А тем временем расстояние между мной и Верой сокращалось. Она прервалась только раз, ненадолго. Мой телефон остался у Ани в рюкзаке, я не знал, который час. Я уже устал. К счастью, я увидел наших, они возвращались в лагерь. Я тут же прекратил молотить сапкой землю и с радостью бросился догонять ребят.

В лагере к нашему приходу все уже было готово. Полина Николаевна и Галя успели нарезать хлеб, сделать бутерброды, салат, приготовить первое и второе. Всю подсобную работу по кухне выполнял Анатолий, все его звали Толей. Это был мужчина лет пятидесяти, лысоватый в синем спортивном костюме с продольными полосками на рукавах и на штанинах, с отвисшими коленями. Он выполнял всю тяжелую работу: носил воду, рубил дрова, следил за костром и вешал котлы.

Я был голоден как волк и зол на Веру за ее трудоголизм. Наелся я до отвала, было вкусно. После обеда полагался двухчасовой отдых. И я ушел к себе в палатку спать. Вечером все повторилось, до шести я еле поспевал на участке за Верой, вечером после ужина чай, костер, гитара и ранний отбой, которому я был рад, как никогда.

К полудню следующего дня назначенный нам участок был чист от сорняков и вскопан, любо-дорого было глядеть. Даже не верилось, что половина проделана мной. Но день ознаменовался не только этим, он для меня выдался удачным в том смысле, что информация о Братстве пришла, откуда не ждал. Я уже думал, что так и буду работать здесь целый свой отпуск и ничего нового о Братстве и Марине Мирославовне не узнаю. Здесь, в заповеднике, связующим с Братством звеном для меня была только Юля. Каждый раз, когда смотрел на нее, я думал о г-же Марине. То, что она была ее воспитанницей, сомнений не вызывало. Передо мной на поляне как будто стояла ее дочь. Чтобы люди были настолько схожи, они должны очень тесно общаться, и все на это указывало. Но она постоянно была чем-то занята и никогда не оставалась одна. Сблизиться с ней будет сложно.

Но вернемся к Вере. Когда мне от вскапывания земли стало совсем тоскливо, я попытался заговорить со своей напарницей без какой-либо цели, ни о чем. Слово за слово, и наступил момент, когда я старался вонзать сапку в землю беззвучно, чтобы расслышать каждое слово и ни одного не пропустить. То, что Вера была с Севера, объясняло упорство, силу и выносливость ее, казалось бы, такого маленького и слабенького тела. Я никогда еще не встречал людей с Севера, таких, которые жили бы там в составе экспедиции. О них я только читал в книгах. Поэтому я был заинтересован с самого начала ее рассказа, но она не стала углубляться в детали своей исследовательской работы. Я не стал настаивать и как бы между прочим спросил, как же она попала в Братство и что в нем могло заинтересовать человека со столь интересным родом деятельности в прошлом. Мой вопрос ее нисколько не удивил. Но в ответ я услышал то, что привело меня в состояние крайнего возбуждения. Она, Вера, ходила в Братство к Форту в одной группе с Мариной Мирославовной. Точнее, начинала ходить. Тогда это было даже не Братство, а просто закрытые лекции. Проходили они в полуподвальном помещении, все было покрыто тайной и секретностью, группа была малочисленная, а вход охраняли дюжие парни. Марина Мирославовна, как и Вера тогда, была слушательницей в одной из самых первых групп. Веру лекции очень заинтересовали, и она их не бросила бы, если бы не уехала на целых семь лет так далеко. По возвращении она пыталась узнать что-либо, везде их искала, но все контакты были утеряны, и ее поиски долгое время оставались безуспешными.

В то, что я сейчас слышал, трудно было поверить. А представить себе слушательницей в группе г-жу Марину было сложно. Я делал вид, что копаю, а сам ждал продолжения. Но Вера молчала, усердно пропалывая очередную грядку. Я не выдержал и засыпал ее вопросами. Я, как мог, старался сдерживать эмоции, чтобы она не заподозрила чего-нибудь. Меня интересовало, как же в итоге она вышла на Братство и помнит ли ее с прежних времен Марина Мирославовна. На это Вера только пожала плечами и ответила, что вряд ли ее кто-нибудь помнит. А Братство нашла случайно, увидела афишу, пришла на лекцию вводного курса и поняла, что нашла то, что так долго искала. Насколько я знал, она состояла в обычной группе, на курс младше меня.

Когда мы вскопали весь участок и работа была закончена, мне бы радоваться, но я огорчился, так как это означало только одно — наш разговор прерывается и от меня ускользает возможность выведать что-нибудь еще. Но вместо того чтобы отправиться в лагерь, Вера твердо решила доложить о выполненной работе и получить очередное задание. Я отправился вслед за ней, чтобы разыскать Аню, мне не терпелось все ей рассказать.

Дамы работали недалеко от здания дирекции заповедника, высаживали цветы. Там были и Аня с Юлей. Пока Вера отчитывалась перед Юлей, я отвел Аню в сторонку. Она была чем-то раздражена и вовсе не разделяла моего воодушевления. Был объявлен перерыв, и, как Вера ни рвалась в бой, Юля нам на сегодня заданий больше не дала, а велела идти в лагерь.

Всю дорогу Аня возмущалась и не давала вставить ни слова. Больше всего ее нервировало распределение, кто, где и с кем должен жить, спать и даже работать. Из-за этого, как она выражалась, «детского сада», она целыми днями не виделась с Виталиком. Своих отношений в лагере они по-прежнему не афишировали, поэтому их время наступало только после отбоя. Таким образом, все было не так, как она себе представляла. Работа ее особо не вдохновляла. Виталик вел себя тише воды ниже травы, и ее это раздражало. По сути, главным здесь был не он, а Тата и под ее руководством Юля. Аня собиралась провести отпуск с Виталиком, а вместо этого проводила его с группой. Виталий покорно следовал правилам, ничего не пытаясь изменить. Я хотел ее успокоить, напомнив, что старшая отчаливает уже через каких-нибудь два дня. Но Аня продолжала бушевать и ничего не хотела слышать ни о Марине Мирославовне, ни о Братстве.

Во время обеда за Аней усиленно ухаживал Юра, сидел с ней рядом, заговаривал. После обеда я вызвался идти в поселок. Я готов был идти как угодно далеко, лишь бы не копать снова землю. Нужны были двое, мне очень хотелось взять с собой Аню, но ее со мной не пустили, аргументируя это тем, что понадобится мужская сила. Предложили пойти моему соседу по палатке, Сергею, он не возражал. Мы приняли заказ от Полины Николаевны и получили деньги из общей кассы. Нам нужно было купить хлеб, крупу и сахар. Далее я принял заказы от всех желающих в частном порядке, составив длинный список. В основном заказывали напитки и сладости. Ко мне не подошла только Юлия. Когда я спросил ее о заказе, она поблагодарила и сказала, что ей ничего не нужно. Я залез в палатку и вытряхнул из рюкзака все свои вещи. В него я собирался погрузить покупки. Виталик объяснил нам, как выйти к населенному пункту и как попасть на центральную улицу. Под пристальным, сверкающим сквозь толстые стекла взором Таты, мы с Сергеем покинули лагерь.

Большую часть дороги мы шли по лесу и наконец оказались на холме, у подножья которого раскинулся поселок. Не сговариваясь, мы пустились бежать вниз и довольно быстро оказались на небольшой извилистой улочке со скромными домиками, аккуратными оградами и ухоженными садами. Спустившись по ней, мы вышли к костелу. К нему примыкали старинные здания в стиле позднего барокко, которые ошеломляли своей красотой. Я давно увлекался архитектурой и во что бы то ни стало решил их осмотреть. Сергей не стал возражать и безучастно смотрел поверх старинной ограды на одну из башен костела. Я начал обходить строение, Сергей шел где-то позади. Я остановился перед мощными резными дверьми костела. По всем признакам они были закрыты, но только я собрался в этом убедиться, как навстречу нам вышел человек. Несмотря на жаркое время года, на нем была телогрейка.

— Что-то ищете, ребята? — довольно добродушно спросил, как мы уже догадались, сторож. — Закрыто уж все, каникулы.

— Каникулы? — неуверенно переспросил я, сомневаясь, что расслышал правильно.

— Так точно, лето же. А вы откуда, ребятушки?

— Мы из столицы, приехали помогать, живем у вас вон на том холме, в палатках, а работаем в ботаническом саду. Просто строение уж больно необычное, вот и подошли. Памятник архитектуры какой-нибудь?

— О, так я вам расскажу сейчас, коль временем располагаете?

Не глядя на Сергея, я утвердительно закивал головой.

— Сейчас у нас здесь институт, это вы, наверное, знаете, — педагогический. А раньше была гимназия, потом лицей. И духовная семинария здесь была. А еще раньше был костел, вот и иезуитский коллегиум еще в середине прошлого столетия был построен. Иезуитский орден здесь был. Но потом их изгнали, а здание отдали под гимназию. Учебные корпуса к костелу пристроили. И вот.

— Орден! — только и вымолвил я.

Старик, владеющий темой не хуже любого экскурсовода, пустился в исторические детали основания и развития гимназии. После того как я услышал слово «орден», мне сложно было сосредоточиться на чем-либо еще. Я пытался вникнуть в его увлекательное повествование, но не мог, все мысли занимал упомянутый «орден». Внимание вернулось ко мне, когда речь зашла о библиотеке гимназии — огромном по тем временам собрании, которое насчитывало около пятидесяти тысяч томов. Я взглянул на Сергея, он стоял со скучающим видом, и ему явно не терпелось идти дальше. Сторож не унимался, а я понял, что к рассказу об ордене он больше не вернется, как вдруг услышал не менее занятную историю: гимназия была преобразована в лицей, который затем был закрыт из-за революционного польского движения и перенесен в наш нынешний киевский национальный университет.

— А ботанический сад, где вы работаете, был заложен еще во времена лицея. А земли наши называли Волынскими Афинами.

— Да, земли у вас, и правда, знатные. Афины?!.

— А это вот наш дворик, вроде дворцового курдонера. Здесь раньше был уклон, вот архитектор и сделал террасу, лестницу, балюстраду и каменные фонарики.

После «иезуитского ордена» и «Волынских Афин» я даже не удивился архитектурной терминологии из уст сторожа. Рассказывал он от души, было видно, что он влюблен в эти места. И рассказывал бы еще долго, но скучающий вид Сергея вынудил его прерваться.

— Вы, ребята, если спешите куда, то в следующий раз заходите, коль желание будет. Я и чаем вас напою с домашним вареньем. И расскажу еще, что знаю. Вон военные памятники напротив, а дальше францисканский монастырь 1606 года, сейчас православный. Вы хорошее дело делаете, поэтому буду рад. И если на Замковой горе еще не были, обязательно сходите, с нее всю нашу долину видно. И ее отовсюду видать, вон она крепость, замок Боны, точнее, то, что от него осталось. Две башни уцелели. По главной улице пойдете до указателя, потом по стрелке и по серпантину наверх. Вы увидите, туда экскурсии водят. Это наша главная достопримечательность.

В указанном направлении мы увидели на вид абсолютно неприступный, заросший густой зеленью холм, на котором находилась крепость. Я сердечно поблагодарил этого милого человека и пообещал, что еще зайду. Мы отправились дальше, вниз по улице. Мне не хотелось разговаривать, я был под впечатлением от увиденного и услышанного. Сергей, к счастью, был не из разговорчивых.

По всем описанным стариком признакам мы вышли на главную улицу. Об этом свидетельствовал газетный киоск, двух-, максимум трехэтажные строения, проезжая часть с малочисленными машинами и редкими, по сравнению с городом, прохожими. Продуктовый магазин нужно было искать где-то здесь. Мы направились в противоположную от площади сторону, миновали парк. Я рассматривал витрину фотостудии, наличие которой в этих краях меня удивило, когда Сергей обнаружил на противоположной стороне магазин. Это был совсем небольшой магазинчик, но мы приобрели в нем все, что требовалось. Нас ждали с покупками, и нужно было возвращаться. Теми же тропами, только с кладью, мы добрались до нашего лагеря.

Наше долгое отсутствие не осталось незамеченным и даже вызвало переполох. Виталик уже собирался идти нас искать. Тата нас отчитала. Сергей, как нашаливший ребенок, слушал ее, опустив голову, я же собирался положить этому конец, но Юлин взгляд остановил меня. Мне сложно было объяснить, что именно я увидел в ее глазах. Мне показалось, это была симпатия, понимание и молчаливая просьба принять то, что говорит старшая. При виде моей кротости Аня разозлилась, а я не смог объяснить ей, почему смолчал. Признаться, я и сам от себя этого не ожидал.

Мне никак не удавалось рассказать Ане о новых фактах в нашем деле, связанных с Братством. Когда же она выслушала меня, сразу позабыла о своем недовольстве и даже возмущении моим и Виталика поведением, в котором якобы отсутствовала какая-либо самостоятельность, что, по ее мнению, недопустимо для уже взрослых, как она думала о нас раньше, мужчин! О своей первоначальной кротости и послушничестве в Братстве, которые меня так когда-то напугали, она уж и позабыла.