Она потом обязательно расскажет Лешке, какие у нее замечательные родители. Главное, непредсказуемые… Наверное, отец прочитал ее мысли.

— Ты вот что, — обернулся к Лизе. — Походи там, в городе по книжным магазинам, найди Борхеса и Кортасара.

— Тебе зачем? — улыбаясь, спросила Лиза, отлично зная, что за этим последует.

— Подарок сделаем матери к восьмому марта.

Тут уже смеются все, включая маму.

— Нет уж, — говорит она сквозь смех. — Это пусть Лиза с Алешей теперь читают. А мне, пожалуйста, справочник по садоводству и виноградарству. Да, и еще по пчеловодству. Хочу пчел завести.


После ужина Лешка и Лиза отправились погулять по саду.

— Покажи ему наши владения, — кивнул отец. — Усадьба у нас немаленькая. Будет вам где руки приложить…

— Классные у тебя родители, — сказал Лешка, когда они отошли от крыльца. — Молодые. А главное, веселые.

— А я тебе что говорила?

— Говорила, что не съедят. Это по-разному понимать можно.

— Поэтому ты и боялся ехать?

— Я боялся?! — возмущается Лешка.

Потом соглашается:

— Да, было того, немного не по себе. Я же никогда еще с родителями не знакомился, — поскреб затылок. — Черт его знает, как себя вести с будущими родственниками, чтоб им понравится.

— Ты им понравился, — улыбается Лиза. — По-моему, даже слишком.

9

Роскошная квартира в старинном палаццо с видом на лагуну. Спальня. Как она здесь оказалась? Память тут же услужливо нарисовала картинку, дала ответ. «Ты не отдыхать едешь, а работать, тебе ясно? — Взгляд Кучерявого впивается в ее лицо. — Делай все, как надо и с улыбкой. Клиент должен быть доволен, поняла? Если вздумаешь бежать, распрощаешься со своей славной мордашкой. Никакой пластический хирург не исправит… — Вероника вспомнила уборщицу с изрезанным безобразными шрамами лицом и содрогнулась. — Иди, собирайся».

Потом было утро, ее отвезли на вокзал и повели в стоящий на перроне поезд. В одном из купе, широко расставив ноги и выпятив вперед огромный живот, сидел седой толстый мужик сильно за пятьдесят с крупным носом и глазами навыкате. Увидев Веронику, он растянул толстые губы в широкой улыбке, обнажив крупные желтые зубы, и что-то сказал на непонятном языке. А может быть, и по-итальянски, но с сильным акцентом. Потом похлопал по сиденью, приглашая Веронику сесть рядом. «Как же я буду с ним разговаривать?» — угрюмо поинтересовалась она. «Вот так и будешь. На языке жестов, — ухмыльнулся Кучерявый. Потом его лицо снова стало серьезно-злым. — Тебя не болтать приглашают, дура. Ты будешь его сопровождать в поездке в Венецию. Это называется эскорт. Пока он будет делать там свои дела, будешь ждать его в номере. Надо будет с тобой поговорить, он пригласит переводчика. Ему и среди ночи найдут. Он для этого достаточно богатый. Только вряд ли он собирается вести с тобой светские беседы. Улыбайся и делай все, что он тебе скажет. И помни, что в том доме, где вы остановитесь, у нас есть свои люди среди обслуги, они за тобой приглядят».

И вот она в Венеции, о которой с таким восторгом рассказывал когда-то Петр Петрович. Но Венеции она не увидит.

Старый похотливый козел совсем не по делам приехал сюда, он приехал посмотреть венецианский карнавал, и чтобы праздник получился полноценным, прихватил с собой ее. Она так и не смогла определить его национальности, как не могла выговорить его имени, состоящего главным образом из шипящих и гортанных звуков, хотя он три раза его повторил.

Вспомнив прошлую ночь, Вероника с омерзением передернула плечами. Он едва не раздавил ее своей тушей, а потом… Что было потом, лучше не вспоминать. Есть такие вещи, о которых лучше не думать и не вспоминать.

На столике лежали проспекты. Протянув руку, Вероника взяла один из них, полистала яркие красочные страницы. Потом взяла второй. Красивый город — Венеция. Во всяком случае, на фотографиях и картинках. И имя у него красивое. В одном из буклетов она наткнулась на информацию по-русски.

«Целую неделю в Венеции длится праздник, по масштабам сравнимый только с карнавалом в Рио-де-Жанейро. Венецианский карнавал — это не больше, не меньше, как современный вариант языческих Римских Сатурналий. В древние времена во время Сатурналий все делалось шиворот-навыворот. Рабы превращались в господ, а господа играли роль рабов, создавая множество забавных ситуаций, давая повод для веселья. Христианство на время уничтожило веселые традиции карнавала. Но с приходом Ренессанса праздник возродился и стал еще более ярким, благодаря появлению знаменитых венецианских масок. Карнавал — это концерты, балы, веселые представления, которые выплескиваются на улицы города. В старинных венецианских дворцах проходят балы для эксклюзивной публики, куда можно попасть исключительно по приглашениям. На них съезжаются богатые люди со всего мира. Они являются на бал-маскарад, одетые в роскошные исторические костюмы персонажей итальянской „Комедии дель Арте“. Здесь можно увидеть множество Панталоне, Пульчинелл, Коломбин, Арлекин и Пьеро… Веселье заканчивается похоронами соломенного чучела — таким образом, итальянцы прощаются с зимой».


Вероника подняла голову — хрустальная люстра сияла, сверкала, переливалась цветными огоньками в последних лучах заходящего солнца. Погода сегодня была тихой и солнечной, небо чистым, словно специально для праздника.

Она в городе, где сейчас все веселятся и радуются — карнавал! Но она ничего не увидит. Потому что заперта в этих четырех стенах. В этой огромной квартире, длинный коридор и гостиная которой наполнены антиквариатом и старыми картинами, в спальне которой над кроватью висит старинный гобелен, а старинная кровать, просто невиданных размеров. И на шелковом стеганом одеяле, как часть этого высокого ложа, сидит она, Вероника…

Она отложила проспекты и поднялась.

Вечер. Пора было приводить себя в порядок. Старик был не очень-то разговорчив с ней, но узнав, что она понимает и немного говорит по-французски, стал по-французски отдавать ей кое-какие распоряжения. Утром велел помочь ему одеться. Сначала она натягивала на него рубашку, застегивала на ней пуговицы. Потом став на колени, Вероника надела ему носки и зашнуровала новые ботинки. С таким животом он явно и дома не обходился без посторонней помощи. Уходя, он сказал, что его не будет до вечера. А ей к вечеру следовало надеть красивое платье и сделать макияж. Вечером будут гости, его старинные друзья, которых он давно не видел.

Поднявшись с кровати, Вероника прошла в угол комнаты, села перед зеркалом и внимательно вгляделась в свое лицо. Да, выглядела она сейчас не самым лучшим образом. Кожа приобрела землистый оттенок, волосы потускнели. Все от того, что она почти не бывает на свежем воздухе, мало спит и много курит. А это что? Здесь и там в ее густой каштановой гриве появились белые нити. Если так пойдет и дальше, усмехнулась, она скоро станет платиновой блондинкой. Естественным путем, без всякой краски.

Вечером у толстяка действительно были гости. Два итальянца — старпера. Поскольку в момент прихода все они были очень оживлены, а один из гостей держал в руках маску, Вероника поняла, что пришли они с какой-то вечеринки. Толстяк угощал друзей напитками из бара в гостиной. Ей тоже плеснул чего-то в стакан. Потом они уселись на диван и в кресла и начали что-то довольно громко обсуждать, и трепались так довольно долго, гогоча время от времени. Наверное, обсуждали праздник. Или вспоминали времена своей молодости. А может быть, рассказывали друг другу похабные анекдоты. Может быть, толстяк расписывал гостям свои ночные подвиги. Иначе с чего бы они, время от времени, бросали в ее сторону хитрые, оценивающие взгляды? Впрочем, ей было все равно. Она для них часть интерьера, а они для нее.

Внезапно один из гостей поднялся и, подойдя к Веронике, положил ей на плечо жирную руку. Она удивленно подняла голову. Ухмыляясь, гость кивал в сторону спальни.

10

Как и предполагала Лариса, после каникул все поостыли, все снова с ней разговаривали, как ни в чем не бывало. В самом деле, сколько можно воду в ступе толочь? У каждого своя жизнь, свои проблемы, на фоне которых чужие быстро забываются. И хорошо, что Сабаниной не было, не напоминала своим присутствием лишний раз о случившемся. Середина февраля, все уже носились как угорелые с валентинками, а ее все не было. На горнолыжный курорт укатила с мамой. Инна задолго до появления этой злосчастной статьи посвятила Ларису в свои планы. Зимние каникулы начались у нее немного раньше, чем у остальных. Все еще под кабинетами тряслись, лихорадочно повторяя билеты к последнему экзамену, а она уже на лыжах каталась. Все гадали, что с ней, куда подевалась. Лариса могла бы ответить на этот вопрос, но, наученная горьким опытом, молчала. Петров, увидев случайно в ведомости против фамилии Сабаниной оценку «отлично», ехидно поинтересовался у преподавателя истории зарубежки, когда она успела ее получить? Тот, слегка смутившись, ответил, что Инна Сабанина сдала экзамен досрочно. Впрочем, во время сессии было не до чужих оценок. А потом каникулы начались, иногородние хотели побыстрее свалить домой, те, кто жил в городе, планировали уехать из дому — кто, как Инна, в горы на лыжах покататься, кто в Египет погреться, кто еще куда-то.

Лариса очень надеялась, что проведет их в Италии. Даже с отцом уже поговорила — он не возражал. Но Джованни так и не пригласил ее, по-прежнему очень был занят, — каникулы у них не совпадали, — и обиженная Лариса отправилась в Египет. Одна. Она написала об этом Джованни, так, между прочим, но со скрытым упреком, вот, мол, приходится ехать в одиночестве. Египет, кстати, не так уж далеко от Италии… На это письмо скорого ответа не последовало. Ладно, решила Лариса, будем считать, что он и в самом деле, занят. Вернусь из Египта, напишу, как провела каникулы. Думать о том, что их отношения заканчиваются, Ларисе никак не хотелось. Ведь они вместе провели Новый год. А встретить Новый год за одним столом означало, что они целый год будут вместе. Примета такая.

Но вот уже и каникулы позади, а от Джованни так и не пришло ответа. Ладно, она тоже не будет больше писать. Обида грызла, жгла. Она чувствовала себя покинутой, одинокой. Можно было бы позвонить, но она не станет унижаться, выяснять, что и почему. Впрочем, она и не ожидала большой любви. Ну провели несколько дней вместе, это сейчас ни к чему не обязывает, не девятнадцатый век. Она ему не понравилась, вот, в чем дело. Она никому не нравилась. Не привыкать… Ладно, не конец света. Найдется еще… но найдется ли? Лариса не то чтобы совсем пала духом, но уже стала терять присущий ей оптимизм. После каникул почти не открывала ноутбук. Как-то утратила интерес ко всем этим сайтам знакомств. Надо сделать перерыв. Надо отдохнуть от всей этой бесплодной переписки, от интернета. Просто отдохнуть.

В понедельник Гуменюк активно агитировал народ сообща пойти посмотреть какой-то новый фильм, прямо после занятий. Вертелся вокруг всех и каждого, возбужденно сообщая, что такой фильм никак нельзя пропустить — крутая фантастика, обалденные съемки. Столько шумихи вокруг этого фильма и по телевидению и в сети. Лариса в кинотеатр тащиться не хотелось, решила, что дома его посмотрит, купит диск, уже продаются, но Антон и ее уболтал.

— Дома не то удовольствие. Этот фильм надо смотреть только на большом экране, — убеждал. — Там такие спецэффекты… Три-дэ, не пожалеешь. Я куплю тебе билет.

— Ладно, — неожиданно для себя согласилась Лариса. — Покупай.

Вместе с Антоном пообедала в студенческом кафе. Вместе они спустились по лестнице вниз в холл. Одеваясь в раздевалке, поискала взглядом своих.

— Тебя там какая-то женщина спрашивает, — крикнула издали, натягивая пальто, Боцманова. — У доски объявлений стоит.

— Какая женщина? — удивилась Лариса.

— Откуда я знаю? Да вон она, — Боцманова ткнула пальцем в сторону светлой короткой шубки из хвостов норки.

В полном недоумении Лариса направилась к доске объявлений. Женщина обернулась. Некоторое время всматривалась в Ларису, потом медленно пошла навстречу.

— Вы Лазаревская?

Лариса кивнула, стараясь припомнить, видела ли она когда-нибудь эту женщину раньше. Но ничего, связанного с этим лицом, в памяти не всплывало. Нет, она ее точно не знала.

— Я мать Вероники Минковой.

Сердце у Ларисы екнуло. Конца, похоже, не будет этой истории. Впрочем, впрочем, женщина вряд ли знает, кто рассказал Сабаниной о Веронике. Скорее всего, надеется что-то выяснить, еще какие-нибудь детали узнать.

— Мы уже все, что знали, рассказали, — торопливо произнесла она.

— Это я хочу вам кое-что рассказать, — сделала женщина ударение на «я».