– Эй! – Я легонько шлепнула его по руке. Он перехватил мою руку и снова притянул меня ближе.

– Ты кинулась Кревану в объятия, – сказал он. – Помню, как вы все – ты, и твои родители, и он – сгрудились вокруг стола и давай придумывать выход, а вся кровать устлана новыми одежками, словно они могли что-то исправить. Жалкое зрелище.

– Когда же ты перестал меня ненавидеть? – спросила я.

Он пронзил меня взглядом:

– Минут так пятнадцать назад.

Я покачала головой, скрывая улыбку.

– Да уж, шутник из тебя …

– Как только впервые увидел тебя на суде.

– Судья Санчес решила не отпускать меня домой до приговора. И тогда ты понял, что Трибунал не на моей стороне.

– Нет. Раньше. Когда ты вошла в зал заседания, ты была такой испуганной – в жизни не видела такого испуганного человека. И я думал, меня это обрадует. Думал, буду рад слышать, как тебя проклинают, пока ты идешь в суд. Хотел уговорить себя, мол, поделом девчонке, но, как только увидел тебя в суде, понял: «Эта девочка вовсе не ждет, что ей все преподнесут готовенькое». Тебе страшно было – с самого начала, – и тем поразительнее была твоя отвага.

Как ни странно, я застеснялась от его комплиментов.

– Прости, что набросилась на тебя, – вздохнула я.

– Да я понимаю. Неудачно выбрал время.

– Отмотаем на пять минут назад?

– Давай больше, – улыбнулся он. – На полчаса. Попробую снова, не забыл ли я правильную комбинацию. Как бишь? Один-два-три? Надо записать, – бормотал он, снова целуя мои Клейма.

Нырнул под мою футболку.

– Нашел! – послышался приглушенный голос.

Снова я рассмеялась.

И тут заверещал сигнал тревоги.

24

Голова Кэррика вынырнула из-под футболки, он мгновенно спрыгнул с кровати и оделся. Я, к счастью, и не раздевалась, только кеды нащупать.

– Что случилось?

– Не знаю. Ничего хорошего.

Дверь в комнату распахнулась. Это Леннокс, он словно не заметил, что я посреди ночи оказалась в спальне Кэррика и Кэррик полураздет.

– Стражи у ворот.

– Господи! – Сердце ухнуло в желудок. Нашли меня даже в убежище.

В восточном крыле, где жили Заклейменные, паника. Все носились туда-сюда, заспанные, никак не опомнятся. Заклейменные, работавшие в ночную смену, кинулись к спальным вагончикам, все были перепуганы. Я увидела с десяток людей, с кем пока еще не была знакома. А вот Эдди, краска заливает лицо и шею, словно страх вызвал аллергическую реакцию.

– Что происходит, Эдди?! – окликнул его Кэррик.

– Понятия не имею, но усвой одно: я ничего про ваши дела не знал, ясно?

Мона глянула злобно:

– Твоя задница в безопасности, Эдди, нечего психовать, помоги лучше и нам спастись.

Корделия обеими руками цеплялась за Ивлин, от страха она совсем растерялась. Если стражи обнаружат нас и арестуют, Ивлин навсегда отберут у матери – она Порочна с рождения.

– Каковы правила? Каков план? Что вы делаете в таких ситуациях? – Я с трудом скрывала дрожь в голосе.

Эдди старался не встречаться со мной взглядом, молча расхаживал по комнате.

– Ну есть же у вас план на такой случай? – Я еще раз оглядела собравшихся.

– Не было нужды, – суетливо ответил Бахи. – За все время, что я здесь, они приезжали дважды, и оба раза нас предупреждали заранее.

– Что ж, на этот раз они приехали не случайно. Кто-то донес, – агрессивно заявил Кэррик.

Я глянула на него в страхе: лицо его было мрачнее тучи.

– Кто из вас донес?! – крикнул он.

– Кэррик! – мягко заговорила с ним Келли. – Никто из нас такого не сделал бы. – Она протянула руку, но Кэррик отшатнулся. Хуже он не мог бы обидеть свою мать: продемонстрировать ей недоверие, чуть ли не в лицо обвинить.

– Где Роган? – спросил Кэррик.

Мы огляделись по сторонам – младшего брата нигде не было, даже в любимом темном углу.

– Как удобно, – озлобленно продолжал Кэррик. – Кто-то предупредил стражей – и Роган как раз пропал.

– Как ты смеешь! – Мать ударила его по лицу – и отдернула руку, словно сама от себя такого не ожидала, словно ей этот удар был больнее, чем ему.

Я с трудом перевела дух. Адам встал между ними:

– Кэррик, успокойся, соберись. Мы все напуганы. Роган, надеюсь, сумел хорошо спрятаться. Он бы никогда нас не выдал.

– Никогда? – издевательски переспросил Кэррик. – Что ж, вы оба знаете его лучше, чем я.

Бахи попытался, как мог, успокоить всех:

– У меня есть пропуск в лабораторию. Стражей туда не пустят без особого ордера. Им придется ждать утра, пока получат ордер, бюрократическая процедура на этот раз играет против них. Все, кто пойдет со мной, будут в безопасности.

Кэррик смерил его подозрительным взглядом:

– Ладно, все идите с Бахи, а мы с Ленноксом, Фергюсом и Лорканом попробуем прорваться. Селестина, держись рядом.

Я понимала, что у Кэррика есть план, и даже не стала спрашивать какой. Я доверяла ему.

– Селестина пусть лучше пойдет с нами, – сказал Бахи, покровительственно обнимая меня за плечи. – Там для нее слишком опасно. Я позабочусь о ней. Даю слово.

Кэррик покачал головой:

– У нас продуман план, как выбраться. Мы сразу сядем в джип и уедем. Если кто-то идет с нами – идем, но ждать больше нельзя.

Он схватил меня за руку и потащил за собой.

– Ты ведешь ее прямо к ним в лапы! – крикнул вслед Бахи. – Стражи перекроют все пути. Подумай сам, Кэррик!

Кэррик остановился, засомневавшись.

– Ты должен нам верить! – со слезами на глазах вмешалась Келли.

Я видела, Кэррик уже чувствует себя виноватым за то, как обошелся с матерью. Он оглянулся на меня. План Бахи выглядел надежнее, чем его собственный. Если я хорошенько спрячусь, у меня будет шанс – это лучше, чем самой бежать прямо в руки стражей.

– Давай останемся, – шепнула я Кэррику.

– Всем нельзя, – ответил он. – Я рискну. Ты спрячься вместе со всеми. Я подготовлю джип. Продумаю план. Когда надо будет, вернусь за тобой. Верь мне.

– Верю, – улыбнулась я.

Он торопливо меня поцеловал.

Бахи похлопал его по спине.

– Она в надежных руках. Все за мной, – поторопил он, а меня даже взял за руку.

Мы пошли с Бахи через восточное крыло, вниз по ступенькам, на улицу, в ночную прохладу. Скоро взойдет солнце, я уже видела свет на горизонте. Что-то с нами будет к тому времени, как наступит утро? Теперь мы уже бежали со всех ног, низко пригибаясь, следом за Бахи – через территорию завода, избегая основных дорожек. Хотя Бахи и говорил, что не готовил план отступления, я готова была поклясться, что маршрут прочно отпечатан у него в голове, должно быть, он каждый день проверял его на всякий случай. Рогана нигде не видно – неужели Кэррик был прав? Роган ведь в самом деле не обрадовался внезапному вторжению старшего брата в их жизнь, но он бы вряд ли задумал такое, тем более что вполне могут схватить его самого, уничтожить его семью. Но вот в чем Кэррик, возможно, прав: это мог быть в самом деле кто-то из здешних. Я с ужасом подумала, не Леонард ли, и тогда, значит, во всем виновата я сама. Если б я рассказала Кэррику, что Леонард приходил и расспрашивал меня о Лиззи, у нас оставалось бы в запасе время придумать запасной план.

Кто подслушивал нас с Кэрриком за дверью?

Мы пробежали шесть лестничных пролетов, стараясь по возможности бесшумно ступать по металлу, и выбрались на крышу. Бахи впереди, он уже остановился возле той особо охраняемой двери, открыл ее своей карточкой, чтобы впустить нас. Все забежали внутрь, ринулись дальше по коридору. Сами размеры этой двери внушали доверие: огромный стальной шит, который укроет нас от стражей, куча замков и засовов. Безопасность и надежность – наглядно.

Ивлин вбежала передо мной, и настал мой черед, но тут Бахи преградил мне путь.

Улыбка исчезла с его лица, глаза, спрятанные за тонированными стеклами очков, оледенели.

Он крепко сжимал дверную ручку.

– Бахи! – Я словно со стороны услышала дрожь своего голоса.

– Это ты навлекла беду на нас. Зачем ты сюда явилась?

И он захлопнул передо мной дверь.

25

Я осталась стоять на крыше в полной растерянности, внизу целая армия стражей уже заполняла огороженное пространство. Красная униформа, цвет угрозы, словно кровь хлынула сюда, во внутренний двор. Снаряжены как для столкновения, в черных шлемах, со щитами – на какое сопротивление они рассчитывали? Что в них будут стрелять? И тут я соображаю: это делается напоказ, для телевизионной картинки. Продемонстрировать публике, насколько опасна Селестина Норт.

Прятаться уже поздно, здесь, на крыше, я как на ладони, стоит лишь кому-то из них задрать голову. И слезть с крыши невозможно – живой до земли не доберешься.

Стражи полезли по металлической пожарной лестнице, а меня охватила парализующая паника. Все кончено. Пройти столько испытаний – и кончить этим. Но вдруг у моих ног поднялась крышка люка, выглянула голова. Я отскочила, забилась в угол: конечно же это лезет страж.

– Сюда! – торопливо, нервно окликнул меня Леонард.

Одна секунда в запасе, чтобы оценить его надежность. Мысленно я проклинала себя – надо было пойти с Кэрриком, у меня был шанс. Кроме него, никому верить нельзя. Ботинки стражей загрохотали по металлической лестнице. У Леонарда открытое и честное лицо, Кэррик говорил, Леонарду можно верить. Я верила Кэррику. Дедушка не велел никому доверять. Дедушке я доверяла. Голова кругом.

Но других вариантов не оставалось. Прыжок веры – я кинулась к Леонарду. Он стоял на лестнице, протягивая мне руку. Я ухватила его за руку и спустилась внутрь, а Леонард поспешно и бесшумно закрыл над нашими головами крышку люка. Мы оказались в узком коридоре, не знаю, для вентиляции он был предназначен или для обогрева, но воздуху здесь маловато, душно. Мы скорчились, присели.

Леонард прижимал палец к губам, веля мне молчать, но без особой нужды – я была напугана до обморока и, прислушиваясь к его и своему частому дыханию в этом душном проходе, понимала, что ему так же страшно. Над нами грохотали ботинки стражей, пытавшихся разгадать трюк: как это Селестина Норт ухитрилась исчезнуть?

Сердце болезненно билось, я видела пот, проступивший у Леонарда на лбу, чувствовала исходивший от него запах страха. Люди, которых я любила, сделались врагами и преследователями, но другие люди, от которых я вовсе этого не ждала, воскресили во мне веру. Всякий раз такие поступки для меня – полная неожиданность, они разбивают мне сердце или кажутся незаслуженным чудом. Наверное, Джунипер могла бы все это точно прогнозировать, она гораздо лучше, чем я, разбиралась в людях и ситуациях. Увидев это, она сказала бы: «Наконец-то начинаешь соображать, Селестина!»

Тяжелые шаги кружили над нами, в растерянности метались, порядок сломан, точно отряд муравьев, сбившихся со следа. Я не замечала тот люк, пока он не открылся: его обводы сливались с полом. Если повезет, стражи тоже его не разглядят, но ведь они прошли специальную подготовку, их учили замечать все, их таким фокусом не обманешь.

– Они не смогут открыть его сверху, – шепнул мне Леонард, опаляя горячим дыханием мою шею. – Оттуда они не влезут. – Он ткнул пальцем в панель на потолке, открыть ее можно только карточкой-пропуском. – Но скоро они попытаются подобраться к нам по-другому.

Топот наверху прекратился, теперь стражи принялись колотить в ту дверь, за которой укрылся Бахи и все остальные. Родители Кэррика, маленькая Ивлин с Корделией, Мона – мне представлялось, как все они сгрудились внутри, пытаясь себя уверить, будто им ничего не грозит.

Это ты навлек беду! Мысленно я возвратила Бахи его слова, гнев распирал меня. Бахи, вождь этого маленького народа, миротворец: если это он вызвал стражей, чтобы избавиться от меня, то его страх перемен приведет к куда более значительным переменам, чем могла бы спровоцировать я, – и неизбежно принесет горе тем людям, о которых он так пекся.

– Бахи запер дверь и не впустил меня, – шепнула я Леонарду. – Может, он сам и вызвал стражей? Но с чего бы ему рисковать собственной свободой?

– Меня это не удивляет. – Он сердито покачал головой. – Лиззи всегда считала Бахи мерзавцем. Терпеть его не могла. Конечно, это он.

Так я ничему и не научилась, подумала я. Сразу купилась на рыцарственное поведение Бахи.

Я почувствовала, что обязана отплатить Леонарду доверием за доверие.

– Я спрашивала Мону о Лиззи, – шепнула я и вопреки всему, что творилось над нами, увидела, что Леонард весь обратился в слух. – Она сказала, Лиззи призналась тебе, что она заклеймена, и ты отверг ее, и поэтому она убежала – сердце ее было разбито.

– Не было такого! – сердито, возмущенно ответил он.

Слишком громко. Я зажала ему рот рукой. Глаза его расширились, он быстро закивал, обещая вести себя тише, желая продолжить разговор.

– Я же тебе говорил, – шепнул он, – я с самого начала знал про ее Клеймо. Догадывался, по крайней мере. У нее Клеймо на груди, и она всегда вела себя странно, если я хотел коснуться … – Он покраснел до ушей. – Мне это было все равно, я бы никогда ее не отпустил. Я надеялся, она доверится мне, я все время повторял, что не согласен с действиями Трибунала, старался облегчить ей признание. С какой стати Лиззи сказала Моне такое про меня?