Женившись по воле учителя, человек доказывает серьезность своего намерения в служении идеалу. Всякая другая близость между мужчиной и женщиной не так уж и важна, говорит Братство. Но если Славик был гол как сокол, то теперь у него были дом, семья и работа. Что ж, очень удобно устроился! И если они целый день до позднего вечера были заняты в Братстве и приходили ночевать в квартиру, и так полную людей, то о какой интимной близости могла идти речь? И даже если бы для этого имелись условия, график работы в Братстве построен таким образом, что ни сил, ни времени не оставалось. К тому же существует график воздержания, предписанный Братством! Для чего все это нужно? Думаю, для того чтобы человек не успел привязаться к кому-либо, чтобы самым дорогим для него оставалось Братство, чтобы вне Братства ничто не могло произойти в его жизни по его собственной инициативе, чтобы вне Братства не было ни отношений, ни мыслей. И если Валерия Викторовна предлагала обращать сексуальную энергию в творчество с помощью сублимации, то Братство ее использовало себе во благо. Вроде и женаты друг на друге, а на самом деле на Братстве.

Некоторых людей видно сразу, а на некоторых сколько ни гляди, не разглядишь. Первые — это люди искренние, вторые — что-то утаивают и выдают себя не за тех, кем являются на самом деле. К первым я относил Галю и склонен был отнести Юлю, ко вторым — Вячеслава. О Гале и Юле можно было сказать сразу, что они скромные, милые, чистые и добрые девушки. Виталик тоже весь как на ладони. При многочисленных его недостатках подлости в нем не было. А вот Вячеслав — темная лошадка. На первый взгляд было сложно сказать о нем хоть что-нибудь определенное. Он все время как будто играл какую-то роль, но актером был бездарным. Он носил приличную одежду, но и в ней оставался грубым и неотесанным. Стараясь выглядеть умным, он мало высказывался и все больше говорил на организационные темы, типа: «Давайте, парни! сегодня нам нужно закончить участок!». Создавалось такое впечатление, что этот образ ему кем-то навязан, задан. Этим он и отталкивал, — своей неискренностью. У него была цель, и он собирался достичь ее любыми средствами. Он продирался, лез в лидеры, скрывал свою истинную сущность и даже женился по расчету. Все это было искусственно и некрасиво. Хотя именно такие, как он в конце концов и занимают солидные посты и должности. И если Юля по карьерной лестнице Братства продвигалась за счет своего трудолюбия и личностных качеств, то он взбирался по ней, тщательно скрывая тупость и наглость. Юля же безоговорочно следовала предписаниям Братства и готова была принимать и даже любить того, кто был назначен ей учителем.

Теперь становилось понятно, почему Виталик в Братстве был не в почете. Он был неглуп, но при этом в нем не было тонкости, которая очаровывала, и не было наглости, с которой он мог бы идти напролом. В общем, Виталик был человеком искренним и неплохим. Но для достижения лидерских позиций в Братстве этого было недостаточно. Продвижение на вершину осуществлялось по другим принципам и критериям. И, судя по Вячеславу, не обязательно, чтобы в человеке преобладали положительные качества. Виталик же был силен телом и слаб духом. Он был слишком доверчив. Следуя не всегда правильным советам, он стремился «исправиться», «изменить себя к лучшему». Он то и дело ходил на поклон к Фортунатэ, почитал его и слушался во всем. Результатом такой мягкотелости было то, что он чувствовал вину перед всеми: перед женой, перед Аней, перед своим ребенком, перед Фортом. Усердной работой на Братство он наказывал себя, отрабатывал плохую карму, старался искупить свою вину. В Братстве он скрывался от жизни, в которой, как ему казалось, он не преуспел.

Всю дорогу, пока мы ехали, Галя молчала. Я и не заметил, как остановился у станции метро, где мы встретились. Она горячо поблагодарила меня за возможность навестить Юлю и в следующий раз просила обязательно взять ее с собой. Я поблагодарил ее за компанию, вышел из машины, и мы с ней обнялись. Нелегко ей дался выход из Братства и особенно расставание с Юлей, к которой она успела сильно привязаться.

Дальше я поехал один. В голове у меня по-прежнему крутились мысли о Юле, ее маме, Гале, Виталике и Братстве. Теперь я знал, что мама Юли была против того, чтобы ее дочь состояла в Братстве, и не одобряла ее замужества. Хоть она и не говорила об этом прямо, выражение ее лица и интонации свидетельствовали о многом. К тому же она ни разу так и не произнесла слово «Братство». Каждый раз на этом слове она запиналась или умолкала.

По внутренним правилам старшим ученикам запрещалось иметь дело с бывшими членами Братства, то есть с теми, кто из него вышел. Теперь Галина была именно таким человеком. По уставу Юля не должна была общаться ни со мной, ни с ней. С Галей — как с бывшим членом Братства, со мной — как с членом Братства, допускающим критические высказывания. Вступать в дискуссию с людьми, даже членами Братства, но сомневающимися или критикующими его, также запрещалось. Стало быть, явившись к Юле в дом, мы вынудили ее эти правила нарушить. И она это сделала. Она не смогла нас игнорировать, потому что за время работы в заповеднике мы успели с ней сблизиться, вместе ходили в поход, делали одно дело, были за одно и стояли друг за друга. Слезы в ее глазах, когда Юля с нами прощалась, я расценил как ее сожаление о том, что она вынуждена выбирать между своей привязанностью к подруге и правилами Братства. Я отлично помнил, как часто по вечерам они вдвоем сидели над обрывом и смотрели на закаты, как вместе работали, как понимали друг друга с полуслова и как помогали и поддерживали друг друга. Между ними было много общего. Эти две девушки были добры душой и чисты сердцем, вот и сдружились. И теперь их дружба должна была прерваться. Галя не посмела ослушаться своих родителей и оставила Братство. Выбор же Юли был предопределен.

Как-то Марина Мирославовна читала лекцию на тему Аристотелевской риторики — ораторское искусство или искусство красноречия, что по сути является искусством убеждать. Так вот, она этим искусством владела, она была отличным оратором и должна была нас в чем-то убедить. В чем? Ораторствуя, г-жа Марина должна была достичь какой-то определенной цели. Какой? В идеале целью могло бы быть просветительство. Но тогда возникал вопрос — почему именно она? Почему здесь, в Братстве? Почему не в учебном заведении и почему не лектор с соответствующим образованием? Ничего не было бы удивительного, если бы это был Институт философии и лекции читал бы сотрудник университета по своей специальности. Но это было Братство, и Марина Мирославовна имела техническое образование! Можно было бы предположить, что это способ зарабатывания денег, и если бы это было так, то все остальные вопросы отпали бы сами собой. Но это было не так! Абонементная плата была условная, ее могли оплачивать даже малоимущие студенты. И хоть слушателей была уйма, всей суммы еле хватало на аренду зала в колледже. Поэтому поверить в то, что все мероприятия организованы заработка ради, было сложно. Тогда зачем? Этот вопрос я задавал Ане с самого начала, как только узнал о ее новом увлечении, и она мне тогда на него не ответила. Прошло столько времени, а я до сих пор сам не мог на него ответить. За все это время я лишь убедился, что целью лекций не было просвещение и точно это была не коммерция. А задача г-жи Марины заключалась в следующем: с помощью классиков усыпить бдительность слушателей и подвести их к той информации, которая не была бы ими воспринята напрямую. То есть обмануть. Интересуясь философией, человек в результате изучал эзотерику, к которой его подводили с помощью скрытого кода ученичества, то и дело указывая, намекая, а порой и прямо заявляя о возрождении всего того, о чем говорилось на этих лекциях в чреве самого Братства. В это сложно было поверить!

Но даже если предположить, что все именно так, то нет ничего плохого в том, что люди организовали проект по возрождению и адаптации наследия мудрости, оставленного нам нашими предками. Но тогда зачем об этом говорить намеками, иносказательно? Почему не заявить открыто о своих целях и намерениях? Мне уже известно, что на это ответил бы один из старших учителей Братства. Он сказал бы, что к мудрости нужно прийти, истину надо открыть, а для этого необходимо пройти долгий и сложный путь. Им же, учителям, знание открыто, они его заслужили и знают, как должны этим знанием распорядиться.

Приходили на такие лекции люди определенного склада ума, или по зову души, причем по доброй воле, по собственному желанию, без принуждения. И точно так же, по собственному желанию, они могли перестать ходить на лекции, если интерес их пропадал. Никто никого не удерживал. Г-же Марине, как правило, удавалось завоевать большую часть аудитории. Расположить слушателей к себе у нее получалось и за счет ораторского мастерства, и за счет своего классического внешнего облика. Она имела вкус и была образована. Поэтому, когда я увидел Марину Мирославовну, выдыхающую мне в лицо дым у нее на кухне, я был совершенно сбит с толку и в то же время очарован. Курящих девчонок и взрослых женщин я видел на улице каждый день. Кого можно этим удивить в наше время? Никого. Но представить себе курящей ту Марину Мирославовну, которую я привык видеть по средам и пятницам в лекционном зале, было невозможно! Это были как будто два разных человека.

Когда-то Виталик рассказывал Ане об одном ритуале. Порой новичкам в кругу старших учеников и кого-нибудь из учителей предлагалось закурить. И если человек не курил, они настаивали. Закуривали все, и тогда этот некурящий человек становился среди них белой вороной. Услышав об этом, Аня долго возмущалась и сказала, что ни за что не закурила бы. У Виталика тоже с этим возникла проблема, он был спортсменом и не одобрял курение, но поддался. Смысл заключался в том, что в кругу своих — можно. Это такой элемент откровенности, когда можно поговорить в курилке по душам. Никто не призывал курить все время. Но курил старший, курила Тата, и я знал, что закурить может и Марина Мирославовна! Тогда, на кухне, они предложили и мне, но я отказался. У меня и так от всего происходящего кружилась голова. То есть так проверялся авторитет и влияние учителей на ученика. В детстве всегда хочется подражать старшим. Так и здесь, если для ученика было важно находиться среди них, быть среди них своим, нужно было подстраиваться. Я не закурил, и они сделали определенные выводы.

Спустя полгода, зимой, в метро произошла одна встреча. Я бежал по своим делам и повстречал Полю. Она была мне рада, но я заметил в ее улыбке едва заметную грусть. Ее лицо осунулось, постарело. Она старалась не подавать виду, но и отпускать меня не хотела. Как будто она собиралась мне что-то сказать, но не решалась. Мы обменялись общими фразами, которыми перекидываются люди при встрече, а потом она произнесла:

— А я уже не в Братстве, ты знаешь? — и после долгой паузы продолжила: — ты оказался прав, Саша!

Конечно же, я не знал! Мне казалось, что Галя и Полина Николаевна именно те люди, которые в Братстве навсегда! А теперь обе покинули его! С Галей мне так и не удалось пообщаться, она не хотела об этом говорить. Я не стал настаивать, хотя внутри сгорал от желания узнать, что произошло. Почему ее родители решили настоять на том, чтобы она оставила Братство, только через несколько лет ее членства в нем?

Когда я впервые увидел Галю и Полю, подумал, что обе они идеально подходят для Братства: трудолюбивы и смиренны, добры и исполнительны. Они ничего не нарушали, никогда не шли против течения, на их лицах можно было заметить восторженность и веру. Они нашли то, что искали. И теперь эти люди по каким-то причинам вышли из Братства. Когда мы встретились с Галей, она лишь сказала, что это решение ее родителей. Отец запретил посещать Братство, потому что ей нужно больше времени уделять учебе. Но я этому верил с трудом. Возможно, именно такое объяснение они дали своей дочери, но истинная причина была в другом. Быть может, они что-то узнали о Братстве и, чтобы не травмировать дочь, придумали такой повод. Или их в конце концов насторожило то, что всегда послушная и домашняя девочка все чаще уходила и больше времени проводила вне дома. Они забеспокоились, заподозрили что-то неладное и запретили. А может, была и еще какая-нибудь причина, все равно мне об этом не узнать.

И вот теперь передо мной стояла Полина Николаевна. Я не стал бы расспрашивать, но она сама об этом заговорила, сама затронула тему Братства. К тому же она сказала, что я оказался прав. Я не знал, что она имела в виду, и мне не терпелось это выяснить. Но в тот день я очень спешил вернуться в офис, уже полчаса назад закончился обеденный перерыв. На то, чтобы выслушать историю Поли, требовалось время и соответствующая обстановка. Поэтому я извинился и предложил обменяться номерами телефонов, чтобы позже договориться о встрече. На вырванном из блокнота клочке я записал свой домашний, она продиктовала свой. Я помчался на работу.