Она подняла на Ларри глаза и покачала головой. Потом начала печатать ответ. Она не может вернуться после того, как в ее городе была напечатана статья, в которой писали о ней. О том, что она занимается в Италии проституцией. Она не сможет больше ходить в университет. Ей очень, очень жаль мать, но у нее с матерью не очень хорошие отношения. Ее мать очень правильная. Слишком. Им трудно жить вместе. Веронике придется уйти из дома матери. И ей трудно будет найти работу. Как она будет жить дальше, не учась, не работая? Нет, она не может вернуться, хочет, но не может. Она согласна поехать в Париж. Она согласна на любую работу. Париж это не самый плохой вариант. Она немного знает французский.

Ларри понял, как ей хреново. Ларри проникся. Настолько, что дал ей несколько таблеток. Это поможет успокоиться, сказал. Он настолько проникся, что решил завтра же отвезти ее в Париж. В самом деле, зачем откладывать. А как же Италия? В Италию он еще вернется.

Она почти уснула в машине, пока они ехали в аэропорт.

Пока он выяснял, куда им идти, присела на скамейку. Какая-то невыносимая усталость прямо-таки клонила ее к полу. Хотелось лечь, закрыть глаза и уснуть. Но где-то поблизости был Кучерявый. Он, конечно же, наблюдал за ней, как приказал ему босс. Такая у него служба собачья — выслеживать, наблюдать и стеречь. И, если прикажет его хозяин, убивать. Хотя наблюдает он за ней или не наблюдает, какая разница? Сейчас у нее не было даже следа того страха, который сковывал ее все эти дни. Только тупость. Полное безразличие ко всему. Ларри тронул ее за плечо. Она поднялась и, наклонив голову, покорно последовала за Ларри, таща за собой чемодан на колесиках.

И вот они стоят в очереди на посадку. Как бы не уснуть стоя и не упасть. Ночью ей спать почти не пришлось, хорошо наклюкавшийся Ларри не давал ей покоя. Да, вечером они выпили много вина. И виски. Сначала был один ресторан, потом другой. Но, скорее всего, вынырнула на поверхность сознания внезапно отчетливая мысль, скорее всего, это не от выпитого вина, скорее всего, это от тех «колес», которые она получила от него. Это помогает, сказал он. Помогли. Убили в ней всякий страх. Сначала ей было очень весело от мысли, что она ускользнет из этой страны, вырвется из цепких лап своих хозяев! А потом пришло тупое безразличие ко всему происходящему вокруг.

Ее немного поташнивало, и странным казался этот зал, наполненный людьми. Звуки то приближались, усиливались, царапая слух, то отдалялись, сливаясь в голубиную воркотню. И лица стоящих неподалеку людей странным образом искажались, у одних превращались в белые слепые пятна, у других обретали небывалую резкость. Некоторые из этих лиц казались ей знакомыми, только она сразу не могла сообразить, откуда она их знает. А когда все-таки удавалось свести воедино лицо с именем, знакомые черты вдруг исчезали, и образ таял, трансформировался в другой, чужой, оставив в сознании имя, которое повисало в памяти, не имея никакого отношения к новому и незнакомому лицу. Внезапно ей остро захотелось пить, во рту пересохло, в горле просто першило от сухости. Надо попросить Ларри купить ей бутылку воды. Если выпить воды, она почувствует себя лучше. Вероника оглянулась, в поисках какого-нибудь буфета, магазинчика или стойки бара, но ничего такого поблизости не было. Вместо этого сознание выделило из толпы и приблизило вдруг небольшую группу. Она поняла вдруг, что знает того высокого парня, который идет по центру зала с двумя другими, чьи лица ничего ей не говорили. Как знает и то, что его здесь просто не может быть. Он глюк, он мираж в этой толпе, в этой пустыне чужой страны, он — сон из другой, далекой-далекой жизни. Похоже, что она все-таки уснула, стоя за спиной у Ларри. Сердце начало биться какими-то мучительными толчками. Она на мгновение прикрыла глаза. Сейчас, когда она снова их откроет, это знакомое и очень дорогое для нее лицо растворится, исчезнет. Но нет, оно не исчезло. Ей показалось, что парень тоже увидел ее. Иначе зачем, расталкивая пассажиров, быстрыми шагами идет в ее сторону? И, когда он оказался почти рядом, она поняла, что это не сон, не видение, не глюк — рядом был он, Влад. Ее Байкер. Она открыла рот, чтобы позвать его, но язык и губы едва повиновались ей. Его нужно было позвать, но почему-то не получалось, что-то мешало, что-то запрещало. А когда ей удалось, наконец, с большим трудом открыть рот и пошевелить языком, она не услышала собственного голоса. Зато услышала чужой, который сказал «my assistant». Чья-то рука жестко взяла ее за плечи и почти насильно развернула к стойке. Паспортный контроль. Женщина напротив внимательно изучила документ, который держала в руках, перевела взгляд на Веронику. Я не хочу ехать, хотела сказать Вероника, мне нужно совсем в другую сторону. Она понимала это. Вот только ничего не могла произнести. Похоже, она утратила способность говорить. Ее снова слегка подтолкнули, требуя освободить место для следующего пассажира. Когда она снова оглянулась, Байкера нигде не было.

ЭПИЛОГ

Все было как в каком-то фильме, торжественно и красиво. Платье и кольца привезли из Парижа. Пришлось там побегать. Без Инны Лариса вряд ли бы сделала правильный выбор. Инна в Париже как рыба в воде, знает где, что и почем. Что, впрочем, неудивительно, она уже второй год там живет, при этом умудряясь числиться у своего отца в отделе паблик релейшн, и даже зарплату получать… На свадьбу она прилетела не одна, а с Даниилом, с которым целых три года тайно встречалась, никто и не знал. Даже Лариса не знала. Они из-за Сабанина такую конспирацию соблюдали, поскольку Даниил почему-то Инниному отцу не нравился. Но теперь, когда он работает юристом в крупном совместном предприятии, связанном с рынком косметики, Сабанин совсем по-другому к нему относится. Лариса оглянулась на подругу. На той было короткое платье с вышивкой от какого-то совсем молодого японского дизайнера, но стоило это маленькое платьице в три раза дороже ее свадебного наряда. Впрочем, что такое деньги? Приходят и уходят, а радость момента остается. И чем больше в жизни человека таких моментов, считает Лариса, тем он счастливее. Сейчас именно такой момент, очень важный момент в ее жизни. Она и не думала, что будет так волноваться во время торжественного обряда. На венчании в церкви мама настояла. Она хотела, чтобы все было «по-настоящему», чтобы дочь была счастливее в браке, чем она. Лариса и будет счастливее, Антон не отец, всегда будет у нее под контролем. Тем более, работать будет у ее отца. А храм у моря выбрала Лариса. Это класс, стильно, это запомнится. Отец не возражал. Он ни против чего не возражал. Платил налево и направо, чтобы все было по высшему разряду. Он вообще очень изменился — после той неприятной истории с Вероникой. Стал больше проводить времени дома. Ничего для Ларисы не жалеет. И очень рад, что Лариса выходит замуж не за какого-то иностранца, с которым и не выпить, и по душам не поговорить, а за «своего» парня. Пусть он звезд с неба не хватает, зато не увезет ее черт знает куда, в чужую страну. И, хотя Лариса была против, наприглашал на свадьбу кучу совершенно неизвестного ей народу. А как же иначе? — удивился, — он известный в городе человек. Да и со стороны жениха гостей тоже немало. И их Лариса не знает. Лично она только кое-кого из своей бывшей группы пригласила — Лизу с Лешкой, Свету Машкину, Боцманову. Она бы, конечно, и многих других пригласила, только мало кто в городе остался — поразъехались после окончания универа кто куда. Петровы в Москву укатили, Андрей там в каком-то издательстве работает. Специально туда вклинился, чтобы можно было свои книги издавать. Говорят, что одну даже уже опубликовал. Женя вроде бы на телевидении, редактором. Клячко спортклубом заправляет. Михальянц в Америке, в Лос-Анджелесе в армянском ресторане работает. Боцманова в городской газете корректором. Лагутина в деревне в школе детей учит. Лиза тоже работает учителем — в той самой гимназии, где учится Наташка. Из Лешки ни учителя, ни журналиста не получилось, как работал в мастерской отца, так и работает. И она, Лариса, тоже застряла в семейном бизнесе. Хотя меньше всего мечтала о сфере обслуживания.

Гостей было действительно очень много, три полных больших автобуса, не считая тех, кто приехал на своих машинах. Все, конечно же, не смогли разместиться в церкви, а потому большая часть народу ждала окончания венчания во дворе, под ласковыми лучами утреннего июньского солнца. Лиза тоже осталась на улице. С ее животом в толпу лучше не лезть. Мало ли что. Света Машкина и Боцманова составили им с Лешкой компанию, тоже не пошли внутрь, стояли рядом у парапета, за которым уходил вниз склон горы, а дальше, до самого горизонта расстилалось невероятно голубое море, слепившее полуденным блеском.

— Кто бы мог подумать, что Лариса выйдет замуж за Антона, — покачала головой Лиза. — Она на него и внимания никогда не обращала все эти годы. Он ей вообще не нравился.

— Мне недавно в одной заметке поговорка попалась: нравится — не нравиться, а замуж сходить надо, — усмехнулась Боцманова.

Она тоже не прочь была «сходить замуж», но пока что-то не получалось. Где тут получиться, если она и людей-то не видит, сидит день-деньской в комнатенке два на два метра и вычитывает всякую дрянь, исправляя ошибки?

— Ну, не знаю. Я бы так не хотела, — сказала Света. — Замуж ради замужества, да еще и с венчанием в церкви! А если семьи не получится?

— Почему не получится? — удивилась Боцманова. — Гуменюк, он смирный, как раз для семейной жизни. И Лариса со всеми ладит. Как ни странно, они друг другу подходят.

— Да, но она ведь всегда хотела за границей жить, полжизни, наверное, в интернете провела, столько времени на переписку с иностранцами убила. Миллионера искала…

— Но ведь не нашла, — пожала плечами Боцманова. — Так чего ждать, спрашивается?

— Почему не нашла? Как раз миллионера и нашла, — усмехнулся молчавший до этого Лешка.

— Ладно шутить, — отмахнулась от него Боцманова.

— Я не шучу, я серьезно. Папаня Гуменюка, когда цены на землю и недвижимость падали, скупал за бесценок участки, а теперь вот распродает. Задорого. На эти деньги виллу в Испании купил.

— А ты откуда знаешь? — изумилась Лиза.

— Антон сам сказал.

— И ты молчал? — с укоризной покачала головой Боцманова. — Не мог на вечере встречи рассказать? Мы бы этого Гуменюка на ящик шампанского раскрутили…

— Так он же только недавно ее купил. Подарок к свадьбе.

— Везет же некоторым, — вздохнула Боцманова. — У этой Лариски и так всего до фига, ресторан у папашки и клуб какой-то. А теперь еще и вилла в Испании. А тут ни жениха, ни виллы…

— Сама виновата, надо было хватать Гуменюка, пока бесхозный был, — усмехнулась Света. — Я всем вам говорила, что он мальчик из очень обеспеченной семьи.

— Сама-то чего не хватала?

— Он не в моем вкусе, — засмеялась Света. — Я же его с детства знаю, в школе вместе учились.

Машкина тоже замуж собиралась, только об этом не распространялась, чтобы не сглазить. Она преподавала в медуниверситете русский для иностранцев, а ее Сергей читал курс лекций по судебной медицине.

— А вы даже на свадьбу не пригласили, — с упреком произнесла Боцманова, обернувшись к Лизе.

— Да не было у нас никакой свадьбы, — сказала Лиза. — Сходили с родителями в ресторан, вот и все.

— Мы бы и в ресторан не ходили, но мои предки туда поволокли, — добавил Лешка.

У нас другое отношение к подобным мероприятиям, хотела сказать Лиза, но не сказала. Потому что Боцманова, как и большинство девчонок, мечтала именно о такой вот свадьбе, как у Ларисы, с катанием на машинах, большим застольем и кучей подарков. Но Лиза с Лешкой ни за какие коврижки не стали бы выставлять себя на всеобщее обозрение в подобном спектакле. Лиза вообще не любит, когда на нее глазеют. И в такой одежде, как сейчас на Ларисе, ей было бы очень неудобно. Говорят, что все девушки мечтают о свадебном платье, но Лиза точно не мечтала. Они с Лешкой регистрировались в августе, стояла жуткая жара, и она предпочла короткое батистовое платье тому шелковому, которое долго и безуспешно пыталась напялить на нее Таисия. И Лешка был без костюма и галстука. Единственная уступка, на которую он пошел — сменил шорты на джинсы. А в ресторан они ходили уже в начале сентября. После того, как Лешкины родители, узнав, что они тайно зарегистрировались, подняли шум.

Лешка обнимал Лизу и думал о том, кого ждать в начале сентября — мальчика или девочку. Лиза наотрез отказалась проходить узи для определения пола ребенка. Кто будет, тот и будет, сказала. Вбила себе в голову, что узи эти для ребенка вредны. Если бы она чувствовала себя плохо, тогда ладно, проверилась бы. А так зачем? У нее никакой тошноты, никакого токсикоза. И без разницы ей, девочка родится или мальчик. Лешка тоже так говорил, но втайне желал, чтобы у них все-таки был мальчик. Лизин отец тоже на внука надеялся — «поместье» уже для него готовил. И все намекал, что неплохо бы и им с Лизой насовсем в деревню переселиться. Свежий воздух, выращенные собственными руками экологически чистые продукты, чистая вода из источника, приволье — где еще детей растить? Дом большой, всем места хватит — пять комнат внизу, да еще и на чердаке три новых спальни. Весь этот год Лиза с Лешкой на каждые выходные ездили к Лизиным родителям, поскольку в их городской квартире шел ремонт. Причем немаленький. Таська подошла к делу профессионально, с размахом. Уж если делать — так делать, сказала. Став женой Толика и хозяйкой дизайнерского бюро, она мыслила масштабно.