Перестать дышать можно и при жизни. Это никогда не поздно, Елена Андреевна.

Утро пришло. Я проснулась в собственной кухне, скорчившись калачиком на модной итальянской тахте. Ничего не напоминало о ночном бреде, кроме одежды — я заснула в домашней толстовке и тренировочных брюках.

И самое интересное — где можно найти такое количество грязи — испачканы и кофта, и штаны. Хотя все объяснимо, если вспомнить ночное мучение на скамейке около подъезда.

Я в порядке. И вот еще что — ничего не началось, и ничего не начнется. Ни заново, ни снова.

Я попробую найти выход.

Пара табеток панадола. Машина во дворе, слава богу — лето, завелись и поехали; без пробок, до самого кладбища. Теперь главное — найти. Потому что никакая сила не будет помогать человеку, не приходившему на могилу родного деда несколько лет. Бродила около двадцати минут, много раз теряла направление и возвращалась к воротам, силясь вспомнить. Наконец, нашла. Теплая земля, на памятнике маленький торпедный катер.

Дед, зачем теперь все это? Поговори же, я тебя прошу. Я знаю, ты все равно больше не придешь; но сделай хоть одно исключение, хотя бы один раз. Кто эта девушка? Почему болеет, почему в белом халате, почему так давно?! Хотя бы один раз, я умоляю тебя! Мне страшно, ты даже не представляешь, как страшно. Нет больше сил переживать все это в одиночестве. Вербицкая ушла от меня вместе с призраками, уже прошло много времени; сумасшествие должно было закончиться. Пусть новая игра закончится, не начавшись. Я тебя очень прошу.

2015–2016

Между временем и жизнью

Все, как положено — в августе начался сентябрь. Целая неделя дождей и противного, почти осеннего ветра. На прощание всем хотелось ухватить тепло и рвануть к цивилизованным морям, но мир вокруг менялся, и не в лучшую сторону — Европа стала дорогим удовольствием даже для крепкого среднего класса, Турция с Египтом — недоступны. Причина — нелепые смерти русских людей; и все в небе, где нет шанса спастись.

Доллар рос, не обращая никакого внимания на сладкие сказки Первого канала. На последней женской сходке Ирка внесла предложение все-таки вырваться на неделю в родную Барселону — приехать, взять напрокат пару-тройку машин и оккупировать пляж в каком-нибудь маленьком пригороде. Пускай всего лишь три-четыре дня, но это лучше, чем ничего. Всем хотелось жить как раньше, ведь это так несправедливо — по каким таким причинам мы, честные и трудолюбивые, теперь не можем позволить себе комфортный отдых? Отчего наши деревянные стоят так мало, отчего мы все так резко подешевели?

Вечный вопрос «кто виноват?» разлагал сознание даже в такой чисто женской компании, как наша «Пятничная». После бутылки вина Женька развивала теорию внешнего врага, злилась на людей, не желавших покупать дорогую недвижимость в центре Питера, да и на окраинах тоже; Оксанка хоть и не выпивала, но туда же — сетовала на боевых подруг по благотворительному кружку — состоятельные питерские девы тратились теперь гораздо меньше. И вообще, кое-кто ответил на Оксанкины призывы по Сети довольно откровенно — отстань, старушка, тут ребенка пришлось из английского колледжа забрать, и машину не удалось поменять нормально, а ты про несчастных детишек. «БМВ»-то уже старый, почти пятилетний, товарищи!

Я слушала двухголосный монолог и понимала — тема не беспокоит меня, как ни пытайся. Такая вот политическая бессознательность. Асрян тоже сначала не сильно вступала в дебаты, а в конце, как обычно, разродилась потоком цинизма:

— Очень хорошо, девочки. Не скулите. Не поедем в Барселону, так поедем в Крым. Не в Крым, так на Финский залив, комаров кормить. Для здоровья вообще резкая смена климата не полезна.

Женька моментально впала в справедливое возмущение:

— Ируся, и что теперь? На конференции ездить не будешь? А как же твой дисер в Европе?

— Дисер уже прошел, и на конференцию поеду. Пока лично у меня есть возможность — поеду. Не будет — не поеду. Все правильно, девочки, все очень хорошо. Не могут больше менты и чинуши квартирки элитные покупать — отлично, потому что так и должно быть. Тряпки итальянские не продаются — тоже хорошо, «Мерседесы» стоят в салонах — кесарю кесарево, как говорится. Значит, не заработали. Потому как истина одна — чтобы что-нибудь потреблять, надо что-то создавать, кроме нефти. Так что мыльный пузырь сдулся, и прекрасно, нечего переживать. Чем раньше, тем лучше.

Девчонки сидели грустные — теперь стало ясно, все мы тут в чем-то виноваты, но только в чем, не понять. Никто не обижался, потому что Асрян всегда была истиной в последней инстанции. Несмотря на политику, в итоге решили — в Барселону поедем, и даже позвонили жене Костика, расписав ей весьма экономичный план недельного пребывания в Испании. Забронировали билеты на последнюю неделю месяца. Предвкушение отдыха в хорошей компании вселяло оптимизм и надежду на перемены к лучшему. Народ повеселел; ничего, все наладится. Мы же часть Европы, цивилизованное государство.

Однако план осуществился только частично по непредсказуемой причине — Костик уже второй раз попал ко мне на отделение. Диагноз прежний; а что может быть хуже летней пневмонии? История стара как мир — в начале августа попал под ливень, простыл, потом десять дней аврала на работе. Каждые двенадцать часов подзаряжался несколькими граммами парацетамола и аспирина, а потом догонялся смесью всего, что продается в ближайшем ларьке от кашля. Так прошли почти две недели; температура и не думала падать, однако Костик не спешил сдаваться и особенно не спешил сообщать кому-то о том, что с трудом поднимается на второй этаж. Жена Костика позвонила в пятницу около пяти, за пару суток до нашего совместного вылета в отпуск. Я ехала по Фонтанке в спортзал. Как это обычно бывает — больше всего мы ругаем больных, досидевших до конца рабочей недели. После ее звонка Елена Андреевна вернулась на работу и села в ординаторской ждать. Они приехали вместе; из окна я наблюдала, как Костик шел по стоянке перед нашим зданием и останавливался через каждые два метра. Мне показалось, он даже похудел и сгорбился и выглядел совсем маленького роста. В дверях встретили студенты-санитары; Костик гневно отмахнулся от каталки. Ира помогла ему дойти до отделения и со слезами сдала нам на поруки, оставив пакет со сменной одеждой и сложенные в женскую косметичку мыло и зубную пасту.

Пневмония отросла большая, почти на целую долю. Елена Андреевна грустно разглядывала рентгеновский снимок; почудилось, вот-вот начнется абсцесс легкого. Костик кашлял на все отделение, обливался потом и на высоте кашля становился синим, как баклажан. Хорошо сложилось — в тот день дежурил Шрек, а наша маленькая VIP-каморка как раз пустовала без жильцов. К тому времени я уже несколько лет совсем забросила дежурства; но теперь, учитывая ситуацию и не проходящее чувство вины перед Костиком, я позвонила парню, стоящему в графике на субботу, и обрадовала его лишним выходным.

Варя с детьми отдыхала в Геленжике; Саня хоть и страдал от ее отсутствия, но вполне мог осуществлять сестринские мероприятия сам — выставил перед койкой батарею бутылок с разнообразными коктейлями из антибиотиков, гормонов, бронхолитиков и уже собрался засандалить Костику подключичный катетер. Больной увидел неприятный натюрморт и совсем поник:

— Блин, люди, тут капельница до завтрашнего утра.

Саня планировал провести дежурство перед телевизором и потому жалости не испытывал.

— А ты что хотел? Это тебе за пятницу, дорогой мой. И вообще, за то, что минимум лишнюю неделю дома просидел.

— Тогда пустите покурить на прощание.

Костина зависимость всегда вызывала у меня крайне агрессивную реакцию; хотя почему-то другие курильщики, включая моих родных братьев, так сильно не раздражали.

— Саня, не пускай его. Пусть мучается.

— Да ладно, Ленка, пусть идет. Даже расстрельным дают покурить перед смертью.

Последние пять минут свободы Костик провел на пожарной лестнице, сотрясая гулкие пролеты клокочущими звуками кашля; вернулся успокоенный и целеустремленно прошаркал прямо к койке.

— Все, я готов.

Шрек быстро поставил подключичку, всунул в нос кислород, подсоединил первую бутылку, и дело пошло. Пациент кашлял без остановки, одышка мешала лежать; пришлось приподнять головной конец кровати. Через пару часов Костик все-таки заснул, дыхание стало ровным, лоб не горел. Можно было спокойно ехать домой. Уже в машине я позвонила жене, сообщила, что процесс развивается положительно и первый раз за последние трое суток больной спит, как ребенок. Потом вспомнила о Славке; надо известить, иначе обидится. Сухарев взял трубку — значит, операций было немного; услышал про Костины выкрутасы и тут же засобирался прямо завтра проведать друга. Особенно когда узнал про мое внеплановое субботнее дежурство.

Я увижу его очень скоро.

Город дремал под звуки дождя, вокруг пятничная раздраженность и предчувствие холодной осени. Кое-где на тротуарах уже лежали желтые листья. Настроения не было, на тренировку опоздала. Рискуя попасть в пробку при пересечении центра, я поехала к Асрян.

Узнав про Костика, девчонки сильно расстроились. Целых полчаса обсуждали его наплевательское отношение к здоровью, несмотря на наличие двух незамужних девчонок и жены, уже много лет сидящей дома. Вывод оказался странный — Оксана выступила в неожиданной роли обвинителя, причем в асрянский огород:

— Ир, давно надо было его кодировать. Курит же, как паровоз. Это же по твоей части; я слышала, сейчас столько всяких новых методик, даже гипноз.

— Не учи ученого. В случае Костика это бессмысленно.

— Почему сразу бессмысленно? Он же доктор тоже, должен понимать.

— Именно поэтому и бессмысленно. Он не бросит, даже сейчас. Это все не так просто, как кажется. Имеет отношение ко многим внутренним процессам в человеке, и психическим, и биологическим. Короче, долго объяснять.

Тему закрыли и больше к ней не возвращались.

Утром Елена Андреевна пришла на дежурство в семь тридцать, из-за чего Шрек страшно разозлился — отобрали целых полчаса заслуженного сна. Костик выглядел гораздо лучше, чем накануне; кашель заметно уменьшился. Больной порозовел, уровень кислорода в крови намекал на быструю положительную динамику. Санитарки привезли завтрак; Костик выпил молока и долго разглядывал тарелку с геркулесом. Я стояла около кровати, ожидая окончания трапезы — очень хотелось послушать, что там творится, в этих несчастных, набитых табаком легких.

— Костя, давай-ка жуй.

— Не лезет. Видно, аспирина пережрал. Желудок уже несколько дней разваливается.

— Ешь и не кашляй. В понедельник гастроскопию сделаем.

— Не мечтай даже. Я ни разу в жизни трубку не глотал.

— Да кто тебя спрашивать будет, дурака. Господи, Костик… все-таки какие же вы идиоты, мужики. Не можете потерпеть даже простую гастроскопию. К обеду Сухарев приедет, ты не против?

— Я знаю, он уже звонил.

— Пойду на обход, а ты налегай на кашу.

— Выпусти на лестницу сначала.

— Ни фига, я тебе не Саня.

— С точки зрения лечения это неправильно, будет бронхоспазм. Нельзя резко бросать.

— А я сейчас эуфиллин поставлю, и проблемы нет.

Каша так и осталась нетронутой; обед тоже, напополам ушел врагу, не говоря про ужин. Славка приехал около трех, привез пострадавшему планшет с фильмами и кое-что еще. Я отсутствовала на отделении буквально полчаса, и по возвращении сразу почувствовала приятный запах, явно исходящий из нашей маленькой VIP-каморки. Спутать происхождение аромата невозможно; я ворвалась в палату к Костику, да только поздно. Кислородные трубки валялись на столике около койки, мужики сидели в расслабленных позах; запах крепких кубинских сигар вот-вот уже просочится в соседние палаты. Я бросилась к окну и открыла ставни на полную.

— Ну вы и сволочи, черт подери! Вячеслав Дмитриевич, это ваше первое и последнее посещение.

На лицах глупые напускные улыбки; я сильно разозлилась.

— Лен, давай с нами. Дежурить будет приятнее, присоединяйся.

— Я сейчас обоих отправлю по домам. Особенно вас, доктор Сухарев.

Однако моя ругань никого не интересовала. Костик почувствовал мощный тыл, расслабился и даже не пытался вступить со мной в перебранку; а Славке, наоборот, очень нравилось нагнетать раздражение у дежурного врача.

— Елена Андреевна, извините за напоминание, табак действует как бронходилятатор у хронических курильщиков.

— Я эти теории с самого утра слушаю, доктор Сухарев. Однако в данный момент больной не просто кашляет, а задыхается от тяжелой пневмонии. Вот бы сейчас европейские светила нейрохирургии увидели, как их российский товарищ проводит свободное время.