Главным персонажем в рассказах В.В. о детстве была ее бабушка. Человек, умудренный жизненным опытом, теплый, уютный и чуть ли ни мистический. Именно у бабушки она находила покой, умиротворение, ответы на все свои вопросы и защиту от всех детских бед и горестей. Я знал историю о том, как Валерия Викторовна, будучи своенравной и непослушной девчонкой, убегала к цыганам, которых все боялись и которыми пугали детей во всей округе. Вместо того чтобы помогать родителям по хозяйству, она подолгу проводила время в поле, а когда видела бродячий табор, безо всякого страха бежала туда и просила научить ее цыганским танцам. И они ее учили. И она танцевала. Я не знал, верить ли ей. Скорее нет, чем да. Мне казалось, что все, о чем она рассказывает, не более чем писательский вымысел. Я наслаждался сюжетом, красноречием и ее богатым воображением. В то же время, наученный ею же анализировать абсолютно все, я заключил, что в их семье было далеко не все гладко, от чего ребенок и укрывался у бабушки, которая отдавала внучке все свое тепло, внимание и заботу. У кого, как не у бабушек, есть время на внуков. Наверное, уже тогда, в детстве, в маленькой девочке проявилась и заявила о себе натура художника. Мечты и воображение уносили ее далеко от действительности, тогда как ее сестры вполне соответствовали прозаической сельской жизни. Они не любили читать, не мечтали уехать в город учиться и вместо того, чтобы убегать к цыганам, были преданы возложенным на них обязанностям по дому. В.В. была другая.

Имея, как и все преподаватели, длительный отпуск летом, она каждый год на целый месяц уезжала к себе домой, на лоно природы, восстановить силы после тяжелого учебного года. Теперь же был только май, я сидел у нее дома, мы пили чай, как вдруг неожиданно она заговорила о поездке на родину. Начала Валерия Викторовна с того, что ее лаборантка Люся давно просит отвезти ее к знахарке. Предусмотрев мою реакцию, она не дала мне перейти в наступление и, перебив меня, спокойно сообщила, что на следующие выходные они с Евгением везут Люсю к ней, в село, так как в тех краях обитает знахарка, которая издавна славится уникальным родовым знанием. В недоумении я уставился на В.В., и тогда она все так же спокойно предложила мне к ним присоединиться. Я отказался сразу же и наотрез. Моему возмущению не было предела. Я не верил своим ушам! И это мне говорил человек, занимающийся психоанализом, которым, кстати, я увлекся с ее же подачи! Наблюдая бурлящие во мне страсти, она только улыбалась. Выдержав паузу, Валерия Викторовна то ли в шутку, то ли всерьез приравняла этот вид шарлатанства к психоанализу и сказала, что когда-нибудь она объединит эти два знания в одно, построит в селе школу и наберет учеников.

Домой я ехал сам не свой. Конечно же, это она рассказала Люсе о чудодейственной знахарке в ее краях, иначе откуда бы та об этом вообще узнала? Да, видать, еще настолько красочно рассказала, что Люся готова была ехать за тридевять земель. Одно дело считать свою бабушку источником мудрости, которая действительно могла помочь многим, и совсем другое — втягивать не сформировавшуюся душу, как называла Валерия Викторовна студентов, в авантюру! К таким методам у меня было категорически отрицательное отношение. Но не могла же этого не понимать сама В.В.! Здесь должно быть что-то еще, какая-то причина, какое-то объяснение… Когда я вспомнил, какую проблему Люся собиралась решить таким способом, я только пренебрежительно фыркнул. Она хотела обрести молодого человека, и не простого, а перспективного, такого, с которым можно было бы построить долгосрочные, официальные отношения, то есть замужество. Перспективный ухажер, в понимании Люси, — это состоятельный и щедрый человек, который дарит дорогие подарки. Когда-то я это услышал от нее самой. В тот же момент Люся для меня превратилась в существо с одной извилиной в голове и приоритетной функцией — потреблять. К счастью, проблема ее была из разряда разрешимых, не требующая срочного и серьезного вмешательства специалиста. С физическим здоровьем у нее был полный порядок. Но почему тогда Валерия Викторовна сама ею не займется? В ум Люси я не верил, поэтому для меня не было ничего удивительного в том, что она могла согласиться на подобное.

Я отлично помнил, как Валерия Викторовна однажды сказала мне: «Психоанализ для умных и смелых людей, которые способны и желают себя познать. Для таких, как я и ты, кто может дышать только полной грудью. И в этом мы с тобой похожи — мы оба страстно влюблены в жизнь». Услышанное произвело впечатление, пролилось как бальзам на душу. Впервые тогда она сказала о нашем сходстве, до этого говорила только о различиях. На любые мои уверения в любви я только и слышал в ответ: «Ты ошибаешься, Саша, мы с тобой из разных миров». И каждый раз я обижался и подолгу дулся. Если психоанализ только для интеллектуалов, значит точно не для Люси. На предлагаемый В.В. психоанализ в отношении себя я не соглашался. При этом я охотно рассказывал ей свои сны, конечно же, не все, только те, где, на мой взгляд, не было ничего такого, чем она могла бы воспользоваться. Зная, что в анализе упор делается на детстве и родителях, я упорно избегал этих тем. Хотя как можно их избежать при тесном общении и дружбе… Я рассказывал, но только то, что казалось мне совершенно бесполезным для психоанализа. Я не учел главного — для психоанализа важно абсолютно все, о чем заговаривает сам человек. Но у меня действительно не было ничего такого, чем я хотел бы поделиться, излить душу. Не было ничего, что мучило бы меня, ело изнутри и желало прорваться наружу. У меня было прекрасное безоблачное детство и прекрасные, любимые родители. Они безумно любят меня, а я безумно люблю их. Вот и все, что я мог рассказать. Люся же постоянно и охотно ругала своих родителей на чем свет стоит. Она давно уже жила отдельно от них и, как я понял, не поддерживала с ними даже формального общения. Как-то после праздника, на который мы явились в гости к Валерии Викторовне, пока я надевал ботинки, она и Люся, ожидая меня, стояли рядом, и между ними завязался такой разговор:

— Вот вы, Валерия Викторовна, такая классная, я просто не могу! С вами обо всем можно поговорить, вы все понимаете! Так хочется вас обнять! — и уже в объятиях Валерии Викторовны Люся продолжила: — вот бы мне такую маму! А давайте вы меня удочерите, а?

— Так вы и так все мои дети, а как же, и ты, и Саша.

Когда я поднялся и был готов уходить, увидел два устремленных на меня взгляда. Валерия Викторовна продолжала обнимать Люсю.

— Спасибо, но я хочу, чтобы моей мамой была только моя мама, и никакой другой мне не нужно! — ни секунды не раздумывая, произнес я и сам открыл входную дверь.

Я ответил резко. По дороге домой я молчал и думал о том, что искренность вырвавшихся у меня слов не делает их менее обидными. Нужно быть мягче. Ведь я не хотел обидеть Люсю, наоборот, я очень сочувствовал ей, мне действительно было жаль, что у нее такая ситуация в семье. И тем более я не собирался обижать Валерию Викторовну. В ответ на мои слова она очень внимательно посмотрела на меня, в ее глазах я увидел и одобрение и обиду одновременно. Ее взгляд был подобен взгляду шекспировского героя из какой-нибудь драмы, принявшего вызов.

Когда я заявил, что не еду в село, я, как обычно, сделал хуже только себе. Конечно же, я хотел быть рядом с ней, да еще и в доме ее детства, о котором столько слышал, да еще и с ночевкой! Правда, вот Люся, да еще и с Евгением… Но все равно хотел! Теперь я и сам не мог понять, как мог отказаться. Я не появлялся у нее целую неделю. Все эти дни я не находил себе места. Гордость не позволяла мне отступить назад, но желание оказалось сильнее.

Мне было известно точное время отъезда, они должны были выехать в час дня. Из дому я вышел с намерением помириться с Валерией Викторовной, а заодно и проводить их в дорогу. Не успел я выйти на улицу, как передумал и уже через минуту вновь оказался в квартире в поисках рюкзака. Собрав все необходимое, я отправился в супермаркет. В спешке я сметал в корзину оливки и маслины, рулеты из рыбы, суши, икру и маринованные грибы, имбирь, свежие и консервированные фрукты, бисквиты, грузинское вино, сыр с плесенью. Пакет получился довольно внушительного размера и веса. Когда все было куплено, я помчался к маршрутке. Я боялся опоздать.

Я поспел как раз вовремя. К дому только подъехал Евгений. Он, как всегда, радушно со мной поздоровался. Ничего не объясняя, я попросил кинуть мои вещи в багажник. Он сделал это, ни о чем меня не спросив. Мы вместе поднялись на второй этаж и вместе толклись перед дверью, ожидая, когда нам откроют. Валерия Викторовна при виде нас двоих не сумела скрыть своего удивления. К счастью, Люси еще не было. Это означало, что у меня есть время. Мы с Евгением прошли на кухню, а Валерия Викторовна зажгла свечу в подставке под глиняным чайником и расставила стеклянные чашки. Я подарил их ей, как только она в одном из кафе сказала, что очень важно видеть истинный цвет напитка. В тот же день вечером чайный комплект был у нее. И правда, когда она разливала чай, его насыщенный яркий цвет придавал сил одним своим видом.

Евгений косился на эти диковинные атрибуты чаепития, а я тихо радовался, что ее окружают предметы, подаренные мной, она ими пользуется, прикасается к ним. На окне по-прежнему красовался мой цветок. Мне нравилось дарить ей подарки. Она всегда реагировала очень эмоционально, будь то букет цветов, неожиданная встреча или просто комплимент. В такие минуты менялся весь ее облик, снежная королева оттаивала. Как-то Валерия Викторовна открыла мне свою тайну — все дело в макияже, который она наносит особым образом, чтобы, несмотря на дружелюбие, держать со студентами дистанцию. Нужно признать это действовало. Несмотря на нашу давнишнюю с ней дружбу, я частенько ее побаивался, вот и сейчас. Только я собрался с духом, чтобы просить ее взять меня с собой, как в дверь позвонили.

За то, что Люся заставила себя ждать, ей было отказано в чае. Мне это было только на руку. Раз В. В. злится на Люсю, значит, я у нее буду в чести. Евгений напомнил, что неплохо бы уже выезжать. Когда все вещи были уложены в багажник, Евгений велел мне садиться впереди и завел машину. Вот тут-то и наступил момент, которого я и ждал, и боялся. Но все обошлось, Валерия Викторовна хоть и опешила, но была довольна, я это видел. Я ехал с ними в машине и был очень этому рад. Я принял мудрое решение, иначе не находил бы себе места до самого ее возвращения. Теперь же вместо терзаний я был с ней рядом и собирался насладиться этой близостью сполна.

Приехали мы в сумерках. Фары автомобиля осветили ворота одного из малочисленных на хуторе дворов. Навстречу нам выбежала маленькая худенькая женщина в платке и черном кожухе. Евгений, не заглушив мотор, выскочил из машины ей навстречу, и они тепло обнялись. Через какое-то мгновение мать горячо обнимала свою дочку, после чего радушно поздоровалась со мной и Люсей, не отпустив без поцелуя. Когда Валерия Викторовна представила меня своей маме, Галина Семеновна, не скрывая своего интереса, сказала, что слышала обо мне и от дочери, и от внука, а вот теперь наконец-то увидела сама. Пока Евгений заезжал во двор, Валерия Викторовна повела нас в дом. Она отворила первую же дверь по коридору, объявив, что это ее комната, и включила свет. Перед нами были неровные выбеленные стены, на той, возле которой стояла пружинная кровать, висел ковер, напротив, под окном, стоял обычный письменный стол и такой же обычный коричневый деревянный стул. Шкаф находился у самой двери. На полу было постелено что-то вроде дорожки. Комната небольшая, но чистая. Валерия Викторовна сообщила, что предоставляет свою комнату в наше с Люсей полное распоряжение. Сама же она будет ночевать с Женей и мамой во второй комнате. Говоря это, она пыталась скрыть улыбку. А затем посмотрела на меня тем своим взглядом, от которого по коже у меня пробегали мурашки и начинала кружиться голова. Но в комнате была всего одна кровать, мы с Люсей невольно переглянулись. Не успел я и рта раскрыть, как Валерия Викторовна отрезала:

— Других вариантов нет. Сейчас будем ужинать, — и вышла из комнаты.

Я все еще надеялся на раскладушку. Кровать пружинная, к тому же узкая, и если спать в ней с кем-то, то только в тесном контакте, к чему я был совершенно не готов. О чем думала Люся и радовала ли ее такая перспектива, меня совершенно не интересовало. Бросив свой рюкзак у двери, я пошел искать Валерию Викторовну. В гостиной был накрыт стол, во главе его уже сидел Евгений. Мне ничего не оставалось, как тоже сесть. Галина Семеновна носила из кухни то стаканы, то хлеб, то сковороду с шипящим на ней мясом. Евгений порывался помочь, но она запротестовала, сказав, что гости дорогие и должны отдыхать с дороги и что все уже готово. Пришла Валерия Викторовна. В этой простой обстановке, при свете всего одной тусклой желтой лампочки, в короткой черной юбке она была необычайно притягательна. Не стесняясь, я глядел на нее. Чуть ли не впервые она смутилась, так как за всем происходящим внимательно наблюдали Евгений и ее мама. Она лишь улыбнулась и, не глядя на меня, села. Но я знал, что эта улыбка предназначалась мне. За столом отсутствовала только Люся. Галина Семеновна уже хотела бежать за гостьей, как дочь усадила маму обратно за стол. Люся появилась спустя минуту, после того как ее кликнули. Теперь все были в сборе. Галина Семеновна спешила положить Евгению мясо, а затем поставила перед ним бутыль с мутной жидкостью.