– А я-то подумала, что Бронтозавриха глупее, чем я ожидала, – произнесла вдруг Верка, обращаясь скорее к самой себе, – что она вместо того, чтобы спрятать девчонку, отправила её ко мне.


Рита, видно от нервных потрясений, проспала очень долго. Сквозь сон она слышала, как зазвенел будильник, как мать собралась и ушла на работу. Но проснулась она только около одиннадцати часов утра. Солнце залило всю комнату ярким светом, обнажая убогость обстановки и грязь. Рита обвела взглядом помещение, брезгливо останавливаясь на толстом слое пыли, покрывающем полупустые полки серванта, на засохших остатках еды под столом, на кособоких, с облупленной краской табуретках. Рита встала, быстро оделась, сходила на кухню и умылась холодной водой. Правда, зубы пока было чистить нечем – щётки и пасты не было, а спрашивать у Вовчика не хотелось. Пришлось просто прополоскать рот. В это время никого из жильцов не было, чему Рита была рада. Вернувшись в комнату, она принялась за уборку.

Вовчик, как и всегда, проспал до часу дня, не реагируя даже на шум, когда Рита двигала стол. Уставшая, но с чувством удовлетворения от хорошо выполненной работы, Рита села на стул и ещё раз оглядела комнату. Убогость обстановки ничем, конечно, не прикроешь, но зато всё теперь сияло чистотой. Теперь можно и позавтракать.

Рита принесла с кухни чайник. Порывшись в тумбочках, она, кроме заварки, остатков сахара и вчерашней головы селёдки, ничего больше не нашла. Еда здесь, как видно, не успевала залёживаться. Всё покупалось в мизерных количествах и съедалось моментально. Что ж, придётся позавтракать пустым чаем. Рита налила две чашки и стала будить Вовчика. Она не знала, как к нему обратиться. Папой его называть – слишком для него жирно, а Вовчиком – слишком пошло.

– Эй, эй, вставайте, – потрясла она его за плечо, – вставайте. Чай уже готов.

Но Вовчик только прохрюкал что-то невразумительное, перевернулся на другой бок и опять засопел.

Рита выпила чай и стала везде искать деньги, чтобы сходить в магазин и купить что-нибудь на обед. Но нашла только двадцать копеек в кармане маминого халата.

«Хоть хлеб куплю, и то ладно. Можно будет с чаем его поесть. А то неизвестно ещё, во сколько мама с работы вернётся».


Рита взяла сумку-авоську и хотела одеться, но с ужасом увидела, что её красивой белоснежной песцовой шубки нет. Рита стала перерывать всю одежду, но нигде свою шубу не нашла. Не было и песцовой шапки. Даже унты пропали. Рита от отчаяния готова была разрыдаться.

«Украли! Всё украли! Дверь после ухода матери осталась открытой, вот кто-то из соседей всё и стащил. В чём же я теперь ходить буду? Мама мне не сможет одежду купить. Ей и на еду-то денег не хватает. Что будет! Представляю, как она расстроится».


Мать вернулась на удивление быстро. Настроение у неё было отличное. Она вошла, улыбаясь, в комнату, поставила на пол два больших пакета и скинула платок. Вовчик удивлённо присвистнул. Верка обрезала свои неухоженные космы и сделала красивую причёску. Стрижка омолодила её на несколько лет. Кроме этого, Верка накрасила губы тёмно-вишнёвой помадой да подкрасила глаза.

– Вот это да! Ай да красотка! – Вовчик подскочил к любовнице. – Девушка, можно с вами познакомиться?

– Да иди ты, – хохотнула она.

Вовчик полез к ней обниматься, а Верка, хихикая, отпихивала его. Рита смущённо отвернулась. Возня у двери продолжалась ещё несколько минут, пока Верка всё-таки напомнила сожителю, что они в комнате не одни. Вовчик недовольно покосился на Риту и перестал тискать любовницу.


Верка прошлёпала в сапогах по вымытому полу и водрузила пакеты на стол.

– А ты, Ритка, чего такая хмурая? Смотри, что я тебе купила.

Рита собралась с духом.

– Мои вещи украли, – угрюмо произнесла она.

– Украли?! Едит твою налево! А что именно украли? – всполошилась Верка.

– Всё пропало: и шуба, и шапка, и унты.

– А, ты про это. Не переживай, твои вещи не украли. Я их продала, – невозмутимо ответила Верка.

Рита удивлённо поглядела на мать.

– Продала?!!

– Ну да. А что, ты собиралась в этих мехах по нашему району шастать? Тебе бы враз по башке настучали да обворовали. Да и нечего шиковать, когда в доме и пожрать-то толком ничего нет.

– Но как ты могла без спросу взять мои вещи и продать?!! – возмутилась девушка.

– Что?! Ты меня и за мать уже не считаешь? Совсем от рук отбилась? – рявкнула Верка.

– Но так нельзя поступать! Это никому не позволено распоряжаться чужими вещами. Это мои вещи, а не твои. Не ты их купила, не тебе и продавать! – в отчаянии кричала Рита.

– Ах вот оно что! – мать с ненавистью окинула её взглядом и упёрла руки в бока. – Легушовская порода из тебя попёрла! Ты, Ритка, свои барские-то замашки брось. И права здесь не качай. Ишь, цаца какая! Её, видите ли, не спросили! Перебьёшься! Здесь я хозяйка! И пока ты живёшь со мной, я буду распоряжаться всем: и твоими шмотками, и твоей жизнью. Как я решу, так оно и будет. А не нравится – вон Бог, а вон порог.

Рита сникла. Деваться-то ей было некуда.

– Но в чём я буду ходить?! – еле сдерживая слёзы, пробормотала Рита.

– Вот это другой разговор. Вот, посмотри, что я тебе купила.

Верка развернула первый свёрток и достала искусственную шубу какого-то ужасного зелёно-коричневого цвета с белыми и чёрными пятнами, детскую красную вязаную шапку с помпоном и длинными завязками, а ещё войлочные серые сапоги.

– Всё почти как новое! А шубка-то ещё теплее, чем у тебя была! – радовалась Верка. – Глянь, какая подкладка в ней толстая!

– Вот это ты купила мне?!! – в шоке прошептала Рита. – Я это ни за что не надену!

– Ну и сиди дома, – равнодушно ответила мать и бросила шубу дочери.

Рита готова была разрыдаться.

– Но как я появлюсь в этом в школе? Меня же на смех поднимут!

– В школе? А ты разве не закончила восемь классов?

– Я в десятом.

– Ну и хватит. Нечего мозги всякой ерундой загружать.

– Ты что! Мне же надо десять классов закончить.

– Зачем?

– Как зачем? Чтобы в институт поступить.

– В институт?! – Верка усмехнулась. – Ты что, собираешься на моей шее ещё шесть лет сидеть? А я все эти годы буду надрываться, чтобы тебя, взрослую дылду, кормить и одевать? Ну уж нет. Давай-ка, милая, бросай все эти глупости. Профессорши из тебя всё равно не получится. А вкалывать на заводе можно и с восемью классами. И хватит перечить мне! Бабка тебя совсем испортила. Запомни, здесь тебя никто баловать не собирается. Мне не до этого. Придётся тебе, дорогуша, вместе со мной на хлеб зарабатывать.

– Но я же ещё несовершеннолетняя! Меня на работу не возьмут.

– Ничего, пока со мной поработаешь. Я ещё два дома возьму. Вот их ты и будешь убирать. Лишние шестьдесят рублей нам не помешают. А через два года куда хочешь, туда и устраивайся работать. Мне всё равно. Лишь бы деньги приносила.

Рита с ужасом слушала мать. Она не была готова к такой жизни. Если бы она с детства осталась жить в этом бараке, возможно, она, не задумываясь, пошла бы мыть подъезды. Но сейчас! Не к такой участи она готовилась. Не об этом мечтала. Они с бабушкой уже ездили в медицинский институт, в который Рите предстояло поступать. Рита усердно штудировала учебники, посещала репетиторов. И вот всё рухнуло. Теперь ей придётся мыть грязные, оплёванные подъезды и мечтать о должности ткачихи или сварщицы!

Рита посмотрела на Вовчика, который во время спора согласно поддакивал Верке.

– А почему ты его содержишь? Он же нигде не работает.

– А вот это не твоё дело. Когда подрастёшь и узнаешь, что такое любовь, тогда и поймёшь, – отмахнулась мать.

– Я уже знаю, что такое любовь! – с вызовом ответила Рита. – Но я бы никогда ради того, чтобы мужчина жил со мной, не стала бы его содержать!

Верка побагровела.

– Ах ты дрянь! Ты как с матерью разговариваешь? Ты что, меня учить надумала, как мне жить и с кем? Да как ты смеешь язык свой поганый распускать? Ещё не хватало, чтобы яйца курицу учили! А ну марш в коридор с моих глаз долой!

Рита ошарашенно посмотрела на мать. Она что, шутит? Но Верка не шутила. Она схватила попавшийся под руку халат и стала бить им дочь, выгоняя её из комнаты. Пуговицы халата больно хлестали по телу. Рита схватила халат, дёрнула его и порвала. Оторвавшуюся ткань она бросила Верке под ноги.

– Не смей меня бить! Я и так уйду.

Рита гордо вышла из комнаты.

– Вот легушовское отродье, свалилась на мою шею! – услышала она вслед.

Эти слова ранили посильнее, чем удары халата.

– Когда попросишь прощения, тогда и сможешь вернуться, – прокричала Верка.

«А вот этого ты от меня не дождёшься!»


Рита прошлась по коридору, но здесь было слишком холодно. Когда открывалась входная дверь, стужа врывалась в барак и, как по трубе, летела по коридору аж до противоположной стены. Рита зашла на кухню и села на подоконник. Здесь она и коротала время. Девушка долго размышляла о матери, о себе, о будущем. Мысли были неутешительными. Рита пришла к выводу, что мать она совсем не любит. И дело было не только в сегодняшнем её поступке. Мать и раньше не очень-то хорошо к ней относилась. А за годы разлуки между ними ещё больше увеличилась пропасть отчуждения, непонимания. Риту мутило от её образа жизни, от манеры поведения, просто даже от одного взгляда на её опухшее от пьянства лицо. Девушке невыносима была сама мысль, что ей, возможно, придётся жить с Веркой и её сожителем долгое время. Если Женька или отец не смогут ей помочь, то Рита не выдержит, она всё равно сбежит из этого барака. Куда? Неизвестно. Но подальше от этой грязи и пошлости. Да-да! Она сбежит! Вот только дождётся, когда на улице будет не так холодно. А там устроится куда-нибудь работать. Например, на рынок. Там паспорт и трудовая книжка не потребуются. А будут деньги – будет и жильё. Можно так до совершеннолетия перекантоваться. Потом она выйдет замуж за Женьку. После этого все её проблемы они будут решать вместе.

«Эх, Женька, Женька, ну почему тебя сейчас нет рядом, когда мне так плохо?!!»


В шесть часов начали возвращаться с работы соседи. Кухня стала наполняться женщинами. Каждая входящая с удивлением разглядывала Риту и, узнав в ней Лягушонка, начинала ахать, охать и щебетать о том, как Рита изменилась, расспрашивать её о жизни у богатой бабушки. Рите это порядком надоело.


Она вышла с кухни, опять прошлась по коридору. Из их комнаты раздавалось знакомое заунывное пение. Значит, уже напились. Риту возмутило, что она тут мёрзнет в коридоре, а мать с Вовчиком пьянствуют. Она решительно распахнула дверь и вошла в комнату. Верка посмотрела на Риту пьяными глазами и радостно заулыбалась.

– Ой, до-о-ча вернулась! Проголодалась, доченька? Садись, поешь с нами.

Вовчик в новом чёрном в белую тонкую полоску костюме, в синем переливающемся галстуке, в фетровой шляпе и в чёрных лакированных ботинках на босу ногу сидел развалившись на стуле и сосредоточенно ковырялся спичкой в зубах.

Верка тоже была в обновках. Её красивую фигуру, единственное, что не испортил разгульный образ жизни, облегало красное кримпленовое платье с многочисленными оборками вокруг декольте. На ногах были новые зимние сапоги. А в ушах раскачивались янтарные серёжки.

«Теперь понятно, на что ушли деньги от продажи моих вещей».

На столе же, как и вчера, кроме селёдки, хлеба, колбасы и пустой бутылки водки, ничего не было. Правда, водка была чуть подороже да колбаса не ливерная, а докторская. Как видно, мать не утруждала себя приготовлением пищи да и не разнообразила меню. Ей достаточно было простой закуски. Главное, чтобы на столе стояла водка, а всё остальное её не очень-то интересовало.


Рита отрезала себе кусок колбасы и хлеба, ушла за шкаф, села на свою кровать и стала ужинать.

– Ритка, что за манеры?! – возмутилась мать. – Чему тебя только Бронтозавриха учила? Сядь за стол по-человечески, поешь с нами за компанию, выпей. Ты что, обиделась на меня? Брось. Я же люблю тебя. Да-да, Вовчик, не смейся, я люблю свою дочь, моего маленького Лягушонка. Не веришь? Вот, посмотри. Лягушонок, иди ко мне. Я тебя поцелую.