Но что-то вновь треснуло, пошло по швам, рухнуло. В один миг, в единое мгновение.

Почему так нестабильна, так непостоянна и переменчива жизнь?! Кажется, что вот оно — счастье, твоя рука держит его в ладони, и вдруг… это уже не счастье. Это новая боль, еще более зловещая и ужасающая по своей разрушительной силе.

Они молчали всю дорогу до дома, когда Максим забирал ее с работы. Ни слова не сказали друг другу, хотя им так много нужно было друг другу сказать. Им нужно было кричать! Они должны были поговорить!

Но Максим упрямо смотрел лишь на дорогу, не обращая на жену внимания, словно не замечая ее. А Лена, задумчиво глядя в окно, думала о том, что могло так резко перемениться за какие-то пару часов.

Она понимала, что все дело в этом звонке. Звонке от Андрея. Максим ревновал ее к нему. И она знала, почему. Андрей надеялся на нечто большее, чем просто дружба, и Максим чувствовал это в нем. Ощущал, исходившую от этого мужчины опасность. Потому что с Андреем она была той прежней Леной, а с Максом лишь пыталась выжить на руинах того, что осталось от их семьи.

Но она не могла отказаться от дружбы с ним окончательно. Не смогла бы предать эту дружбу вновь, кК уже сделала однажды, это было бы наивысшей подлостью и предательством. Но и объяснить Максиму ту правду, которая была на самом деле, она не могла. Он бы не стал ее слушать. Оказавшись словно между двух огней, ей пришлось выбирать. И она сделала выбор в пользу мужа.

Андрею в этот день она так и не позвонила.

Если бы она только знала, как заблуждается, как ошибается в людях!..

Они в немом молчании преодолели расстояние до дома, молча поднялись на свой этаж, молча открыли дверь, молча вошли внутрь, словно чужие друг другу люди. Она потрясенно дрожала, не зная, что сказать и как сгладить эту безумную и сводящую с ума атмосферу отрешенности, горящую пламенем невысказанных вслух признаний и откровений. А когда муж внезапно остановился, Лена резко обернулась к нему, впервые посмотрев на него за те несколько минут, в течение которых они добирались до дома.

Взгляд, встретивший ее удивление, был тяжелый, дышащий невысказанными вслух словами и горящий искрами противоречий, терзающих душу.

Лена пошатнулась и часто заморгала.

— Мне, пожалуй, нужно проветриться, — проговорил Максим, отступив к двери. — Я недолго.

Она смогла лишь зачарованно кивнуть, глядя на то, как он растворяется в полумраке лестничной клетки, и вздрогнув от легкого хлопка закрывшейся двери. Через мгновение она оседает на стоящий у стены стул и, закрыв глаза, решает ни о чем не думать. Но ни о чем не думать не получается. Сотни мыслей режут мозг. Где он и с кем? Чем сейчас занимается и кому дарит свое тепло?

Ревность почти сводит ее с ума, когда она, слоняясь по квартире, словно тень, то и дело подходит к окну и выглядывает на подъездную дорожку в надежде увидеть там автомобиль мужа. А его все нет и нет.

Только в половине одиннадцатого Максим пришел домой.

Она сидела в кресле и пыталась читать книгу, а при звуке открывающейся двери застыла.

— Почему ты не спишь? — устало спросил Максим, проходя в комнату и на ходу снимая пиджак.

— Я ждала тебя, — привстав в кресла, сказала Лена. — Ты будешь есть? Я подогрею…

— Нет, — отказался он вновь усталым голосом. — Эээ, я в душ, а потом спать. День какой-то… — он запнулся, а потом выдавил: — Сумасшедший.

Глядя на его удаляющуюся напряженную спину, девушка думала о том, что он прав. Сумасшедший…

Нерешительно сделав несколько шагов в сторону ванной, она последовала за ним, желая почувствовать на теле тепло и нежность его прикосновений, осознать, что она принадлежит ей одной, как вчера, когда он вернулся из Москвы. Ведь она чувствовала тогда, что он принадлежит лишь ей. Ей одной. И задыхалась от горящего внутри нее счастья, растворяясь в Максиме и отдавая себя ему без остатка.

Но сегодня муж, казалось, удивившийся ее внезапному порыву, в замешательстве покачал головой.

— Не сегодня, Лена, — сведя брови, проговорил он. — Извини, — и захлопнул дверцу душевой кабинки.

Горячий и тугой комок рыданий застыл в ее груди, и она, ничего не понимая, вышла из ванной, ощущая соленый привкус слез на языке. Ощущая себя совершенно потерянной и разбитой.

Когда Максим вышел, она уже лежала с закрытыми глазами в постели, делая вид, что спит. И муж, не сказав ни слова, просто лег рядом с ней, не прикоснувшись к ней, даже поцеловав на ночь.

Утро они встретили порознь. Максим уехал, когда она еще спала, и Лена, проснувшись одна в пустой постели, была обескуражена и изумлена. Раньше он никогда так не поступал. Только сейчас. Зарывшись с головой в одеяле, Лена еще долго лежала в кровати, приходя в себя.

На работе в этот день ничего не клеилось. Все валилось из рук, она была медлительной и нерасторопной. На нее косо поглядывали, этично осведомляясь о том, хорошо ли она себя чувствует, а она качала головой.

— Лена, — обратился к ней директор, по-дружески тронув за плечо, — может, тебе стоит отпроситься? Мне кажется, ты себя неважно чувствуешь.

Но девушка наотрез отказалась, пообещав прийти в себя и полноценно приняться за работу. Почти получилось. Работа приносила так нужное ей в тот момент удовлетворение и успокоение. Хотя сегодня все и было иначе, чем всегда, и от беспокойства хотелось лезть на стену, стирая колени в кровь.

Максим не звонил ей весь день, а его телефон находился вне зоны доступа. О том, где он, не знали и на работе. Она звонила туда пару раз, но Марина изумленно отвечала, что не знает, где находится Максим.

Ее же мобильный сегодня накалился от звонков. Не от того человека, чей голос она жаждала услышать.

Весь день ей названивал Андрей. Но она ответила ему лишь раз. Попросила больше ей не звонить. По крайней мере, не в ближайшее время, попросив подождать, пока все успокоится.

И мучаясь угрызениями совести, прижималась спиной к стене в бессильной попытке не упасть.

С болью в сердце она ждала окончания рабочего дня и, когда, не дозвонившись до мужа и во второй половине дня, выходила из кондитерской, спешила домой с тяжелым сердцем.

Чувствовала — что-то случилось. Или должно было случиться.

Она не ожидала встретить у своего подъезда Андрея, где угодно, но только не здесь, а потому испуганно отшатнулась, когда его высокая фигура выплыла из-за кустов сирени, росших под окнами многоэтажки.

— Андрей? — глаза ее изумленно расширились, и девушка застыла. — Что ты здесь делаешь?

Он сделал к ней несколько шагов. Вид мрачный, помятый, словно не спал всю ночь.

— Тебя жду, — он неопределенно махнул рукой. — Ведь ты запретила мне звонить тебе. И я пришел.

Лена оглянулась назад, на двери подъезда, чтобы удостовериться в том, что их никто не видит.

— Я не хочу, чтобы ты звонил, — сбивчиво проговорила она. — И приходить тебе тоже не стоило.

— Но почему?! — воскликнул мужчина, делая еще один шаг вперед и пытаясь схватить ее за руку. Поджал губы. — Это из-за него, да? Из-за Максима?

— Он мой муж!

— Он изверг, — безжалостно возразил Порошин. — Чего-то иного я о нем не знаю.

Лена задохнулась от возмущения.

— Андрей!

— Что?! — жестко выкрикнул он. — Ты этого не знаешь? Хочешь сказать, что будешь притворяться?! Не подтвердишь, что он тебя убивает?! Уже девять лет подряд! Черт побери, Лена!.. — Андрей сделал к ней быстрый шаг и захватил в плен ее тонкие запястья, прижав несопротивляющуюся девушку к себе. — Что ты творишь, подумай… Неужели не видишь всей правды? — его голос стал тихим и почти умоляющим. — Неужели будешь лгать мне, самой себе, окружающим?… Ради чего или ради кого? Ради него?! А стоит ли он этого!? Стоит ли твоих страданий, слез и боли!? Стоит?! — он встряхнул ее, но девушка так и не пошевелилась, зачарованно глядя другу в лицо.

— Я люблю его, — прошептала она гортанно. — Это меня оправдывает.

— Да не любовь это! — не выдержал Андрей и, заметив, что Лена испуганно вздрогнула при его словах, усмирил свой гнев. — Не любовь. Неужели ты не понимаешь?… Зависимость какая-то, болезнь…

— И от нее нет лекарства, — грустно подтвердила девушка, опуская подбородок. — Ведь так?

Андрей тяжело задышал и вдруг низко наклонился к ней, она чувствовала его дыхание на своих щеках. Коснулся рукой выбившихся из-под шапки золотистых прядей и заправил их за ухо, провел тыльной стороной ладони по бархатистой матовости кожи лица, пальцем коснулся ее губ.

— Я могу тебе помочь, — шепотом проговорил он. — Если ты мне позволишь… если ты только позволишь мне быть с тобой рядом… Я буду. Я никогда тебя не оставлю, никогда не обижу. Только позволь мне… — его шепот превратился в сдавленное дыхание, вырывающееся сквозь приоткрытые губы, а уже в следующее мгновение Андрей наклонился к ней и завладел ее губами, нежно касаясь их поцелуем.

Опешив на несколько секунд, девушка просто стояла не в силах пошевелиться, а когда осознала, что происходит, зашевелилась, возмущенно застонала ему в рот и попыталась отстраниться. Забилась в его руках, стараясь оттолкнуть мужчину от себя.

Его пальцы скользнули по ее щеке и подбородку, губы все еще хранили отпечаток ее поцелуя, и он не собирался ее отпускать так просто. Он навис над ней и отчаянно зашептал:

— Лена, послушай меня… Я сделаю так, как ты хочешь. Все будет лишь так, как ты скажешь, я не пойду дальше, если не получу разрешения от тебя…

— Отпусти меня, — выдавила из себя девушка, испуганно озираясь по сторонам.

— Пойми, — настойчиво шептал Андрей, не выпуская ее из плена своих рук, — ты не будешь с ним счастлива. Девять лет ничего не решили, что могут решить последующие?! Он просто уничтожает тебя… Я не могу смотреть на это. Ты достойна лучшего, большего… Самого лучшего!..

— Отпусти!..

— Я могу дать тебе это, — словно не слыша ее, продолжал говорить Андрей. — Клянусь, я сделаю все от меня зависящее, чтобы ты была счастлива. Я горы для тебя сверну, если будет нужно… Никогда не

позволю, чтобы ты плакала, чтобы ты страдала… Разведись с ним, он тебя погубит. Останься со мной…

— Отпусти меня! — выкрикнула Лена, вырываясь из рук объятий. — Отпусти!

И он отпустил. Зачарованно смотрел в ее лицо а потом отступил.

— Он мой муж, — дрожащим голосом проговорила она. — Я люблю его. Да, может быть, это болезнь, я не знаю… Но того, что мы вместе, уже ничто не изменит, — она всхлипнула, зажав рот ладошкой.

Андрей тяжело вздохнул, затем резко выдохнул, поднял разгоряченное лицо вверх и выкрикнул:

— Почему он, черт побери?! Почему он, а не я?! Ни тогда, ни теперь!.. Почему не я?!

Лена затряслась.

— Я не достойна твоей любви, Андрей, — тихо сказала она, отступая к двери. — Ни тогда была не достойна, ни теперь, — повернулась к нему спиной, ощутив, как задрожали плечи. — Уходи, Андрей. Пожалуйста, уходи… Ты ничего не изменишь.

— Лена!.. — попытался остановить ее Порошин.

— Уходи! — выкрикнула она нервно и, схватившись за ручку, скрылась в подъезде.

Ноги почти не держали ее, она прижалась спиной к стене и закрыла глаза. Тяжело задышала, стараясь выровнять дыхание и унять бешено колотившееся сердце. Стиснула зубы и слушала, как вырывается сквозь плотно сжатые губы громкие вдохи и выдохи. Сглотнула и раскрыла глаза.

Отчего, откуда это ужасное, подавляющее чувство бессилия?… Предательства?…

Пошатываясь, она добрела до лифта. Руки дрожали, когда она открывала дверь квартиры.

Андрей, Андрей, Андрей!.. Как же ты был прав, как прав! Но подумала она об этом лишь потом.

Почему она не почувствовала дурманящего чувства опасности, сковавшего горло, когда входила внутрь? Почему не ощутила ее кожей, не почуяла ее удушающе приторный запах? Почему, прислонившись лбом к холодному металлу и закрыв глаза, не ощутила скользкие пальцы беды на своих плечах, — они сжимали ее плотным кольцом. Почему не обратила внимания на трепещущее сердце и колотившийся в ушах пульс?…

— Где ты была?

Резкий окрик заставил ее встрепенуться и резко обернуться назад.

— Максим?…

Ее изумлению не было предела. Он дома?! Но почему, как?… Она звонила ему весь день…

— Ты еще помнишь, как меня зовут, — холодно процедил он, — просто замечательно!

Сердце задрожало в груди, трясущиеся руки сжали связку ключей. Лицо горело, как горело и все тело.

— Ты дома? — пробормотала она, растерянно пробегая глазами по комнате и стараясь не смотреть на него.

— Как видишь, — коротко бросил он и скрестил руки на груди. — Но ты не ответила на мой вопрос.

Лена часто и тяжело задышала. Что-то в ней надломилось в этот момент. Чувства пересекли допустимый предел, а эмоции готовы были рвануть изнутри ее существа фонтаном жидкой лавы.