с улыбкой взглянул на нее. — Не только они, но и…

— Майкл! Мы же договорились! — напомнила Елена.

— Эли, не понимаю, чем вызван твой упрек! — возразил он. — Я хотел сказать об ослике, рыбалке и менуэте.

Майкл снова наполнил бокалы и продолжил:

— Эли, мы должны выпить за то Рождество в замке Мерсей, когда ты согласилась стать моей женой! За мой самый счастливый и незабываемый день рождения, когда я назвал тебя своей! За этот домик, от порога которого начался наш семейный путь! И наконец, за нас! Будь счастлива, Эли!

— Будь счастлив, Майкл!

Елена подняла руку с бокалом. Только теперь Майкл заметил блеснувший на ее запястье браслет, который он подарил после свадьбы, и который она никогда не надевала раньше. Когда Елена выпила вино, Майкл взял ее руку и покрыл нежными признательными поцелуями.

А потом они разложили в креманки мороженое и, устроившись перед камином, ели его пластмассовыми ложечками, наслаждаясь пронзительной прохладой и приятным шоколадным вкусом.

Елена забрала у Майкла пустую креманку и понесла к столу. Майкл наблюдал за женой, как всегда наслаждаясь ее врожденной грацией и неповторимой пластикой. Когда она вернулась, он притянул ее к себе, усадил на свои колени, обнял тонкую талию и приник к ее губам жадным страстным поцелуем, пылкий ответ на который последовал незамедлительно…

И Майкл, и Елена были переполнены неистовым желанием обладания, желанием отдать себя и раствориться в другом. Их закружила карусель из жарких объятий, сплетенных тел, опьяняющих ласк, упоительных восторгов, взаимной нежности, страстных поцелуев…

И в этой вихревой круговерти прозвучали два голоса, слившиеся в едином порыве, едином чувстве.

— Я люблю тебя, Эли! Я люблю тебя, Майкл!

Прекрасные слова великого гимна всех любящих на Земле эхом отозвались во Вселенной…

А когда отступила ночь, и занялось утро нового дня, Майкл нежно посмотрел на Елену и ласково спросил:

— Эли, помнишь, ты спрашивала, что значат знаки на наших обручальных кольцах и твоем браслете? Я обещал когда-нибудь ответить тебе. Так вот. Здесь выгравировано древне-германскими рунами «Любовь вечна», а камни символизируют семь богов счастья. Обменявшись с тобой кольцами, подарив браслет, я дал тебе, Эли, обет верности и любви, пока смерть не разлучит нас здесь, на Земле. Но там, где зажигаются и гаснут звезды, мы останемся с тобой вместе навсегда.

Потом помолчал и проникновенно добавил, прямо глядя в лучистые, сияющие любовью и счастьем, глаза жены:

— Эли, милая, я хочу, чтобы ты знала, что мне не надо больше с надеждой смотреть на небо и в бесплодных поисках листать подаренный тобой атлас. Я здесь, на Земле, нашел свою путеводную звезду, подарившую рассвет моей душе, моему сердцу, моей жизни. Эли, ты — моя чистая, яркая, единственная утренняя звезда… И назову я тебя Альба Эстер!!![6]

ЭПИЛОГ

— Эли, любимая, я очень счастлив! — сказал Майкл.

Он сидел на стуле, стоявшем рядом с кроватью Елены. Майкл нежно поцеловал жену и осторожно взял в свою руку крохотный кулачок новорожденного сына, который тихо спал на ее руках.

— Мистер Кренстон, — в дверь заглянул врач. — Ваши родные хотят поздравить вас и миссис Кренстон. Им можно войти?

— Да-да! Пожалуйста, пригласите их, — согласно кивнул Майкл.

Все были переполнены нетерпением увидеть нового члена семьи. Лица вошедших были торжественны и взволнованны. Но общее настроение, как всегда, нарушила маленькая двухлетняя Джулия. Она быстро подбежала к матери, которая ее ласково поцеловала, затем на мгновение прижалась к отцу, потом, окинув смышлёным и живым взглядом малыша, вышла на середину комнаты и звонко объявила:

— Это — мой братик! Мой!!!

И вприпрыжку вернулась к отцу. Майкл усадил Джулию на колени, прижал к себе, а Елена сразу взяла ладошку дочери в свою руку. Джулия весело и непоседливо вертелась на коленях Майкла, с интересом наблюдая за бабушками и дедушками, дядей Биллом, которые поздравляли ее маму и папу, с восторгом рассматривая брата.

Одним из последних подошел Уильям Кренстон в сопровождении жены Джулии. Он оценивающе оглядел правнука, легонько пожал его сжатый кулачок и одобрительно произнес:

— Молодец, Майкл! Не подвел. Наша порода! Вылитый Кренстон! А имя наследнику подобрали?

Майкл улыбнулся:

— Конечно. Перед вами — Генри Поль Кренстон. Прошу любить и жаловать!

Он увидел, как, гордо осмотрев всех, вышел чуть ли не на середину комнаты отец, Генри Кренстон.

Но в этот момент все расступились. Потому что с редким достоинством и благородством, высоко подняв седую красивую голову, медленно и торжественно двинулся вперед стоявший позади всех деликатный аристократ древнего французского рода граф Поль де Мерсей. Он подошел к Елене, взял ее руку и на ее родном языке проникновенно сказал:

— Елена, я безмерно счастлив и очень благодарен вам. Спасибо! Я очень тронут!

Он галантно поцеловал ее руку. По лицу Поля катились слезы радости и счастья. Он наклонился к правнуку, поцеловал его в макушку и с тем же спокойным достоинством возвратился к Марте, которая, впервые в жизни забыв о сдержанности и приличиях, обняла мужа и от души расцеловала. А потом расцеловала отца довольная и сияющая Нелли.

Когда растроганные и радостные родные ушли, Майкл, ласково прижимая дочку к себе, обнял Елену, по-прежнему державшую на руках сына, заглянул в ее счастливые глаза и с любовью и нежностью мягко произнес:

— Навсегда моя… Альба Эстер…