Сесилия Ахерн - Идеал

– Соедините меня с замком Хайленд, – торопливо произнесла я.

– Что ты делаешь? – бросился ко мне Рафаэль.

Я прикрыла аппарат рукой, чтобы он не отключил звонок. Одними губами шепнула:

– Доверьтесь мне.

Он остановился в шаге от меня.

– Добрый день, это Селестина Норт, я готова сдаться, – быстро заговорила я. Рафаэль буквально волчком завертелся от возмущения. Попытался вырвать у меня трубку, но я вскарабкалась на стул, ему не достать. – Я нахожусь в квартире судьи Санчес в башне Граймз. Пусть меня как можно скорее заберут отсюда. Спасибо.

Я положила трубку, сердце оглушительно грохотала.

– Зачем? – спросил он.

– Судья Санчес пошла звонить Кревану. Хочет с ним договориться. Как по-вашему, они допустят, чтобы нас официально арестовали, поместили в камеру Трибунала, когда мы столько о них знаем? Единственный шанс – чтобы нас взяли стражи.

Рафаэль вдруг перестал вертеться и сел.

– Об этом я не подумал. Знаешь, а это, пожалуй, самая умная твоя мысль за последнее время. Похоже, моя проницательность отчасти передалась тебе.

– Лишь бы стражи подоспели первыми.

Судья Санчес то и дело заглядывала в кухню проверить, как мы тут, и лихорадочно названивала, разыскивая Кревана по всем номерам, какие только могла вспомнить. Но ей не хотелось, чтобы я слышала, как она торгуется, добывая себе какие-то привилегии в обмен на мою свободу, поэтому разговаривать она уходила в другую комнату, понижала голос. А мы так и сидели в гостиной, ожидая своей участи. Несколько минут спустя в дверь громко постучали. Я глянула в глазок – только подумать, чтобы я была счастлива увидеть красные шлемы!

– Стражи! – сказала я Рафаэлю.

И мы, высоко подняв руки, ударили ладонь в ладонь, как футбольные болельщики.

55

– Стражи! – заорали стражи. – Откройте дверь.

– Боюсь, я открыть не смогу, – преспокойно ответил им Рафаэль. – Нас заперли, и сами мы открыть не сможем. Ломайте дверь!

Казалось бы, дела совсем плохи, стражи готовятся ломать дверь, чтобы схватить меня, но мне вдруг передалось хладнокровие, с каким Рафаэль взирал на все происходящее в нашем нелепом мире. Он, пожалуй, только притворялся отстраненным, а я и правда вдруг почувствовала себя такой. Я же знала, что он лишь актерствует: веган, украшающий свой дом трофеями, похожими на человеческие головы и содранную кожу, кое-что этим говорит миру, – и если человек посвящает жизнь борьбе за справедливость, за чужие права, глупо считать его отстраненным. Может быть, потому я теперь и могла улыбаться: я знала, что шутить-то он шутит, но пойдет до конца.

– Отойдите, мы ломаем дверь! – крикнули нам, и мы повиновались. Я думала, послышится металлический скрежет взламываемого замка, но вместо этого на дверь обрушился сильный удар.

– Кувалда! – восхитился Рафаэль. Он небрежно прислонился к стене, сложил руки на груди. – Правильно экипировались.

Снова дверь содрогнулась от удара.

– Что происходит? – Судья Санчес вылетела из спальни. Интересно, успела ли она дозвониться до Кревана. Продать меня ради укрепления своей власти.

– Стражи, – спокойно пояснила я.

– Что? – В ужасе она переводила взгляд с меня на Рафаэля и при виде наших безмятежных лиц разволновалась пуще прежнего. – Этого не может быть!

БАМ!

– Тем не менее они здесь, – подтвердил Рафаэль и закинул в рот мятную облатку. – Должно быть, тут, в пентхаусе, сирена с улицы не слышна.

Ее лицо как-то жалко сморщилось.

– Что? – повторила она. Такая растерянная, потеха.

БАМ!

– Что это?

– Ломают дверь, – пояснил Рафаэль.

– Как? Почему? Эй! Эй, слышите? Прекратите, прошу вас!

– Потому что мы тут заперты, – подхватила я.

Она пыталась командовать ими, она же член Трибунала, но по ту сторону двери ее не слышали, вовсю орудуя кувалдой.

Наконец дверь поддалась. Судья Санчес только успела отскочить – щепки, большие куски дерева, обломок кувалды полетели на ее плюшевый ковер.

В проеме больше дюжины стражей.

– Судья Санчес! – заговорил один из них, молодой, входя в квартиру сквозь изуродованную дверь. – Мы получили сообщение, что здесь находится Селестина Норт. Вы не пострадали?

Судья Санчес с отвращением уставилась на него, потом поглядела на свой ковер, на шелковую блузу, тоже в опилках и щепках.

– Вы сломали мою дверь.

Парень занервничал:

– Нам сказали, она заперта.

– Вот именно: потому что я заперла их.

Парень залился краской. Другой страж, у него за спиной, кусал губы, чтобы не расхохотаться.

– Мы сию минуту распорядимся установить новую дверь, судья.

– Разумеется! Сию минуту! – рявкнула она. Потом двумя пальцами ущипнула себя за переносицу. – Объясните мне, почему … зачем … как вы здесь оказались? Это личное дело судьи Кревана. Я ждала его звонка.

Стражи переглянулись в растерянности.

– Нам кто-то позвонил и назвал этот адрес. А судья Креван сейчас занят, готовит большой сбор.

– Какой сбор? – заинтересовался Рафаэль.

– Все Заклейменные должны были срочно доложиться своим кураторам, чтобы их направили на пункты сбора. Нам приказано доставить туда всех Заклейменных – никаких исключений.

– Нет, Селестину вы никуда не должны доставлять, она нарушитель. Сначала мне нужно поговорить с судьей Креваном, – сказала Санчес.

– Мы выполняем инструкции судьи Кревана, судья Санчес, – вмешался другой страж, подступая ко мне. – Всех Заклейменных доставить в пункт сбора, никаких исключений. Мы доложим судье Кревану о поимке Селестины Норт и проследим, чтобы она была наказана за нарушение правил.

Прежде чем ухватить меня за локоть, он поднес к губам красный свисток, свисавший ему на грудь на золотой цепочке.

– Заткните уши, – посоветовала я Рафаэлю.

И он только успел последовать моему совету, как все двенадцать стражей затрубили, возвещая об аресте очередной Заклейменной. Еще один арест.

56

Судья Санчес приказала им арестовать также и Рафаэля. Несмотря на его профессию, на подписанный нами договор, адвоката будут судить за помощь нарушительнице.

Нас подвезли к докам, впереди уже выстроились цепочкой автобусы, которые развозили Заклейменных перед комендантским часом.

– Что происходит? – теребила я Рафаэля, но он не отвечал: пристально смотрел в окно и пытался разобраться.

– Тебя предупреждали, что сегодня нужно явиться к куратору? – спросил он меня наконец.

– Меня и не могли предупредить. Я же нарушительница. А те люди, с кем я была, вообще никогда не имели дела с кураторами.

– Может мне кто-нибудь объяснить, что тут происходит? – Рафаэль подался вперед, обращаясь к одному из стражей.

– Все Заклейменные должны собраться по этому адресу ровно к девяти часам.

– Зачем?

– Приказ Трибунала.

– А со мной вы что собираетесь делать? Я же не Заклейменный.

– Отвезем вас в замок.

– Судья Креван выступит с речью перед Заклейменными, – пояснил более словоохотливый страж.

– Как? Лично? – озадаченно нахмурился Рафаэль. – Перед всеми Заклейменными страны?

– Не одновременно. В разных городах действуют свои сборные центры. Вы что, ничего не слышали? – Страж извернулся на сиденье и уставился на меня, как на пришельца с другой планеты.

– Она в бегах, – ткнул в меня пальцем Рафаэль. – В бегах от подобной информации проку мало. Хотя нам бы не мешало заранее об этом знать.

– Простите меня, Рафаэль! – вздохнула я.

– Не извиняйся. Я же знал сюжет, помнишь? И я наконец-то, как ни странно, свободен. Дом в горах – это ведь добровольное заключение. Я создан для такой работы. А как ты? В порядке?

Я кивнула. Потом покачала головой. Пожала плечами. Я пыталась их обыграть, пыталась держаться на шаг впереди, но вот я тут и понятия не имею, что с нами будет.

– Сочту это за утвердительный ответ, потому что утешение – не по моей части.

Машина застряла в пробке, я выглянула и увидела перед собой склады по обе стороны дока. В узком проходе между двумя складами две женщины – выскочили на перекур. Обе в белых комбинезонах, сплошь в кровавых пятнах, и на руках тоже кровь, до локтей.

– Рафаэль! – дрожащим голосом позвала я.

– Рыбьи потроха! – поспешно ответил он. – В доках потрошат и пакуют рыбу.

Хотелось бы мне убедить себя, что именно этим тут заняты, но не верилось.

Дверь автомобиля открылась с той стороны, где сидел Рафаэль, стражи велели ему выходить. Мы не успели попрощаться, он крикнул: «Удачи тебе, детка!» – и дверь захлопнулась.

Открылась дверь с моей стороны, меня вытащили наружу. Двое стражей встали по бокам. Рафаэля тем временем отводили в другую машину, чтобы доставить его в замок.

Передо мной распахнулась дверь склада. На входе сначала просветили рентгеном, эту проверку я прошла без проблем, а дальше – прибор для установления личности, тут же меня и опознали. Много людей, мужчин сразу отводят направо, женщин налево. Мутило от запаха рыбы. Подвели к отделению, предназначенному для женщин, мне навстречу как раз шла еще одна работница, фартук красный и мокрый, словно она только что кого-то зарезала. Мы на миг встретились глазами, в ее взгляде – жалость.

– Извини, – тихо сказала она мне и заспешила навстречу товарке, тоже в кровавом фартуке, заспешила так, словно обе они куда-то опаздывали.

Я вошла в отделение для женщин. Вошла в ад.

57

Сотни женщин, таких же Заклейменных, как я, обернулись ко мне. Одни издали приветливо окликали меня, другие протискивались ближе пожать руку или похлопать по плечу, одна женщина заплакала, вообразив, будто я смогу ее спасти, другая – потому что, раз я попала в плен, то никакой надежды больше не осталось.

Я оглядела цех, попыталась постичь происходящее. Действительно рыбозавод, то самое место, куда доставляют свежую рыбу, потрошат и отправляют на местный рынок и в магазины. Длинные ряды прямоугольных раковин на высоких подставках, чтобы работникам не приходилось наклоняться. Пол из светлых глиняных плиток, проще мыть, к тому же наклонный, так что кровь легко стекает и уходит в канализационные люки. Зачем нас сюда привели? Воображение у меня чересчур активно, я сама себя запугала.

А вот и знакомое лицо в толпе. Светловолосая девушка. Я видела ее недавно на фотографии, которую мне показывал влюбленный в нее Леонард.

– Лиззи?

Она посмотрела на меня с недоумением:

– Селестина Норт? Ты откуда меня знаешь?

– От твоего друга Леонарда. Он тебя ищет. Он давно знал про твое Клеймо. Он помог мне. Я обещала ему, что постараюсь тебя найти.

Она распрямилась, на лице – недоверие.

– Но Бахи сказал мне, что Леонард узнал о Клейме и не желает иметь со мной дела. Он сказал, я должна уйти. Я всех подвергала опасности. Я не хотела уезжать, но он меня заставил.

Я покачала головой:

– Бахи все время врал, он многих обманул. Леонард любит тебя, он ищет тебя с того самого дня, как ты исчезла.

– О! – Глаза изумленно расширились, первая радостная весть, наверное, с тех пор, как Бахи высадил ее в самой скверной части города. У нее прекрасная улыбка. – Спасибо!

– Он спас меня от стражей, он хороший человек, – продолжала я.

Но тут прозвучал свисток, и все замолчали.

Свет прожектора ударил в стену склада. Явилось телевидение, канал Трибунала. Многие из нас стонами выразили недовольство, протест.

– Судья Креван в прямом эфире на канале Трибунала объяснит нам, что нас сегодня ждет, – заворковала заместительница Пиа Ванг, точно развлекательную программу представляла.

На экране появился Креван, он сидел в коричневом кожаном кресле в кабинете Трибунала, облаченный в красную мантию.

– Сегодня – сорокалетний юбилей Трибунала, основанного моим дедом. Мы прошли большой путь. Если бросить взгляд назад, на тогдашнее состояние страны, политическое и экономическое, хаос, вызванный легкомысленными и беспощадными решениями наших лидеров, и сравнить, к чему мы теперь пришли …

Мы уже близки к тому, чтобы полностью очиститься от всех пороков, от иррациональных, аморальных, неэтичных и безответственных решений. Теперь нашими компаниями управляют компетентные люди, в мировой политике нас признают как страну, в высшей степени заслуживающую доверия, с нами хотят иметь дело.

Недавно в столице и в ряде небольших городов произошли волнения. Могло показаться, что мы сбиваемся с пути, упускаем из вида цель. Сегодня настало время перегруппироваться. Сегодня мы выведем напоказ тех, от кого мы защищаем свое общество. Проведем парадом тех немногих, ядовитых для общества членов, которые не способны думать и действовать, как мы. Разумеется, мы любим и этих наших собратьев; ставя на них Клеймо, мы не перестаем их любить, но таким образом мы спасаем себя и подаем всему миру знак, что мы – пристойное, хорошо организованное общество.