Все произошло очень быстро и просто, как будто не в первый раз. Александра заснула на плече своего мужчины, а утром он разбудил ее вопросом:

— А ты предохраняешься?

Она даже не поняла толком, о чем он ее спросил.

— Нет… ну ладно, я принял кое-какие меры…

Александра с трудом сообразила, о чем он говорит, и покраснела до корней волос.

— Ну что, подруга? Тебе, наверное, на учебу надо?

— Надо, — пробормотала Александра.

— Так собирайся. Я сейчас кофе сварю.

Сапожки, на ночь пристроенные к батарее, совсем высохли. Александра сунула ноги в их теплое нутро, нырнула в пальто, поданное Владимиром. Тот небрежно поцеловал ее в висок.

— Давай, до скорого. Ты извини, что не провожаю, у меня там ванна набирается…

Из глубины квартиры действительно слышался шум бегущей воды. Александра послушно кивнула и вышла, прихватив тяжеленный портфель.

Для нее все было ясно и понятно. Ведь как у Нинки получилось с ее художником? Она переночевала у него, потом пришла в общежитие и сразу собрала вещи. А к вечеру уже переехала в мансарду со скошенным потолком. Конечно, она, Александра, не такая отважная. Она, пожалуй, погодит собирать вещи. Жаль, что она так мало узнала о Владимире. Но ничего, будет время узнать его ближе. Главное — он не женат, невесты у него тоже нет. Квартира явно без женской руки. Отец с мачехой, к счастью, живут отдельно, где-то за городом. Значит, Владимир и она встретят вместе Новый год. Может быть, посидят вдвоем. Она наготовит салатов, пожарит мяса, напечет пирогов. Они выпьют шампанского и будут смотреть «Голубой огонек». А может быть, пойдут в гости к Нинке… Или Владимир захочет, чтобы они провели новогоднюю ночь в компании его друзей? Что ж, Александра будет не против. Нужно только не забыть обзавестись новым платьем. Отец пришлет денег к празднику, и она купит то, из темно-красного шелка… давно уже на него заглядывалась. Или платье стоит одолжить у кого-нибудь из подруг, а деньги на всякий случай приберечь?

Засыпая, она представляла себе, как привезет Владимира в деревню знакомить с отцом, как сама будет гостить у его родных за городом… И улыбалась во сне. А в ней уже кипело что-то, шли потайные процессы, зарождалась новая жизнь…

Вечером она пришла к дому Владимира, позвонила в дверь. Но ей никто не открыл, и окна квартиры были безнадежно темны. Его не было дома! Как странно! Неужели он не ждал ее? Или, может быть, они разминулись? Владимир пошел к ней в общежитие? Конечно! И она должна была сидеть и ждать его, а не бегать по темным улицам! У девушки должна быть своя гордость — так об этом везде говорят и пишут.

Но в общежитие Владимир не приходил. Подруги смотрели на Александру удивленно — мало того что дома не ночевала, так теперь выглядит и ведет себя как полоумная!

Не дождавшись Владимира, девушка заснула, вдоволь наревевшись. Он не пришел и на следующий день, и через два дня…

«Наверное, очень занят, — соображала Александра, — мужчины всегда заняты».

Лекции и семинары в институте кончились, впереди маячила грозная первая сессия, но девушка не в состоянии была думать об экзаменах. Чтобы развеять тоску, она отправилась в гости к Нинке. У той, как всегда, сидели гости. Подруга приняла Александру приветливо, но поглядывала на нее лукаво.

— Что, Шурка, подцепила фраера? — прошептала Нина, улучив момент. — Хорош, ничего не скажешь. С ног до головы — фирма, папочка-профессор, сам в экономическом учится… Да только такого не просто окрутить. Это тебе не мой растяпа. Смотри, тебе жить. Попытка не пытка.

Александра кивнула, но сердце у нее похолодело. Что значит «не просто окрутить»? Разве она уже не окрутила? Да и зачем крутить, спрашивается? Они полюбили друг друга, стали как муж и жена, только без регистрации. Неужели есть другая точка зрения?

Как оказалось, есть. И вскоре ей пришлось с нею познакомиться. Новый год, к слову, пришлось встретить в общаге, в компании двух занудных подружек. Нина с мужем к себе не позвали, на что Александра, честно говоря, очень сильно рассчитывала.

Сессия далась девушке легко. Сердечные волнения не успели сказаться на учебе, и она отлично сдала экзамены. На каникулы домой не поехала. Отец прислал перевод и приветливую телеграмму. Поздравлял с Новым годом, подбадривал дочку, уговаривал не скучать и как следует отдохнуть, повеселиться в Ленинграде.

Но Сашеньке было не до веселья. После экзаменов она почувствовала себя плохо. Впрочем, многие в общежитии мучались расстройством желудка — видно, недобросовестная администрация студенческой столовки перед праздниками стремилась сэкономить как можно больше себе на шампанское, и пища стала совсем уж неудобоваримой.

Целыми днями Александра лежала на своей общежитской койке. Девчонки разъехались по домам, никто не приходил ее навестить. Раз в день она находила в себе силы выползти на улицу, покупала свежую булку, бутылку кефира. Больше организм ничего не принимал. С ужасом Сашенька поняла, что ежемесячные женские трудности тоже обошли ее стороной…

Мысль о беременности заставила Сашеньку мобилизовать все силы. Она заставила себя встать, приоделась и пошла к Владимиру. К удивлению, ей удалось застать его дома. Нежданной гостье он обрадовался:

— О! Куда ж ты тогда пропала? Сессию сдавала, да? Ну проходи, проходи. Что-то ты бледненькая. Ничего, сейчас я тебя чаем напою.

Они пили чай в чистенькой, отремонтированной уже кухне. И Владимир посмеивался, глядя то на Сашеньку, то в дверь кухни, откуда видна была незастеленная постель.

— Что-то ты грустная, — шутил он, а тяжелая рука уже мяла Сашенькину коленку. — Может, вина? У меня есть крымская мадера. Хочешь мадеры?

— Я беременна, — ляпнула Александра. — Мне пить нельзя.

— Та-ак, — протянул Владимир. В лице он не изменился, но руку с Сашенькиной коленки сразу же убрал. — И ты пришла ко мне с этой радостной вестью?

— К кому ж мне идти, — пожала плечами Александра. Она чувствовала за собой какую-то правоту, оттого держалась очень храбро. Очевидно, Владимиру эта храбрость показалась на редкость возмутительной.

— Да к кому угодно! — рявкнул он так, что в кухонном шкафчике жалостно задребезжала какая-то утварь. — Почему ко мне-то?

— С тобой же гуляла, — оробев, ответила Александра.

— Со мной? А еще с кем? Вот к ним и иди. Я, милочка, поберегся. Это не мой ребенок. Если ты и в самом деле беременна.

— Я… Да…

— А может, это все девичьи фантазии? Ты что думаешь, на мальчика нарвалась? Думаешь, я вас таких не видел? Значит, ложишься под холостого мужика с квартирой и пропиской, а потом — ах, ты станешь папой? Ну нет, дорогая. Я не из тех, кто женится. Меня на этот крючок не поймать. Или придумай что-нибудь более оригинальное, или найди дурака, который поверит в эту старую сказку!

— Я схожу к врачу и принесу тебе справку!

— Очень хорошо. Буду ждать с нетерпением. А теперь давай надевай свой лапсердак. Аудиенция закончена.

Александра быстро оделась в прихожей, причем Владимир на этот раз не подал ей пальто, несправедливо обруганное «лапсердаком»! Джентльменские ухватки, очевидно, применялись только в определенных ситуациях. Галантность не годилась для беременной любовницы!

К сожалению, простодушная Александра приняла ироническое высказывание Владимира насчет справки от врача за чистую монету и пришла к нему во второй раз. Но в этот раз он ее даже на порог не пустил.

— Вот деньги, — сказал он и сунул в дверную щель конверт. — Возьми и уходи. Хочешь — сделай аборт. Не хочешь — не делай. Но учти: я никогда не признаю этого ребенка. Пытаться меня разжалобить бесполезно. Уходи, чтоб я тебя не видел!

Александра ушла.

Об аборте она не думала. Слышала, что бывают такие женщины, которые избавляются от детей. Читала в журнале «Здоровье» о том, как это вредно и плохо. К себе применить не могла, как ни пыталась. Ребенка решила оставить. Скоро ее беременность стала явной для соучеников и преподавателей. Вопреки ожиданиям, ее не стали клеймить и позорить — правда, намекнули, что ей придется покинуть общежитие и найти себе частную квартиру…

Понимание и трогательное сочувствие преподавателей здорово помогло Сашеньке. Она досрочно сдала летнюю сессию, оформила академический отпуск и уехала к отцу. Владимира она до появления на свет Киры больше не видела. Да и потом их встречи носили напряженный характер…

Но теперь что-то изменилось. В голосе Владимира Дмитриевича Краснова Александре послышались новые, незнакомые интонации. Что это? Сцена из советской мелодрамы «Москва слезам не верит»? Твой отец не только жив, но даже довольно упитан? Петербург тоже не верит слезам. Несмотря на схожесть судьбы и имени, Александра не любила эту классическую слезокапку.


— Теперь ты все знаешь, — выдохнул Владимир, отвернувшись к окну. — Прости меня. Нас всех.

— Мне не за что тебя прощать, — бодро заявила Александра. — Это ты меня прости.

Рассказ Владимира обрушился на нее и придавил, как снежная лавина. Но под лавиной тоже можно жить. Можно набраться сил и вылезти на поверхность. Главное — пережить первый, самый опасный момент, когда ледяные осколки вопьются в твое тело, а снежная пыль забьет дыхание.

И Александра сделала это. Она была сильным человеком, сильной женщиной. Она смогла.

— За что? Ты ни в чем не виновата!

Владимир давился слезами. Видеть на своей кухне плачущего мужчину, немолодого, уважаемого человека, было странно. И страшно. Но Александра Леонидовна Морозова справилась и с этим. Этот человек — ее брат. Старший брат, которого у нее никогда не было, о котором она всегда мечтала. И сейчас ему плохо. Значит, она должна ему помочь. Она должна взять его ношу на себя. Она сможет. Она выкарабкается из-под этой лавины.

— Выслушай меня, — мягко сказала Александра. Владимир достал белоснежный платок, крепко утер покрасневшие глаза и посмотрел на нее. Приготовился слушать. — Ты был прав тогда… Двадцать лет назад. Кира — не твоя дочь.

— К-как? — только и смог выговорить Владимир.

— Вот так. Все, что ты мне тогда говорил, все твои обвинения справедливы. Я залетела от случайного знакомого, богемного писателя. Там же с ним познакомилась, у Нонны Недогоновой. Позволь уж мне не называть его имени. Разумеется, я не могла рассчитывать на брак — он был женат, и у него были дети. Между вами было определенное внешнее сходство… И я сделала ставку на тебя. Я затащила тебя в постель, а потом сказала, что это твой ребенок. Ты был свободен, богат и вполне мог на мне жениться. Гипотетически.

— Гипотетически мог, — согласился Владимир. Глаза его заблестели, но не мутным блеском слез, а ярко и радостно. — Как гора с плеч!

— Я рада. Ты простил меня?

— Да! Да, конечно, честное слово, это самая лучшая новость за последние двадцать лет!

— А о том, что было между нами… Вполне можно забыть, как мне кажется. Я уж и не помню ничего.

— И я…

Они не обнялись и не расцеловались, не стали произносить речей о том, как приятно обрести друг друга. Они просто сидели и пили чай. Они говорили, как говорят малознакомые, но симпатичные друг другу люди, как говорят родственники, живущие далеко друг от друга и встречающиеся только на семейных торжествах.

— Ты, конечно, и не подумал разыскивать свою племянницу? — ехидно прищурилась Александра. — Думаю, тебе стоит взяться за дело теперь. Тебя же интересует ожерелье, я правильно поняла?

— Не искал, признаюсь, — со вздохом ответил Владимир Дмитриевич. — Не ругай меня за это. Я же не детектив, не сыщик из романа… Но если тебе нужна помощь… Как говорил Кнуров из «Бесприданницы» — для меня невозможного мало… И ожерелье меня интересует. Оно у тебя?

— Нет. Твой отец отдал его мне, это правда. Но я приняла его за безделушку. Оно не выглядело золотым, и камни тоже не смотрелись драгоценными. Я думала, что оно очень старое… И долго хранила. Когда Кире исполнилось двенадцать, я отдала его ей. Не знаю, где оно сейчас. Вряд ли она его потеряла. Скорее всего, припрятала куда-нибудь.

— Ладно, черт с ним. Скажи, как я могу тебе помочь?

— Вот слушай…

Чаю они напились «до седьмой тоски». Когда седьмая тоска подступила, ее развеяла вернувшаяся из храма Галина. Ей был представлен новоявленный братец, рассказана история о хитрой девчонке, пытавшейся поймать выгодного жениха «на беременность». Галина поплакала, выпила корвалола, подержалась, не без того, за голову и за сердце. Но она-то была крепкая баба, деревенской закалки! Ее такими мелочами не проймешь! Главное — найти девочку, а уж чья она дочь — не суть важно. И брату Галина обрадовалась.

— А я ж тебе на могилку цветочки носила! — повторяла она постоянно, отчего Владимир каждый раз несколько спадал с лица и отмахивался.