— Да?…

— Максим? — голос отца, взволнованный, нетерпеливый.

И что-то трещит, рвется, расползается, уходит… Он уже почти его не чувствует. Исчезает, проходит…

— Что-то случилось? — подскакивает со скамейки. — С Леной?…

— Лена очнулась, — говорит отец с чувством. — Она очнулась!..

И мир начинает сужаться. Так не бывает… Не бывает!.. Он не верит, нет, не может быть…

Грудь сдавливает рвущееся изнутри чувство светлого счастья. Освобождения, очищения, свободы.

Непрощение разрывается, рушится, убегает с позором.

И он начинает верить!..

В больнице он заходит в палату неслышно, боясь спугнуть. Лена лежит, прикрыв веки, но, будто почувствовав его приближение, распахнула глаза. Удивленно замерла, посмотрела на него.

— Максим?… — пробормотала она едва слышно, несмело улыбнулась.

И что-то в этот миг прорвалось в нем, треснуло, брызнуло. Он наклонился к ней.

— Ты вернулась… — прошептал он, касаясь ее щеки пальцами. — О, Боже, ты вернулась…

— Что ты здесь делаешь?… — произнесла она изумленно.

— Люблю тебя, — пробормотал он, чувствуя, что глаз касается что-то липкое. Сморгнул. — Люблю тебя!

Она кивнула, счастливо улыбнулась и прикрыла глаза.

— И я люблю тебя, родной мой, — шепчут ее сухие губы. — И я тебя люблю…

С трепещущим сердцем он закрывает глаза и сжимает ее в объятьях легко, воздушно, лилейно.

И слова становятся им не нужными. Очищение тела, очищение души… они чувствовали сердцем.

Эпилог

Три года спустя


Лена часто приходила сюда. Уединенный уголок старого городского парка, словно спрятанный от посторонних глаз заросшими кустами орешника и малины, утешал и успокаивал в отличие от неугомонной суеты и толкотни большого города. Нелюдимый, пустой, заброшенный.

Теперь он не казался ей таким. Не брошенный — просто забытый. Не пустой — просто уединенный.

Старый, неухоженный, выцветший под сенью долголетних кустарников, которые видели его историю.

Сколько лет он здесь?… Сколько еще простоит? Сколько нового узнает, интересного увидит, свидетелем каких событий станет?…

Лена улыбнулась, поправляя светлые пряди длинных волос, упавших на лицо.

Этот парк помнил и ее историю тоже. Не поэтому ли она так любила это место?… Здесь было спокойно. Несмотря ни на что, всегда было спокойно, умиротворение закутывало в пуховое одеяло, защищая. Всегда.

Много лет назад этот парк видел ее радость, потом боль, отчаяние, печаль, потерянность и разбитость. Он видел, как она медленно себя убивала на протяжении многих лет, он молча и смиренно наблюдал за тем, как она саморазрушалась, но, наверное, именно благодаря ему, немому слушателю и помощнику, она тогда и не сошла с ума. Не разрушила себя окончательно, победила, выстояла. Нашла себя.

И теперь он вновь видел лишь ее улыбку.

Она и сейчас улыбалась, откинувшись на спинку скамейки, закинув ногу на ногу, и с восторгом в глазах наблюдая за тем, как дочь резвилась на аллее. Маленькая забияка, синеглазая негодница с золотистыми волосами, ей все ни по чем. Она собирала кленовые листочки, бегала вокруг матери, подкрадывалась со спины, весело хохотала и вновь выбегала на аллею, шикая на голубей и гоняя их в разные стороны.

Ее малышка. Ее отрада, ее счастье, частичка ее сути. Подарок, благословение небес, Божья милость — Анна, Анечка, Нюта…

— Нюта!.. — воскликнула она, глядя на то, как дочь, подбрасывая вверх опавшие кленовые листья, задорно смеется и, не удержавшись на ногах, падает в багряно-золотистую листву.

Улыбаясь, Лена подскакивает со скамейки и бежит к ней, протягивая вперед руки.

— Ну, — грозит она дочери пальчиком, — что мы теперь папе скажем?

Дочь улыбается, широко и открыто. А в синих глазах искрятся смешинки.

— А мы не скажем, — невинно хлопает ресничками. Подниматься с земли она и не думает, сидит и хохочет, легонько отмахиваясь от светлых кудряшек, застилавших глаза.

Лена только качает головой, подходит к дочери и поднимает ее на ноги.

— Простудишься еще, — пожурила она. — Как весной. Папу как волноваться заставила, помнишь?…

— Она не нарочно, — послышался со спины удовлетворенный мужской голос. И Лена, резко обернувшись, удивленно улыбнулась. Максим. — Ведь правда, крошка? — спрашивает он у дочери, подмигивая ей.

— Папа!.. — вместо ответа восклицает Анечка и тут же бросается к нему, протягивая вперед ручонки.

— Она знает, что ей от тебя нужно, — смеясь, замечает Лена. — Я не думала, что ты освободишься так рано.

Подхватывая дочку на руки и кружа ее в воздухе под заразительный детский смех, Максим улыбается.

— Я ушел раньше. Надоело сидеть в четырех стенах, когда вы тут без меня гуляете, — он опускает Анечку на землю, и та, схватив его за руку, тянется к материнской ладони, чтобы соединиться руками и с ней.

Лена целует мужа в щеку, затем легким поцелуем в губы.

— Я рада, что ты пришел, — прошептал она ему, заглядывая в глаза.

— Я тоже, — шепчет он в ответ. И это так. Он рад.

Эти три года многое изменили. Этот парк, когда-то едва не погубивший самое дорогое для него, вновь стал ему родным, подарил надежду, вселил в него веру. И, когда-то не любивший это место всеми фибрами своей души, Максим стал трепетно и нежно к нему относиться. То, что произошло в день, когда его жизнь переменилась, было знаком, знамением, проявлением высшего благ, прощения — ему. Откровение…

— Смотрите, крестный!.. — закричала вдруг малышка, дернувшись из рук родителей и кинувшись куда-то к приближавшемуся к ним невысокому человеку в черной одежде.

Лена и Максим одновременно обернулись, с улыбками наблюдая, как дочь обнимает мужчину за ноги.

— Ну, — рассмеялся он, — как поживает моя крестница? — улыбается он ей, направляясь к Колесниковым.

— А мы с мамой и папой гуляем! — поведала девочка, схватив мужчину за руку. — Смотрите, какой у меня букетик из листочков, — указала она скамейку. — Нравится? Хотите, я вам подарю? Я себе еще сделаю!..

Мужчина улыбнулся, поблагодарил за подарок и подошел к Лене и Максиму, остановившись напротив, поздоровался. Переглянувшись, те тепло ему улыбнулись.

Они не забыли. Ни он не забыл, ни она. Что было тогда три года назад. Судьба, иначе это было не назвать. Судьба, предзнаменование, благословение, воля судьбы. Сама судьба, Божья милость и благодать.

Ведь три года прошло с того дня, как они крестили Анюту, а казалось, что перед глазами промелькнула вся жизнь, целая вечность в едином мгновении! И всего одно мгновение, изменившее вечность для них.

Крестили Анечку в местном храме, в том самом, который находился недалеко от парка, с золотыми куполами, которые своим сиянием когда-то подарили Максиму не только прощение, но и веру в то, что в жизни не бывает случайностей, подарившие ему нечто гораздо более важное, чем прощение — а очищение души. И именно этот храм казался мужчине особенным, величественным, освященным и божественным.

В крестные выбрали Аню, лучшую Ленину подругу, а вот на место крестного кандидатур не нашлось. Максим никого из своих знакомых не считал достойным того, чтобы быть вторым отцом своей дочери, а потому, сойдясь на том, что у Нюты будет лишь крестная, они направились в храм.

И именно там произошло, по истине, еще чудо. Еще один знак, еще одно знамение.

И как после этого можно было не поверить в судьбу? В очищение, в возвышенное, в светлое?!

Их встретил отец Георгий, улыбнулся, поприветствовал, просил пройти в зал… И Максим, к своему изумлению, застыв в нерешительности, узнал в нем того самого батюшку, который встретился ему в парке, того, кто обещал ему светлое будущее, искупление всех грехов и прощение. Тот, кто не солгал и исполнил обещанное!..

— Вы?… — выдохнул Максим, зачарованно глядя на него.

— Максим, — поприветствовал его тот, улыбнулся, и улыбка шла от сердца. — Я рад, что у вас все хорошо, — бросил быстрый взгляд на Лену и малышку, которая, распахнув глазки, взирала на него с огромным интересом и даже не кричала. — Я так понимаю, это Лена? — тихо спросил он, поприветствовав ее, и взглянул на крошку, застывшую на руках крестной матери. — А девочка?… Как решили назвать?

— Анечка, — выдавил Максим из себя, чувствуя, как хрипло звучит его голос. — Анна…

Отец Георгий удовлетворенно улыбнулся.

— Милость Божья, — проговорил он. — Хорошее имя, очень хорошее. А где же крестный для девочки?

Максим смутился, опустив голову, покачал головой.

— Его не будет, — тихо произнес он, чувствуя себя смущенным, — только крестная…

Батюшка нахмурился.

— Как не будет? — удивился он. — Не порядок. У малышки должны быть оба родителя.

— Я не могу доверить свою дочь недостойному человеку, — проговорил Максим. — Я слишком ее люблю.

Отец Георгий задумчиво покачал головой, с пониманием кивнул, а потом заявил:

— Ну, ничего, — сказал он решительно, — я буду ее крестным. Если вы находите меня достойным, конечно.

И что-то начинает щемить в груди, сердце колотится сильно-сильно, в груди поднимается горячая волна.

— Я буду вам… благодарен, — выдыхает он с удивлением. — От души, от сердца!.. — и не знает, что еще сказать, как выразить всю глубину тех чувств, что нахлынули на него. — Спасибо!..

— Значит, на том и решим, — согласился батюшка.

И в тот день Анечка обрела своего духовного покровителя, наставника, друга.

А Максим понял, что ничего в этой жизни не происходит случайно. Цикличность и замкнутость — это лишь еще один повод судьбы дать нам возможность, чтобы что-то пересмотреть, переиграть, попробовать начать жить заново, посмотреть на ошибки со стороны и исправить их, или же полностью изменить свою прежнюю жизнь. Это был шанс. И он есть у всех. Нужно лишь увидеть его в случайности и не отпустить.

И сейчас, глядя на отца Георгия, вспоминая все случившееся, свою прошлую боль, неуверенность, страхи, прокручивая в памяти все события трехлетней давности, Максим понимал, насколько сильна порой бывает судьба. Порой она ломает, бьет, крушит, специально сталкивает противоположности, будто играя, смотрит на то, что будет, подобно ребенку. Но на самом деле — это проверка на прочность, это возможность выявить будет ли у вас еще один шанс на то, чтобы что-то изменить. Бороться за счастье, не отступать, не сдаваться, идти до конца… и победить. Обрести самую высшую ценность бытия.

Максим и Лена справились с этим. Они победили, они сражались до конца, они боролись за свою не принятую, не понятую когда-то любовь, они страдали и терпели, мирились и прощали. Но всегда — любили.

И они вынесли из всего произошедшего свои уроки. Они поняли, они приняли, они нашли в себе силы на то, чтобы доказать, что они достойны. И были вознаграждены за это вторым шансом на счастье.

И не упустили его.

Когда отец Георгий покинул он, пожелав счастья и благополучия, в душе Максима внезапно будто что-то встрепенулось, вспорхнуло, возродилось. И, заглушая поток иных бессвязных мыслей, настойчиво звучала одна. Он улыбнулся.

Бросив задумчивый взгляд на играющуюся с листьями Нюту, он посмотрел на Лену.

— Лен, слушай, я тут подумал… — Максим откровенно смущен, и она это видит.

— Что?… — подбадривает она его, поглаживая по плечу.

Муж накрывает ее ладошку своей ручищей и нервно сжимает.

— Я тут подумал, что… — и опять запнулся, словно собирается сказать глупость.

— Что? — настойчиво спрашивает Лена, уже откровенно улыбаясь.

— Может, мы это… — сглотнув, смотрит ей прямо в глаза, — второго ребенка родим, а?

И у нее в прямом смысле слова чуть ли не отваливается челюсть.

— Второго?… — изумленно выдыхает девушка. Вот чего она от него точно не ожидала.

— Я все продумал, — начинает уговаривать Максим. — Я дом присмотрел, — признался он, — на окраине, правда, но зато там свежий воздух, а вам с Нютой он полезен будет! Я дом уже осмотрел, — заявил он, — хотел сюрприз сделать, ты же всегда мечтала о собственном доме, — потупился. — Большой, двухэтажный. Там есть одна комната, такая светлая, просторная, я думаю, мы ее под детскую отведем! Да и игрушек у нас много, деньги на воспитание есть, да и желание тоже! Разве нет?… — он смотрит в ее изумленное лицо, читает на нем целую гамму чувств от недоумения до восторга. А потом выдает категоричный аргумент. — И к тому же, мне нужна будет помощь, чтобы отгонять от Нюты надоедливых поклонников, когда она вырастет, — он по-доброму насупился. — Неужели ты сбросишь все это на меня одного? Ей нужен защитник. Брат.