— Но можете ли вы обвинять его, милорд? Насколько я знаю, вы говорите с ним всего лишь третий раз за всю жизнь. Первые девять лет своей жизни он думал, что вы просто отказываетесь признать его. За все те годы, что он воспитывался в Монтфорде, вы ни разу не послали за ним, ни разу не навестили сами. Учитывая все перечисленное, я прекрасно понимаю, почему он сомневается в вашей искренности. Я и сама, по правде говоря, не верю вам.

На этот раз и отец, и сын смерили ее сердитыми взглядами. Ну что ж, это было еще хуже. Ранульф не задал ни единого вопроса за все время, Рейне же было просто необходимо получить подтверждение того, что Хью еще раньше сказал ей. И если он действительно хотел наладить отношения с сыном и беспокоился о нем, то должен был положить конец их отчужденности много лет назад.

— Случилось так, что я знаю, что в последние годы Клайдон находился под вашим личным контролем и управлением, леди, — ответил Хью, защищаясь. — Скажите же мне, как часто удавалось вам отправиться путешествовать по своему собственному желанию, для своего собственного удовольствия?

Рейна смущенно вспыхнула.

— Честно говоря, ни разу.

— Вот и мне тоже. Мой отец привык перекладывать свою ответственность на плечи других людей, поэтому первые годы моего управления поместьями я был безумно занят, а человека, которому я мог бы полностью довериться, рядом со мной не было. Думаю, что и к этому приложил он свою руку, но у меня нет никаких доказательств. Одно я знаю наверняка: он делал все, чтобы убедить меня не вмешиваться в воспитание Ранульфа. И поскольку я получал регулярные отчеты о его успехах и был к тому же так занят… Но это нисколько не умаляет моей вины. Я ошибался и сейчас беспрекословно признаю это. Я не должен был ни позволять себе так долго ждать следующей встречи с ним, ни поддерживать отношения только лишь через письма.

— Какие еще письма? — вступил наконец в разговор Ранульф. — Я получил от вас за все время не более двух писем, да и те только после того, как покинул Монтфорд.

— Нет, ты должен был получить и остальные. Я посылал тебе около пяти писем каждый год во время твоего пребывания в Монтфорде. Ответов я и не ожидал. По своему собственному опыту я знал, как нелегко приходится оруженосцу всесильного барона. Я просто хотел, чтобы ты знал, что о тебе не забыли.

Рейна едва не закричала от ужаса, увидев неимоверные страдания, отразившиеся на лице Ранульфа, когда он прогремел:

— Говорю вам, я не получил ни единого вашего письма, когда был в Монтфорде!

Хью похолодел при виде мучений сына и с дрожью в голосе прошептал:

— Значит, мой отец перехватывал их.

— Или лорд Монтфорд, — добавила Рейна тихо. — Не говорили ли вы, что он был близким другом вашего отца?

Хью даже не посмотрел в ее сторону. Он подошел чуть ближе к Ранульфу, и Рейна почувствовала, как страстно хочет он обнять сына. Она сама хотела того же. Однако Ранульф снова сумел взять себя в руки, спокойное и безучастное выражение его лица не допускало и мысли о подобных нежностях.

— Я действительно писал тебе, Ранульф, — настаивал на своем Хью. — Клянусь тебе, что писал. Я даже посылал за тобой четыре раза, но всякий раз возвращались мои посланцы из Монтфорда, привозя с собой лишь извинения и объяснения, почему именно тогда тебе нельзя было отлучиться из замка. Полагаю, и об этом тебе не говорили?

Вместо ответа Ранульф еще сильнее нахмурился. Рейна нервно открывала и вновь закрывала рот, не зная, стоит ли ей вмешаться. Несомненно, Ранульф не верил ни единому слову из того, что только что услышал. Но должен ли он был верить? В доказательство у него было лишь честное слово отца, но оно могло запросто быть лживым. За все это время они не приблизились к примирению ни на шаг, и если ему все же суждено было произойти, то должно появиться что-то, что доказало бы правоту слов Хью.

— Вы уверяете, что во время пребывания Ранульфа в Монтфорде вы получали отчеты о его успехах и даже сами писали ему. Но вот чего я никак не могу понять, как это вам удалось так много узнать о жизни, поступках Ранульфа после того, как он покинул замок.

На какое-то мгновение Рейне показалось даже, что лорд Хью не ответит. Он стоял, неуверенно и смущенно переминаясь с ноги на ногу и опустив глаза.

— Дело в том, что один из воинов Ранульфа — мой человек.

— Простой воин, который умеет писать? — усмехнулась Рейна.

— Он был моим секретарем. Ему совсем не нравилось, что я поручил ему делать, однако за все тяготы походной жизни ему было более чем хорошо заплачено. Так что в конце концов он остался доволен.

— Итак, вы шпионили за мной? — спросил Ранульф, однако в голосе его не чувствовалось особого удивления.

— А как еще мог я узнавать, что происходит с тобой? После того как ты покинул Монтфорд, я несколько раз писал тебе, если ты помнишь. По крайней мере ты хоть признал, что получил эти письма. Однако я так и не дождался от тебя ответа и, столкнувшись с твоей холодностью, когда мы во второй раз встретились, окончательно убедился, что ты вряд ли когда-нибудь ответишь мне.

— Я был вашим грехом, а когда вырос, то стал еще и вашей копией. — Горечь снова зазвучала в голосе Ранульфа. — Вы просто стыдились меня.

— Никогда! — убежденно ответил Хью. — Как мог я стыдиться сына, настолько похожего на меня самого? — И вдруг он возбужденно воскликнул:

— Господи милостивый! Ранульф! Что мне сделать, чтобы убедить тебя, что ты мне дорог, как ничто в этом мире?!

И снова ответом Ранульфа была гробовая тишина. Но ответ нашла Рейна, однако она рисковала быть задушенной одним из них, если бы посмела открыть рот. А разве подобная перспектива когда-нибудь ее останавливала?!

— Кажется, вам придется силой вколотить это в него, милорд Хью.

— Леди! — прогремел Хью. — Мне не требуется ваша помощь!

— А что, я сказала, что собираюсь помочь вам? — изумленно выгнула она бровь. — Насколько помню, я просила вас покинуть Клайдон и не причинять больше страданий моему мужу, однако именно вы сказали, что ни за что не уедете, не разобравшись с этим делом раз и навсегда. Вы сказали также, что любите его, любите с того самого момента, когда узнали, что он плоть от плоти вашей, и не покинете Клайдон, пока он не узнает всю правду, даже если вам придется силой вколотить ее в Ранульфа. Это всего лишь ваши, но не мои слова, милорд. И, по-моему, это единственный оставшийся у вас шанс, если, конечно, у Ранульфа не возникло в конце концов сомнений в отношении того, что всю свою жизнь он считал истиной. Что скажешь, Ранульф? — Она сменила направление атаки. — Поверишь ли ты ему, Ранульф? Его отец мертв и не может опровергнуть или подтвердить его слова, но есть ведь еде Монтфорд! Или, может, ты допросишь его секретаря, которого так остроумно переодели воином? Или, может, ты просто поверишь одному лишь слову своего отца и примешь любовь, которую он так жаждет тебе отдать? Тебе следовало бы по крайней мере попытаться, ибо он кажется мне единственным человеком, в отношении которого ты не можешь быть абсолютно уверен, что превзойдешь его силой. Было бы ужасно стыдно, если вдруг случится так, что ты будешь не в состоянии обеспечить мне обещанное наказание.

— Да, это действительно было бы стыдно, так что и не рассчитывайте на это, — хмуро сказал Ранульф.

Рейна лишь пожала плечами. Если уж она осмелилась зайти так далеко, то почему бы не довести дело до конца?

— Ты не ответил на мой вопрос, Ранульф. Однако прежде чем ты все-таки ответишь, ты должен узнать, что заметила я, но что, как видно, осталось загадкой для тебя. Этот человек невероятно похож на тебя. И я говорю сейчас не только о внешнем сходстве, но у него еще и такой же характер, как у тебя! Он так же упрям. Господи! Вы ведь даже сердитесь по одним и тем же причинам. Может быть, он так же, как и ты, ценит превыше всего честь? Хотелось бы также отметить и то, что, если бы я не повезла тебе, когда ты рассказывал мне о Ротвелле, мы бы сейчас не были женаты.

— Господи! А это-то какое ко всему имеет отношение? — воскликнул Ранульф.

— Самое прямое. Это имеет отношение к доверию. Я никогда не слышала о Ротвелле, да и он еще не появлялся здесь, чтобы доказать правоту твоих слов. Я поверила тебе, не требуя никаких доказательств в подтверждение твоих слов. Так что у тебя передо мной есть должок: поверь своему отцу, ведь большинство из того, что он сказал, может быть проверено, и он это знает, поэтому он не решился бы лгать. Не говорил ли ты сам, что твой дед никогда не проявлял теплоты к тебе? Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, Ранульф, что, ничего не зная, ты обвинил ни в чем не повинного человека, и сейчас не время продолжать свое ослиное упрямство. Если ты спросишь меня…

— Никто не спрашивал вас! — одновременно воскликнули мужчины в величайшем возбуждении и гневе.

А Рейна лишь улыбнулась, удовлетворенная тем, что ей все же удалось высказаться.

— Верно, — сказала она. — Видите ли, я бы не присутствовала при этом разговоре и у меня не появилось бы возможности высказать свое мнение по этому поводу, если бы я не находилась здесь в ожидании наказания. Но если бы я не заставила сына увидеться с отцом, то мне нечего было бы сейчас здесь дожидаться. Так что если мне придется страдать за то, что я организовала эту встречу, то вам обоим придется пострадать и выслушать то, что я обо всем этом думаю.

— Что вы и так уже давным-давно сделали, но не воображайте, что мы и дальше будем мириться с вашим присутствием, — прогремел Ранульф. — Убирайтесь, леди, немедленно!

— В таком случае вы решили простить меня?

— Я решил, что после всего этого вы будете с содроганием сердца ожидать прихода ночи. Иди и займись своими обязанностями, Рейна! Позже я присоединюсь к тебе.

Она обиженно посмотрела на него и с гордо поднятой головой направилась к двери.

— Я всегда знала, что вы — безмозглый идиот. Вот посмотрите, окажу ли я вам когда-нибудь хоть одну услугу!

Дверь с шумом захлопнулась — ив комнате воцарилась тишина… Хью отчаянно старался не встречаться глазами с Ранульфом, опасаясь, что, увидев досаду сына на то, что его так жестоко унизили, он не сможет больше сдерживать смех, который и так разрывал его на части. Если бы у Ранульфа было чувство юмора, это вовсе ничего бы не значило. Однако он понял, что именно этого и не знал о сыне. И если леди кому-то оказала услугу, то именно ему. И Хью совсем не хотелось, чтобы она из-за этого пострадала.

— Ты действительно собираешься побить ее?

— Этими-то руками? — Ранульф усмехнулся. — Я собираюсь всего лишь преподать ей небольшой урок, а не убить. И кроме того, в брачном договоре указано, что я не имею права поколотить ее.

— Условия брачного договора в ситуации, раскаленной, как эта, имеют мало значения.

— Но я жил с этой силой всю спою жизнь, милорд. Я боялся даже дотронуться до леди, ибо она такая тоненькая. Никогда ни словом, ни делом своим не заставит она меня позабыть об этом, так что вам вовсе не следует волноваться за нее. Она получит не больше чем шлепок по своей милой попке.

Хью усмехнулся;

— Да я и сам частенько применял этот метод при необходимости.

— И он срабатывал?

— Да. Однако результат не всегда стоит тех невыносимо долгих месяцев разочарования, которое женщина заставляет тебя ощущать после, если… если она действительно дорога тебе.

Ранульф улыбнулся:

— Возможно, тогда вы сочтете любопытным один совет, который я получил от деревенской шлюхи…

Рейна удалилась не дальше чем в прихожую, где металась из стороны в сторону, стараясь успокоиться. Когда она услышала заливистый смех, то остановилась и впервые за этот день облегченна вздохнула. Итак, она рискнула — и риск оправдал себя. Вниз она спускалась со счастливой улыбкой на лице, ибо теперь была уверена, что больше ей не стоит беспокоиться о наказании.

Глава 40

В тот день, занимаясь делами по хозяйству, Рейна просто светилась самодовольством. А узнав, что Ранульф повез своего отца посмотреть Клайдон, она еще выше задрала нос. Возможно, ему и не нравились ее методы, однако они приносили хорошие результаты. Горечь и обида, точившие Ранульфа на протяжении стольких лет, понемногу отступили, оставив больше места для счастья, а раз Ранульф стал более счастливым, то и более сговорчивым. Если бы Рейна могла одобрительно похлопать себя по плечу, то непременно бы так и поступила.

Некоторое время она просидела в комнате Уолтера и рассказала ему обо всем, что произошло в замке за последние два дня. Рейна могла больше не волноваться о его здоровье. Лихорадка даже не начиналась, а Флоретт ни на мгновение не покидала его, исполняя любую прихоть. Собственно говоря, именно поэтому он и не жаловался на то, что ему был прописан столь длительный постельный режим. Самое большее через неделю он уже сможет встать, хотя первое время будет испытывать легкое головокружение и тошноту при движениях.