Он привык к тому, что она всегда с ним, всегда его.

И все же, все же… девять лет это слишком много для того, чтобы принимать устоявшееся положение вещей и не пытаться что-то изменить. Потому что та медлительность и даже статичность, что закутала их в свой кокон, не давая и мгновения, чтобы вздохнуть свежего глотка, вдохнуть полной грудью, не урывками, не украдкой, порабощала и угнетала, подводя их к той черте, за которой уже может быть слишком поздно что-то менять. Туда, где уже не будет правых и виноватых — где будут лишь руины оттого, что когда-то еще можно было спасти. Туда, где будет взрыв эмоций, чувств, характеров и положений. Где уже не будет достаточно глухого «прости», где будет мало «люблю». Туда, где жизнь начинается с чистого листа. И где слишком больно и страшно будет замереть в объятьях друг друга, чтобы начать все сначала друг с другом.

Лена наделась, что они не подойдут к этой невидимой грани, что словно бы разделяла их миры, но понимала, что изменения, которые стали происходить в их жизни — резко, стремительно, молниеносно, не смогут не оставить следов, остаться незримыми и блеклыми. Последствия будут носить взрывной характер. Потому что статичность не будет мириться с ворвавшимся в ее мир движением к переменам, она воспротивится, и, в конечном счете, это противостояние дойдет до своего логического финала.

Лена втянула в себя кладбищенский воздух и огляделась по сторонам.

Максима на кладбище еще не было. Он ушел рано утром, не разбудив ее, не предупредив о своем уходе, хотя раньше всегда будил, желая, чтобы она проводила его до двери. Она проснулась в холодной пустой постели и долго еще лежала с открытыми глазами, разглядывая потолок, и сотни раз прокручивая в памяти события вечера встречи с партнерами Максима. Вечера встречи с Андреем.

Она не ожидала, что встретит там его, никогда бы не подумала, что судьба решит посмеяться над ней еще раз. Посмеяться так зло, так подло, так… неоправданно жестоко. Андрей партнер Максима! Даже в самом страшном кошмаре не могло бы привидеться подобного. Максим никогда не должен был узнать о том, что они с Андреем виделись! И он не узнает, Лена верила тому, что Андрей будет молчать. И все же… странное предчувствие неминуемой беды не оставляло в покое.

Хотя, конечно, не стоит лгать себе и утверждать, что она была не рада увидеть его. Совсем наоборот. Среди этого тусклого разнообразия, безразличия, сплетен, равнодушных взглядов и немых вопросов, которые никогда не сорвутся с губ по причине их интимности, Андрей выделялся на этом фоне ярким привлекательным пятном. Он был для нее тем лучиком света, к которому она тянулась, которого ждала эти годы. Тот свет, к которому нужно идти, чтобы не исчезнуть во мраке пустынных, одиноких, серых улиц вчерашнего прошлого. Человек, которому, очевидно, было не все равно, что с ней происходит.

Она рада была его видеть. И в тот момент ей было действительно все равно, что может подумать Максим, что он скажет ей потом, как он вообще отреагирует на появление рядом с ней старого друга.

Она была счастлива, что на этом островке шумного молчания и глухого равнодушия нашла родственную душу.

Она уважала Андрея. Не только за то, что он пообещал помочь ей с работой, хотя за это была ему отчаянно благодарна, но и за то, что он не пасанул и не испугался встречи с Максимом, хотя она, по правде говоря, был охвачена какими-то противоречивыми чувствами, когда муж подошел к ним.

Андрей держался сдержанно и стойко, ни на миг не поддавшись охватившему его неприятному чувству.

Она увидела по его лицу и глазам, что он понял, кто это, еще до того, как Максим представился. Ей хватило и мгновения, чтобы это осознать, как и ему хватило лишь секунды, чтобы понять, кто перед ним.

Ее словно молнией ударило, когда она услышала голос мужа за своей спиной, и выпрямилась, натянутая, словно гитарная струна, когда увидела его силуэт рядом с собой, его грозное лицо с застывшей на нем каменной маской и угрозой, с глазами, пылающими синим пламенем, она вздрогнула.

Не в силах пошевелиться или что-то сказать, она просто молчала, не отводя от него взгляда.

Андрей застыл рядом, твердо встречая грозный взгляд, направленный на него.

От этого взгляда даже Лену пронзило острой стрелой, но Андрей держался очень стойко.

Минутное молчание стало давить на них тишиной, неопределенностью и горькой слизью. А мгновения все бежали, перетекая из одной минуты в другую.

— Максим Колесников, — проговорил Максим, наконец, сузив глаза, превратившиеся в острые льдинки, и протянул руку вперед. — Муж Лены.

Лена вздрогнула, слушая громкие монотонные удары сердца в грудь.

Как-то странно прозвучало это слово из его уст. Муж…

Андрей долго смотрел на Максима прямо в глаза. Не испугавшись, не отстранившись, не смутившись.

Он не сделал ничего такого, за что ему пришлось бы краснеть, хотя Максим и смотрел на него взглядом хищника, у которого отняли его добычу. Но Андрей… он вел себя по-мужски.

Решительно протянул вперед твердую ладонь, не отводя от Макса твердого взгляда, и проговорил:

— Андрей Порошин, — его голос не дрогнул ни на миг. — Друг Лены.

Максим пронзил его колким взглядом, оценивая противника и последствия его вмешательства в их с Леной жизнь, а потом, плотно сжав его руку, поджал губы и выдавил сквозь зубы:

— Понятно.

Лена повела плечами, окутанная ознобом.

Сухо, коротко, безэмоционально. Она никогда не слышала в тоне его голосе подобных тонов.

Максим резко выпустил руку Андрея из своего захвата, сделал уверенный полушаг, что отделял его от Лены, и захватил ее в плен своих рук, обнимая за талию и прижимая к себе.

— Ты не устала? — совсем другим, нежным и ласковым голосом прошептал он, наклонившись к ее уху.

Поборов стеснение, смущение и колючую, но сладкую дрожь, вызванную его теплым дыханием на шее, Лена опустила взгляд в пол и покачала головой.

— Нет, — прошептала она, едва дыша.

Максим уткнулся носом ей в затылок, вдыхая аромат волос и шелковистой кожи.

— Ты уверена?… — его шепот обжег ее кожу, словно щупальцами захватывая в плен.

— Да, все хорошо, — пробормотала она, поднимая глаза на Андрея.

Боже, как неудобно! Какое острое смущение разливается к щекам! И сердце колотится в груди, словно сумасшедшее! А пульс участился в несколько раз, разнося кровь, наполненную адреналином, по венам.

Почему Максим так поступает? Что он делает и зачем?! Он никогда — никогда за девять лет! — так не поступал, всегда ограничиваясь тем, чтобы подхватить ее под локоть и осведомиться о ее самочувствии или увести с мероприятия. А сегодня… Почему сегодня он решил проявить подобную нежность?!

Лена осмелилась бросить на Андрея быстрый взгляд.

На его лице застыла равнодушная маска. Плотно сжатые губы, сведенные брови, бокал в руке дрожит от сдерживаемых чувств, на щеках легкая краска… Но его глаза! Эти зеленые глубины сказали ей все!

Разочарование, удивление, обида, недоумение, гнев, непонимание и неверие. Тоска. Безграничная тоска.

Проследив за ее взглядом, Максим, поднял глаза на Порошина, зло сощурившись.

— А что, Андрей… Николаевич, — обратился Максим к Андрею с неохотой, — вы здесь представляете Потапова?

Андрей нахмурился, вызывающе поднял подбородок и проговорил:

— Да, Максим… Александрович, верно? — бросил быстрый взгляд на Лену, что не ускользнуло от Максима — Это так. Вас что-то смущает? — усмехнулся, едва заметно скривив губы. — Я хороший партнер, никто раньше не жаловался, можете не беспокоиться.

Лицо Максима помрачнело, Лена почувствовала, что его пальцы стиснули ее талию.

— Надеюсь, и нам не придется.

Он притянул Лену к себе, крепче прижимая ее к себе. Она услышала бешеное биение его сердца, частое дыхание, касавшееся ее волос и щеки, и дрожала от ощущения его такой обезоруживающей близости.

Лена знала, что Максим всегда демонстрировал, какая у него замечательная жена, показывал ее друзьям, как красивую статуэтку, но вместе с тем держался прохладно и отстраненно, словно не желая выносить сор из избы и показывать, какие у них отношения за пределами празднества. Он никогда раньше не проявлял своих чувств по отношению к ней на людях. Редко целовал даже в щеку, и уж конечно же, никогда не проявлял такой всепоглощающей нежности, захватывая в свои объятьях и нашептывая ласковые слова.

Сегодня он был другим, словно убаюкивая и успокаивая своим голосом. И Лена не могла не признать, что подобная перемена, чем бы она не была продиктована, была ей приятна.

Он никогда не запрещал ей общаться с его партнерами и друзьями, с тем же Петром Беркутовым, который, как ей казалось, знал всю правду о том, что между ними происходит, и не потому, что Максим мог рассказать ему об этом, он бы никогда этого не сделал, а потому, что, будучи по натуре очень внимательным и проницательным человеком, он видел и подмечал даже то, что ускользало от других глаз.

Но сегодня, сейчас Максим вел себя странно, неожиданно.

Почему он вмешался в разговор?…

Потому что она разговаривала не просто с его партнером, а со своим старым другом? С Андреем?!

Предположить, что в Андрее Максим заметил соперника, было столь же неожиданно и странно, как и чувствовать его крепкий захват на своем теле и нежные слова, смешанные с теплом дыхания на коже.

Лена знала, интуитивно чувствовала, что Макс никогда не отпустит ее, не позволит флиртовать, если бы она была способна на это, не позволит почувствовать себя уязвленным ревностью… Но никогда до того вечера Максим так открыто не демонстрировал то, что все права на нее принадлежат ему, как мужу.

Неужели действительно все дело в том, что она разговаривала с Андреем?… Но ведь он просто друг.

Тем не менее, в тот вечер с Андреем она больше не общалась, Максим увел ее в сторону под каким-то нелепым предлогом, и оставшуюся часть вечера провел рядом с ней, вызвав тем самым град удивленных взглядов, направленных на них. А когда они ехали в машине, выпытывал, о чем они с Андреем беседовали, но, наткнувшись на ее нежелание отвечать откровенно, просто замолчал, хмурясь и стискивая зубы.

В тот вечер он, едва они попали в квартиру, поцелуями, скольжениями руки вдоль тела, горчим шепотом в губы и частым дыханием, поднимавшим волоски на ее коже, пытался доказать — ей? или себе?! — что она принадлежит ему, и не отпустил ее до того момента, пока с ее губ не сорвался стон подтверждения…

Порыв холодного ветра, заставший ее врасплох, заставил Лену поежиться и втянуть плечи.

Она тяжело вздохнула и посмотрела на часы. Без четверти одиннадцать.

Приедет Максим или нет?… Они, даже не договариваясь, в этот день всегда встречались на кладбище.

Потянулась за телефоном, долго смотрела на него, не решаясь набрать заученный наизусть номер, а потом все же рискнула. И стала ждать ответа, слушая монотонные длинные гудки.

— Да? — послышался встревоженный голос мужа. — Лена? Что-то случилось?

Лена опешила, а потом, переборов смущение и удивление, проронила:

— Ты приедешь?

— Куда? — кажется, он озадачен?

— На кладбище, — запинаясь, проговорила она, а потом, взяв себя в руки, добавила: — По бабушке восемь лет, — на мгновение прикрыла глаза и тихо спросила: — Ты забыл?

Молчание, тяжелый вздох. Она почти явственно ощущала его смущение и сожаление. Забыл…

— Я… честно говоря, — пробормотал Максим, — да, забыл.

Лена прикрыла глаза, сводя брови, сглотнула.

— Так ты приедешь?

Она услышала, как он чертыхнулся себе под нос. Сердце в ее груди болезненно сжалось.

— Я не могу сейчас, — пробормотал он. — Черт, Лена… У меня… у меня важные переговоры.

Важные переговоры…

Лена прикрыла глаза, зажмурившись сильнее. Она даже догадывалась — какие именно!

Но почему именно сегодня — в этот день?!

Дрожь обдала ледяным холодом, скользкой змейкой метнувшись в кончики пальцев и ударив в сердце, вынуждая его биться сильнее и чаще.

— Понятно, — прошептала она через силу.

Глубокий вздох, затем тяжелый выдох. Она услышала достаточно, но все еще сжимает телефон дрожащими пальцами не в силах отключиться.

— Лена! — воскликнул Максим встревоженно. — Прости, что я забыл. Черт, я замотался, и… — секундная пауза, а потом: — Я бы приехал, ты же знаешь, просто… — вновь грязно выругался в полголоса. — Я не могу отменить эти переговоры. Если бы мог, я…

— Все ясно, Максим, — тихо, но настойчиво перебила. — Я все понимаю.

Он вновь чертыхнулся, и она повела плечами, вздрогнув всем телом.

— Черт, Лена!

Она могла бы предположить, что сейчас он, скорее всего, ходит по кабинету, яростно сжимая телефон, ругается, конечно, щурится и злится. Злится на себя, не на нее. За то, что забыл, что упустил что-то из виду, что она сейчас стоит одна на ветру, а он не сможет подъехать и спасти ее от его порывов.