На вводном курсе одна из лекций была посвящена Форту. На протяжении всей лекции г-жа Марина подготавливала почву для его появления. Выходит так, что его еще в глаза никто не видел, а он уже вызывал любовь и уважение. Заочно, с ее слов! На этой лекции она упоминала его имя при каждом удобном случае. Например, цитируя Платона, она говорила: «когда-то об этом хорошо сказал наш Фортунатэ…»; или: «эту тему лучше слушать у Форта, здесь он, пожалуй, лучший», или: «Форт как-нибудь будет читать и у вас, спросите у него…». И вот никто в аудитории не знает, кто такой этот Форт, но воодушевленный вид и похвалы лектора свое действие оказывают. И когда дело доходит до его выступления, его выход приравнивается к «явлению Христа народу». Я уже слушал эти его хваленые лекции. Ничего особенного, лекция без определенной структуры, обо всем и ни о чем. Говорит бессвязно, но с выражением лица святоши. Слушать его скучно, сразу же хочется спать. Уже через четверть часа народ начинал перешептываться, а к середине откровенно вертеться во все стороны, чего никогда не случалось на лекциях Марины Мирославовны. У нее все проходило на одном дыхании, все слушали как завороженные, никто и не шелохнется. Да что и говорить, тот, кого она так восхваляла, ей и в подметки не годился. Но почти все девушки в Братстве были от него в восторге, несмотря на его весьма специфическую, я бы даже сказал неприятную внешность и нудные лекции. Не помню, когда впервые услышал о том, что они муж и жена, но отлично помню свою первую мысль: «красавица и чудовище». В отличие от той восторженности, с которой к нему относилось подавляющее большинство слушателей, мое сердце отвергло его с первой же минуты. А теперь я знал и о существовании его второго лица, со сдвинутыми бровями, которое я наблюдал сегодня у него дома. Вот это и было его истинное лицо! Интуиция меня не подвела. В его деланной улыбке, которой верили все, я сразу увидел фальшь. И взгляд, он избегал прямого взгляда! Он все время смотрел куда-то в сторону и постоянно держал руки у лица.

Я и не заметил, как оказался перед дверью своей квартиры. В руках у меня были многочисленные пакеты с подарками. Нужно было войти как можно тише, чтобы успеть их спрятать.

В десять вечера мы с родителями, как обычно, отправились к друзьям. Жили они недалеко от нас, всего в нескольких кварталах. Из года в год мы проделывали пешую прогулку, которая нагоняла дикий аппетит и перед долгим ночным застольем отлично прогоняла сон. Впервые за многие годы я никуда не поехал и остался с родителями до самого утра, а когда мы вернулись домой, заснул как убитый.

Проснулся я после новогодней ночи в сладкой истоме. Дело близилось к вечеру. Выходит, я проспал около десяти часов кряду и спал бы еще, если бы не включенный телевизор. Мне было хорошо, как никогда. Я не напился, как бывало с друзьями, и отлично выспался. Как только я припомнил, что мне снилось, истома новой волной растеклась по всему телу. Образ Марины Мирославовны, лектора, прекрасной дамы, кружащейся в вальсе со своим учеником, сменился образом молодой сексуальной женщины, от взгляда которой замирало сердце.

Итак, сон. Я в небольшой, довольно просто меблированной комнате. Это гостиничный номер. На дворе осень. За окном льет дождь, вода сплошной стеной. Номер я снял на всю ночь и ожидаю гостью — ее. Мы не оговаривали точного времени, но она должна была вскоре появиться. Я томлюсь ожиданием и им же наслаждаюсь. Я то и дело представляю, как она входит и что с ее появлением начнет происходить со мной, как я буду ее целовать, сразу же, не отходя от двери. Она будет в светло-голубом мокром от дождя расстегнутом плаще. Я заведу ее руки за спину. После первого поцелуя я буду искать ее губы снова и снова. У меня не будет сил оторваться, но я заставлю себя, чтобы снять с нее плащ, по которому до сих пор стекают капли. Она пройдет в комнату и, закинув ногу на ногу, присядет на кровать. Засмотревшись на ее ноги, я пролью шампанское, которое заранее заказал. Протянув ей бокал, я сяду к ее ногам на ковер. Пока она будет пить шампанское, я прикоснусь к ее коленям щекой, поцелую, свободной рукой она проведет по моему лицу. Тогда я припаду к ее ладони и уже через мгновение, отшвырнув пустой бокал в сторону, опрокину ее на диван. Я почувствую ее дыхание, вкус ее губ, и уже никакие силы не смогут оторвать меня от нее. И тут в дверь постучали. Я бросаюсь открывать, и все, что было мечтанием, становится явью. Точь-в-точь. На пороге стоит Марина Мирославовна, а по плащу стекают дождевые капли. Когда между нами уже все произошло, я снова и снова заключаю ее в объятия и не отпускаю до самого утра. Она уснула, а я лежу рядом и слушаю каждый удар ее сердца. О, как же я ценю каждый миг возле нее. Я все же ненадолго отключился, но от шороха тут же проснулся. Это она повернулась во сне. Лежа вот так, в темноте, я представляю, как она проснется и я поцелую ее снова. Первое, что она увидит, проснувшись, в моих глазах — это всю страсть, на которую я только способен. Мой взгляд расскажет, как я томим ею, а затем все мои чувства и желания сольются воедино. В этот самый момент она притянет меня к себе. Совершенно опьяненный после долгого и нежного поцелуя, усилием воли я оторвусь, чтобы заказать для нее завтрак. Она останется лежать в постели. В ожидании заказа я буду держать ее руку в своей и пить ее взгляд. Когда в своем сне я проснулся, ее уже не было. Я был в номере один. Я проспал ее пробуждение, но чувствовал себя невыразимо счастливым. А дальше я проснулся уже не во сне, а в действительности. Впервые в моем сне присутствовало прошлое, настоящее и будущее, и впервые мне снилось, что я вижу сон.

По телевизору шла очередная юмористическая передача, а мама уже несколько раз звала меня ужинать. Но мне так не хотелось выходить из этого сладкого состояния, что я оставался лежать в постели с закрытыми глазами, мысленно пересматривая этот сон снова и снова во всех деталях и подробностях. И, что необыкновенно, во сне я грезил, мечтал и выстраивал модель возможного развития событий, то есть мне снилась игра собственного воображения! Кроме того, я умудрился заснуть в своем собственном сне. А эмоции в этом сне были настолько сильными и яркими, что и в состоянии бодрствования мое тело продолжало реагировать на каждую деталь воспоминания. О памяти тела я читал, но о памяти тела из сновидений до сегодняшнего дня я не знал ничего. В лекциях по введению в психоанализ, которые я взял у Валерии Викторовны, я успел дойти до второй части под названием «Сновидения», в которой рассматривалась методика их анализа. Этот новогодний сон доставил мне столько удовольствия, что я решил проанализировать его. Неплохо было бы открыть книгу, но я начал по памяти, так как опасался утратить настрой и концентрацию.

Итак, мое сновидение имело четко выраженное намерение. Содержание не запутанное, явное и понятное. Мое неудовлетворенное желание, ориентированное на исполнение если не наяву, то хотя бы во сне. Влюбленность в Марину Мирославовну и сексуальное влечение к ней мне нравились, доставляли удовольствие, я принимал их в себе и точно не собирался от этого чувства избавляться. Моя внутренняя цензура давала моему желанию зеленый свет. Мои сексуальные желания не были под арестом, именно поэтому содержание моего сна не было искажено и закодировано в символы, непонятные и сложно интерпретируемые. Если бы я отрицал или регулярно сдерживал свои желания, во сне я испытал бы страх перед их силой, и тогда эти желания явились бы мне страшным искаженным сновидением в виде ее отпора и мучительных для меня ощущений. К счастью, сон принес мне лишь невыразимое наслаждение. Однако наяву я продолжал желать ее нисколько не меньше, если не больше. Желаемое получило свое воплощение во сне, а наяву так и оставалось нереализованным.

В толковании сновидений я был новичком. Прочесть простую для понимания главу Фрейда, не означало уметь использовать полученную информацию на практике. Автор советовал начать со своих собственных сновидений, провести анализ, что я и пытался сделать. Это оказалось намного сложнее, чем я предполагал. Фрейд утверждал, что в каждом сновидении, а значит, и в моем, имеется нечто скрытое, то, о чем я не знаю. Что бы это могло быть? Но ясно же как божий день — Марину Мирославовну хочу! Но я решил придерживаться четких инструкций Фрейда. Основной смысл должен заключаться в свободных ассоциациях на тему сновидения. Причем любых, вне зависимости от их важности или абсурдности. Важно все, что только приходит в голову. Я находился в полном замешательстве, но принялся выполнять. Вышло вот что: Марина Мирославовна. Люблю. Хочу. Всё! Никаких скрытых смыслов. Но Фрейд это предвидел и учел в своей технике. Будь я у него на приеме, он, наверное, вытащил бы из меня большее количество ассоциаций, а затем за что-нибудь да зацепился бы. Но надеяться нужно было только на себя, а ассоциаций у меня было по-прежнему только три. По технике толкования цепляться нужно за ассоциацию, которая далась мне с трудом. Но все три дались мне легко, они пришли мне в голову моментально. Тупик. И это притом, что сам Фрейд советует начать анализ со сновидения, которое мало искажено. Мое, кажется, в самый раз. Может, я что-то упустил? Нужно было просмотреть главу снова, и я достал из-под кровати книгу. Через несколько страниц я уж было обрадовался, что не подпадаю ни под какие схемы и техники, как незамеченное ранее утверждение господина Фрейда развенчало мои представления о своей исключительности. Оказывается, простые и понятные сновидения как раз и искажены более всего! Что же получается, что я что-то утаиваю от себя же? Требовались детали, даже самые незначительные. Я устроился поудобнее, закрыл глаза и снова стал вспоминать. И как я ни старался, не было у меня этих деталей! Мой сон сводился к сплошному беспрерывному чувству. Но книга утверждала, что должны быть. Я не сдавался и через некоторое время увидел в комнате отеля две кровати. Их было две! Они стояли отдельно, каждая под стенкой, по обе стороны от окна. Это были старые пружинные кровати на металлических ножках. Вот оно! Теперь я должен был найти свободные ассоциации в связи с этими кроватями, о которых я так долго не вспоминал. Но у меня снова была только одна единственная ассоциация — Форт. Почему, я и сам не знал. При чем здесь он? Некоторое время я думал, гадал и наконец пришел к выводу, что представляю себе именно такую кровать у Форта дома. Так рисовалось в моем воображении. Что тут скажешь, абсурд да и только. Я же не был в комнате Фортунатэ, когда приходил к ним в дом на Новый год. Я не знаю, на чем он спит. И если рассуждать логически, то в наше время таких кроватей и не встретишь нигде. Скорее всего, у него в комнате стоит обычный мягкий диван. Почему же я увязываю эту кровать с ним? Вот и триумф дядюшки Фрейда — странная, непонятная ассоциация, которая имеет мои критические возражения. «Металлоискатель» сработал — копать нужно здесь. Ладно. Положим, ассоциации в связи с кроватью стандартны: секс, желание, страсть, любовь. И дальше я думал недолго: она и он, Марина Мирославовна и Форт, муж и жена. Во сне она пришла ко мне, спала со мной, значит, изменила мужу. Это мое желание, и это явное содержание моего сна. Далее, у них фиктивный брак, они не спят вместе, она ему не принадлежит. Это тоже мое желание, и это скрытое содержание моего сна. А была же еще одна деталь — расстегнутый голубой плащ на ней. Ассоциация опять только одна — мама. Как и в случае с кроватью и Фортом, я снова недоумевал. Причем здесь мама? Такого плаща у нее не было. Но мог бы и быть! У моей мамы по стилю мог бы быть именно такой плащ. Что общего у Марины Мирославовны с моей мамой? Марина Мирославовна старше меня, образована, красива, элегантна, дама — классика, и я люблю ее. Все без исключения подходит к моей маме, без сексуального желания, конечно же. Только теперь я осознал их схожесть. Еще я вспомнил, что во сне было три периода: до ее появления, во время и после. Сначала я в номере был один. Потом пришла она и была со мной. А затем, наутро, я снова остался один. Во сне все вышло не так, как мне хотелось. То есть я получил только одну часть желаемого — секс, но не ее саму. Осталось подвести итог. Я собирался сделать это быстро, недолго думая, так как во мне проснулся дикий аппетит, а на столе меня ожидали различные новогодние вкусности.

Итак, вернемся к содержанию сна, и явному, и скрытому. Под утро она уходит, она не остается со мной, уходит к нему, к Форту, в Братство. Он — это Братство. В моем сне физически она со мной, а духовно, значит, с ним? Я молод, красив и страстен, но что я могу предложить ей, кроме своего тела? Он же подарил ей целый мир, интересный, тайный. Так ли это на самом деле и верил ли я сам в то, к чему пришел, я и сам не знал, но расстроился. На одной из своих лекций Марина Мирославовна рассказывала, что когда-то и она была обычным слушателем. Лекции тогда у нее читал Фортунатэ. Ну, а о дальнейшем развитии событий я уже был осведомлен — теперь замужем и тоже лектор. Как, например, можно влюбиться в Марину Мирославовну, я понимал прекрасно, но как это было возможно в случае с Фортом, для меня останется неразрешимой загадкой. Здесь явно работали какие-нибудь иные, совершенно не подвластные логике механизмы. Еще, содержание, смысл слов «любить» и «хотеть» имели для меня совершенно разную ценность и приоритет. «Любить» стояло на первом месте. Однако одно другого не исключало. Меня и раньше мало привлекал секс без любви. Любовь главенствует над сексом, она дает энергию, а секс без любви ее стремительно и безжалостно сжирает, об этом мне было известно совершенно точно. Так что, проанализировав свой новогодний сон, я расшифровал послание своего подсознания, коим был крайне удручен. Я осознал, что из «люблю» и «хочу» я способен предложить только второе, в то время как первое уже давно предложил ей Форт.