В купе с нами ехала пожилая пара. Они принялись стелить постель, как только тронулся поезд. Я поспешил выйти в коридор. От пыли у меня сразу же начинался аллергический насморк, а мне не хотелось всю дорогу сидеть перед Валерией Викторовной с красными глазами и мокрым носом. Валерия Викторовна последовала их примеру и тоже расстелила себе постель. Я зашел обратно в купе и, не объясняя причин, попросил ее сделать то же самое и для меня. Ее реакция стала для меня полной неожиданностью, она разозлилась. Тогда я залез на верхнюю полку и вскоре уснул.

Мы уже подъезжали к вокзалу. Я не успел умыться, она меня не разбудила. Не так я представлял себе эту поездку, я думал, мы будем пить чай с лимоном и разговаривать всю ночь напролет. Я даже собирался посвятить ее в тайну Братства. А вышло все наоборот, мы не перекинулись и парой слов. Я не понимал, в чем дело и что именно ее так разозлило. Она злилась на меня и в отеле, и в поезде тоже. Для этого должна была быть какая-то причина. Скорее всего, ее злило то, что я не поставил ее в известность о своем приезде в Днепропетровск, и, стало быть, ситуация была вне ее контроля. А в поезде… у меня была только одна версия — сама перспектива выполнения одной из простейших женских функций привела ее в бешенство. Она любила все контролировать и быть абсолютно свободной и независимой. Таким образом, мой сюрприз с поездкой ей не понравился. Но она же сама часто называла меня инфантильным ребенком, а так я был хозяином положения, я самостоятельно принял это решение, я поехал с ней и в то же время совершенно от нее не зависел. Мне было, где жить и что есть. Но как ни странно, именно это ей и не понравилось. Вот и пойми этих женщин. Когда-то на остановке она сказала мне, что мужчины желают лишь одного — подчинить себе женщину и сделать ее своей собственностью. Других целей и желаний у мужчин нет! Тогда я в очередной раз не понял, о чем это она. И я был в корне с этим не согласен!

Первый, кого я увидел на перроне, был Евгений. И, конечно же, он встречал ее. При виде меня он не сумел скрыть своего удивления, но все равно любезно пригласил подвезти. И хоть мне было по дороге, я так же любезно отказался и, не дожидаясь Валерию Викторовну, отправился в сторону метро.

После этой поездки я еще долгое время не появлялся у нее, не писал ей и не звонил.

XVIII

Прошло полгода, как я вышел из Братства. Вышел — это громко сказано! Я просто перестал посещать лекции, как внутренние в своей группе, так и лекции г-жи Марины. По сути, я состоял в Братстве, только чтобы иметь возможность регулярно видеть ее. Мне было бы вполне достаточно ходить только к ней. Но правила Братства исключали такую возможность, обязывая ходить и на другие лекции, предписанные каждой группе слушателей. Ходить выборочно или выбирать лектора также не разрешалось. И мне начало казаться, что я попусту теряю там время.

На своем новом и первом месте работы я поставил себе цель — продвижение по карьерной лестнице. В связи с дополнительными обязанностями, которые я на себя взял, на меня навалилось много работы. Времени на себя оставалось совсем мало или не оставалось вовсе, поэтому тратить его на внутренние лекции, на которых я откровенно скучал, не было никакого смысла. Почему я не мог просто видеть Марину Мирославовну, почему для этого я должен был делать то, чего делать мне не хочется? Из-за постоянных повторений и громких фраз об ученичестве, великих учителях и стремлении к свету я уже не просто скучал на этих лекциях, они начали меня раздражать. Когда я пропускал подряд несколько занятий, а затем приходил на одно из них, призывы спасти и изменить мир казались мне пафосными и надуманными. Как-то после длинного перерыва я пришел на одну из своих внутренних лекций с опозданием и услышал, что миссия спасения мира возложена на наше Братство и что ему в этом способствуют какие-то высшие сущности. Эта лекция и стала для меня последней. Тогда-то я и покинул Братство.

Маразма, подобного этому, я не замечал раньше. То, что Братство не могло претендовать на научную деятельность, я понимал уже давно. Но то, что я попал в оккультное сообщество, до меня дошло только через несколько лет моего в нем членства! Но ведь ничто подобное никогда не звучало на лекциях г-жи Марины! По крайней мере, мне так казалось. А не звучало, потому что перед ней стояла другая задача, привлечь, а не отпугнуть. Заговори они о таком с самого начала, полный зал опустел бы в два счета, остались бы единицы. Она начинала красиво и издалека, наделяя предания истории нужными ей смыслами и акцентами. Так как я посещал ее лекции не первый год, я отметил, что все они начинались с «наезда» на современные нравы и наше время. Противопоставлялись культуры Древней Греции и Древнего Рима, когда были заложены основы будущей европейской цивилизации и наша эпоха информационных технологий. Основное слово здесь «духовность». Утраченные ныне идеалы и ценности и так далее, и тому подобное. «Сейчас все иначе, а вот тогда все эти учения имели своей целью вовсе не те знания, которыми наполняют наши умы школы и университеты, их целью была мудрость. Великие учителя учили людей мудрости, а школы являлись храмами мудрости, чести и доблести», — говорилось на одной из лекций. Г-жа Марина была настолько убедительна и красноречива, что в результате ее пламенных речей душа жаждала свершений. И тогда возникал простой и закономерный вопрос, где же теперь в наше время отыскать великих учителей и где он, храм мудрости сегодня? Лекции продолжались, и постепенно приходило понимание того, что в одиночку человек слаб, беспомощен и абсолютно ни на что не годен. И тогда возникал следующий вопрос, если все то истинное, чему может и должен следовать человек, было раньше и ничего этого нет сегодня, то как жить дальше? Во имя чего?

В поиске ответов на эти вопросы слушатели и попадали в Дом Братства, где их вниманию были представлены творческие и волонтерские направления, в которых можно было дать волю своим благородным порывам, талантам и стремлениям. Состояние подавленности и разочарования, присущее нашему времени, сменялось вдохновением и энтузиазмом. Есть еще на земле места, где делаются добрые дела, где ты не один, и это Братство!

Но ведь существует же множество благотворительных организаций. Там не читают лекций, а просто работают люди. И если ты готов помогать, там будут только рады. Если ты готов привести друзей, будут рады еще больше. В Братстве же ни работать без лекций нельзя, ни друзей на работы привлекать нельзя. Запрещалось брать друга на уборку парка или заповедника, привлекать к сбору вещей для детского дома, если тот не является членом Братства. Это странно. Выходит, что самоцелью являлся не конечный результат, а что-то совершенно иное. Почему для того, чтобы быть волонтером, нужно слушать лекции, и при чем здесь эзотерика? Я мог ответить только так — хорошие дела для отвода глаз, но не самоцель.

Теперь я не посещал Братство и не ходил к Валерии Викторовне. В жизни моей наступил период, когда я только работал. Все стало, как раньше, до того, как меня начали поучать все вокруг. Теперь меня снова окружали обычные люди, которые жили своей жизнью в своих обычных повседневных заботах, и не было у них никаких сверхзадач. У меня появилось свободное время, и я возобновил отношения с друзьями, снова начал читать книги, никем не рекомендуемые книги, а те, которые хотелось читать мне. За время моего «ученичества» мы с друзьями успели друг от друга отдалиться, и мне понадобилось время, чтобы наши отношения стали прежними, такими же непосредственными и близкими.

С тех пор как я вернулся к обычной жизни, к семье, друзьям и работе, прошло еще полгода. Я не скучал по Братству, только по Марине Мирославовне, и не скучал по Валерии Викторовне, на нее я был обижен. Чем дольше я изучал психологию в университете, тем дальше от меня становилось и Братство, и психоанализ в понимании Валерии Викторовны. Меня все перестали поучать, и я стал свободнее и увереннее в себе. На работе у меня завязался роман с одной нашей сотрудницей. Это был служебный роман. Он отличался от всех прежних. Мы отлично с ней ладили, и она ни на что не претендовала. Это была очень сексуальная девушка. Я начал ходить за ней даже в курилку, хотя и не курил. Оказалось, что в курилке можно было узнать все новости и сплетни, все самые важные вопросы решались именно там. Тот, кто не курил, многое упускал из жизни компании. Теперь я не спешил домой, как раньше, мы оставались допоздна. И, когда никого уже не было в офисе, занимались сексом, затем я провожал ее домой. Мы вместе работали, и это было очень удобно. Не нужно было ничего придумывать и никуда бежать, чтобы увидеться. Я и она жили в одном ритме, и целый день находились в одном помещении. Мы сидели с ней в разных комнатах, но переписывались, встречались в коридоре случайно и специально, вместе ходили на обед, пили кофе и проводили время в курилке. Работе это нисколько не мешало, даже наоборот. Руководство было мной довольно. Мне нравилось все, что происходит, и казалось, что и Братство и Валерия Викторовна остались далеко позади. Но все же наступил день, когда моя коллега захотела куда-нибудь сходить вместе. Недолго думая, я пригласил ее на лекцию в Братство. Будучи уже вне членства, я решил как-нибудь пробраться на одну из лекций к Марине Мирославовне и записать ее на диктофон, чтобы потом разобрать эту лекцию, прослушать предложение за предложением, интонацию за интонацией и проанализировать. Повод я себе, конечно же, выдумал, на самом же деле мне безумно хотелось ее видеть!

На входе всегда стояли дежурные. Как правило, это был кто-нибудь из старших учеников, и все они уже знали меня в лицо. А вот было ли им известно о моем статусе «бывшего», то есть уже вышедшего из Братства?.. Об этом я как раз и мог узнать — если пропустят, значит, не знают. Быть «бывшим» это намного хуже, чем быть просто еще не посвященным слушателем. «Бывший» для Братства — это как патрон, который уже дал осечку. Я мог бы взять с собой и Аню, она давно хотела познакомиться с моей «коллегой». Но Аня уже давно не ходила на лекции и не состояла в Братстве. Она уже и думать о нем позабыла. Причем для нее этот выход был намного проще и безболезненнее, чем для меня. Я боялся признаться ей, что снова собираюсь туда. Она или разозлится, или обругает меня. Коллега же моя тут же дала согласие. Я наговорил ей всякого, сказал, что это тайное общество, закрытая лекция, на которую мы с ней попробуем пробраться. Она сказала, что это необычно и ее на такое еще никто не приглашал. В Братстве ее никто никогда не видел и не знал, и она вполне могла сойти за слушательницу нового набора. Я все ей рассказал и объяснил, как действовать, если меня не пропустят. Мы условились, что тогда она сама пройдет в зал, сделает аудиозапись лекции, а я буду ждать ее на улице. Но я рассчитывал просочиться в зал с общим потоком, главное, чтобы на входе не было Юли.

Диктофон я решил взять у Ани, точнее, мне был нужен ее мобильный телефон. Для этого я должен был объяснить, зачем он мне нужен. Когда она купила новый телефон, в нем было отличное записывающее устройство. Она пользовалась им на всех лекциях в университете. Когда я рассказал ей, она не разозлилась, но и, зачем это нужно, не понимала. Сказала, что я снова трачу время на всякие глупости, но телефон дала.

Ни видео-, ни аудиозаписей лекций г-жи Марины не существовало в природе, по крайней мере, мне так сказали в Братстве, сказала та самая неприятная барышня, которая назначала меня на дежурства в библиотеку. Позже я просмотрел архивы всех доступных записей в Братстве, нужной мне, действительно, не было или она не была общедоступной. Как-то один из слушателей на вводном курсе пытался сделать запись, был замечен и обезврежен. С тех пор дежурные перед началом занятий делали объявление о том, что записывать данные лекции на какой-либо из носителей запрещено.

Сесть нам нужно было как можно ближе, чтобы запись состоялась, однако Марина Мирославовна знала меня в лицо, поэтому мы не могли сесть прямо перед ней. Вся надежда была на диктофон, я собирался держать его прикрытым тетрадью. Мы условились прийти как можно раньше, чтобы тот из нас, кто проберется в зал, занял место во втором ряду, справа. Если сесть чуть дальше или с другой стороны, шансов на хорошее качество записи останется мало. По такому случаю с работы мы ушли раньше обычного.

Приехали мы тоже рано, зал был еще закрыт, в коридоре ни души. Ожидать под дверью было бы неразумно, и мы поднялись этажом выше. Ждать пришлось недолго, на лестнице послышались чьи-то голоса. Выждав минуту, я тихонько спустился и заглянул в коридор, дежурные открывали зал, и Юлии среди них не было! Не было среди них и никого из тех, кого я обычно видел с Мариной Мирославовной. Наши шансы попасть в аудиторию были велики. Оставалось дождаться кого-нибудь из слушателей. По коридору шли сразу три девушки, и мы увязались за ними. Свою спутницу я взял за руку. Каждая из девушек достала из сумки свой абонемент и предъявила дежурным. Наступила наша очередь. Вместо абонемента, улыбаясь, я произнес название своей бывшей группы. Проблем не возникло. Мы прошли.