Ему было невыносимо видеть, что она так смущена. Хуже того — она извиняется перед ним. Сколько достоинства в этой женщине!

— Вы никогда не сможете причинить мне неудобство, — ответил он твердо. — Вам не нужно извиняться. Конечно, вы должны были войти внутрь и обогреться у огня.

Его ум заработал с головокружительной скоростью. Может быть, ему подыграть гостье и сделать вид, будто он не видел, что она застала его в постели с Анной? «Так будет легче и мне, и ей», — мрачно подумал Рекс. Пока Бланш не уедет своей дорогой, они могут вести легкий светский разговор — ту ничего не значащую болтовню, которую он всегда презирал.

Но от этой мысли сердце словно качнулось у него в груди: ему стало еще страшнее. За много лет он и Бланш разговаривали не больше пяти или шести раз, и их беседы были короткими. И вдруг она оказалась в Корнуолле, у него дома. Он пришел в отчаяние. Он никогда не хотел, чтобы Бланш увидела его таким, каким он является на самом деле. Теперь ему было нужно получить от нее прощение. Но возможно ли это? И все же Рекс не мог позволить Бланш уехать, пока она не узнает, как искренне он сожалеет о своем развратном поведении.

Он вздохнул и произнес:

— Леди Херрингтон, примите мои глубочайшие искренние извинения…

Бланш прервала его — такая невежливость была для нее необычной.

— Это я виновата: я заехала к вам так внезапно! — почти крикнула она.

Не веря ее словам и чувствуя, что краснеет, Рекс продолжил:

— Пожалуйста, примите мои извинения… за то, что я не увидел вашу карету у крыльца… и не смог приветствовать вас должным образом.

Улыбка, дрожавшая на губах Бланш, исчезла, и девушка пристально посмотрела на Рекса. Он ответил ей таким же пристальным взглядом. Пусть и намеком, но он смог выразить свое огромное сожаление. Бланш поняла его, но ни за что не признается в этом открыто. Он ждал ее ответа с отчаянием.

Она странно улыбнулась и сказала:

— В таком случае я должна принять ваши извинения! Однако я вижу, что сейчас вы не готовы ни к чьему обществу. Все дело в том, что я слишком привыкла к свету — или, во всяком случае, к моему кругу светских знакомых. А мы заходим друг к другу без предупреждения и не посылаем визитных карточек. У нас такой тесный круг друзей! — Она засмеялась. Такого вымученного смеха Рекс еще никогда не слышал. — Я просто забыла, что в деревне другие обычаи, — закончила она.

Рекс не мог понять, насколько сильно Бланш его осуждает. Единственным облегчением для него было то, что она сейчас любезна с ним. Бланш ведет себя великодушно, но ведь она такая по своей натуре. Она не станет смотреть на человека холодно или насмехаться над ним. Вернуться домой и сплетничать о нем тоже не в ее характере. В этом у него не было ни малейшего сомнения. Из размышления его вывел голос Бланш.

— В Корнуолле так холодно! — Девушка вздрогнула, но улыбнулась. — Мы сейчас продолжим путь. Но Кларенсу надо напоить лошадей. Вы не против этого?

Рекс глубоко вздохнул, чувствуя облегчение оттого, что разговор ушел в сторону от прежней ужасной темы.

— Конечно, вы можете напоить лошадей, — ответил он.

Затем он позвал своих конюхов и велел им помочь ее слугам. Отдавая приказ, он чувствовал на себе взгляд Бланш. Его тревога усилилась невероятно. Неискренний обмен любезными извинениями не ослабит неловкость. Бланш, конечно, презирает его. Ему казалось, что он сейчас умрет: так пронзительно он ощущал всю иронию своего положения.

Когда лошадей увели на конюшню, Рекс вернулся к своей гостье. Она молча стояла рядом со своей горничной. Перед тем как Бланш обернулась к нему, он успел заметить, что вид у нее очень хмурый и во всей фигуре чувствуется напряжение. Только теперь он увидел, что кончик ее носа покраснел от холода.

Глядя на нее, Рекс снова глубоко вздохнул. Кажется, им удалось выйти из труднейшего положения, по крайней мере внешне. Каким‑то образом они смогли усмирить волны, хотя под гладкой поверхностью и скрываются грозные подводные течения. Их отношения остались настолько хорошими, что они разговаривают друг с другом. Но что делать дальше? Он по‑прежнему ужасно смущен. И она явно чувствует растерянность. Он не имеет права пригласить ее отдохнуть в его доме. Но она замерзла, и настоящий джентльмен должен сделать именно это. Рекс опасался, что Бланш не примет его приглашение. Он знал, что заслуживает этого, но боялся отказа. Но что, если она заболеет из‑за того, что он не в состоянии справиться с ситуацией?

Рекс никогда даже не мечтал, что Бланш чудесным образом появится в Лендс‑Энде. Он не видел ее около двух лет. Ему не понадобилось вспоминать, когда и где он видел Бланш в последний раз. Он и так знал, что это было на балу, когда его невестка впервые появилась в свете. И сейчас она уедет.

Дело было не только в смущении. И не только в страхе, что она простудится. Он не хотел, чтобы она уехала. Пусть подождет, пусть еще побудет здесь.

Солнце, которое до сих пор было бледно‑желтым, как янтарь, вспыхнуло золотым светом.

«Я дурак», — мрачно подумал он. На самом деле он хочет приятно провести время с Бланш как со своей гостьей. Но разве это возможно? Какое глупое желание!

Рекс не успел додумать эту мысль. Неожиданно для самого себя он решил рискнуть и очень осторожно произнес:

— Леди Херрингтон, уже скоро вечер, а вы, кажется, утомились. Могу я предложить вам немного отдохнуть здесь и выпить горячего чая? Это было бы большей честью для меня.

Бланш медленно повернулась к нему. На ее лице не было улыбки. Она неуверенно помолчала и, наконец, ответила:

— Дорога из Лондона была долгой. Мне не очень холодно, но Мег, моя бедная горничная, совсем окоченела. Она мерзнет весь день. Если я не покажусь вам навязчивой, я бы выпила чашку чаю и она тоже.

Ее широко раскрытые глаза ласково взглянули на него. «Как много неуверенности в этом взгляде», — подумал Рекс.

— Что бы вы ни сделали, это не может быть навязчиво, — ответил он. Тон этих слов был грубоват, но каждое из них было правдой. — Пожалуйста, входите! — Он рукой указал ей на свое жилище.

Бланш направилась в дом в сопровождении шагавшего рядом Рекса и по пути крикнула горничной, чтобы та следовала за ними. Анна встретила их в холле.

Рекс покраснел. Он был вне себя от ужаса и смущения, но другой его служанки сейчас не было в замке. Стараясь не смотреть на Бланш, он распорядился:

— Анна, будь добра, подай чай на двоих и сэндвичи. И пожалуйста, проводи горничную леди Херрингтон на кухню: напои ее чаем, пусть она отдохнет и согреется.

Анна кивнула и вышла из комнаты вместе с Мег.

Рекс заметил, что Бланш пристально посмотрела вслед Анне. Ему незачем было глядеть в хрустальный шар: смысл этого взгляда был ясен и без гадания. Бланш пыталась понять, какие у него отношения с этой горничной, и, может быть, вспоминала то, что недавно видела. Бланш поняла, что он заметил, как она смотрит вслед Анне, покраснела и резко перевела взгляд на окно.

— Я не представляла себе, что побережье здесь такое красивое.

— Если вы захотите прогуляться по берегу, будьте осторожны: приливы здесь стремительные.

Она пристально посмотрела на него, он ответил ей таким же пристальным взглядом.

— Я обязательно буду помнить об этом, — ответила она.

Совершенно ясно: они никогда не преодолеют смущение, возникшее из‑за недавнего происшествия. Во всяком случае, это невозможно, пока Анна находится рядом и служит напоминанием о его слишком требовательных и несвоевременных мужских потребностях.

Но если Бланш считала, что Рекс достоин осуждения, то никак этого не показывала. Рекс решил, что, если Бланш теперь презирает его, она выпьет свой чай и уедет так скоро, как позволяют правила вежливости. Длительность ее визита вполне сможет служить показателем ее чувств.

— Самое лучшее время для прогулки по берегу — за час или два до полудня.

Бланш искренне улыбнулась ему и ответила:

— Я обязательно пройдусь по берегу перед возвращением в город.

Рекс насторожился. Девушка, кажется, наконец овладела собой, и это его удивляло. Теперь, когда Анна больше не была у нее перед глазами, гостья внимательно оглядела комнату и повернулась к нему. Когда она заговорила, Рекс сразу почувствовал, что ее слова искренни.

— У вас чудесный дом, сэр Рекс.

Он подвел Бланш к одному из кресел и усадил ее. Его дом был скромным, но Рекс знал, что Бланш сказала правду. Он был уверен в этом.

— Я много лет приводил в порядок не только замок, но и все имение. Я нахожу это достаточно приятным занятием. Спасибо за ваши слова.

— Я не ожидала, что обнаружу здесь замок, — сказала Бланш.

Их взгляды встретились и тут же разлетелись в разные стороны, словно партнеры в танце.

Его сердце тоже начало какой‑то странный танец.

— Я тоже не ожидал этого, когда получил в награду Лендс‑Энд и свой титул.

Бланш подняла на него внимательный взгляд. Рекс не мог дышать от волнения. Ужасное замешательство из‑за происшествия, свидетельницей которого она случайно стала, исчезло.

Это невероятно. Это сон наяву. Бланш Херрингтон сидит рядом с ним в его большом холле. Ее присутствие осветило эту комнату так, как никогда не освещало солнце. Его сестра и жены его братьев уже давно докучали ему разговорами о том, что он слишком долго остается холостяком. Он не дурак и отлично знает, что они твердо решили его женить.

Рекс хмуро подумал, что никогда не найдет такую женщину, как эта, а на меньшее он не согласен. Даже не зная ее близко, он чувствовал, что она по самой своей сути — настоящая леди и потому не способна ни предать, ни обмануть. Прежний горький опыт не позволял ему доверять дамам, которые желали близких отношений с ним, но каким‑то необъяснимым образом он чувствовал, что Бланш Херрингтон заслуживает полного доверия.

Но Бланш, конечно, не для него. Когда‑нибудь она унаследует большое состояние и найдет себе мужа с очень громким титулом. А ему уже тридцать пять лет, он всего лишь рыцарь и трудится как мужик на земле, которой ни один нормальный джентльмен никогда бы не захотел владеть.

Он все еще не мог поверить, что Бланш не смотрит на него снисходительно.

Рекс откашлялся, чтобы прочистить горло, и спросил:

— Могу ли я узнать, что заставило вас ехать в Пентвейт?

Бланш расправила свои бледно‑серые шелковые юбки. В ее движениях было врожденное изящество, а цвет одежды хорошо сочетался с цветом ее глаз и волос.

— Я решила сбежать от своих поклонников, — лукаво ответила она и добавила: — Вы знакомы с леди Уэверли? Она считает, что Пентвейт — владение моего отца.

Рекс изумленно уставился на свою гостью. Его ум заработал с бешеной скоростью. Все знали, что Бланш Херрингтон не желает выходить замуж. Но он был убежден, что однажды ее намерения изменятся. И очевидно, он оказался прав.

— Какое отношение Пентвейт имеет к Херрингтону?

Она удивленно моргнула и объяснила:

— Я совсем недавно узнала, что Пентвейт принадлежит семье Херрингтон. Боюсь, что отец держал меня в полном неведении относительно своих дел. А теперь я, разумеется, должна в них разобраться.

Этот ответ озадачил Рекса.

— Мне всегда казалось, что Пентвейт принадлежит какому‑то джентльмену, который так любит город, что позволяет своему имению лежать в развалинах. Я даже не уверен, что там есть арендаторы.

Бланш выпрямила спину и ответила:

— Вы, должно быть, ошибаетесь. Пентвейт принадлежал моему отцу. Мои адвокаты недавно нашли купчую на это имение.

— Вы сказали «принадлежал» — в прошедшем времени. Почему?

Ее глаза широко раскрылись от удивления.

— А вы разве не знаете?

Этот вопрос не понравился Рексу.

— Чего я не знаю, леди Херрингтон?

Она медлила. Их взгляды скрестились, и она произнесла:

— Мой отец скончался.

Он был ошеломлен.

— Я не имел представления о том, что он умер! — воскликнул Рекс. Он вспомнил, какая душевная близость была у Бланш с ее отцом и как сильно эти двое любили друг друга. И его сердце сжалось от боли за Бланш. — О че… Леди Херрингтон, я ничего не слышал о его смерти. Мне так жаль!

Ему невыносимо хотелось коснуться ее, может быть, даже взять за руку. Но он знал, что не должен этого делать.

Бланш продолжала пристально смотреть на него. Ее глаза были сухими, и она полностью владела собой.

— Спасибо. Отец умер шесть месяцев назад — быстро, от воспаления легких. Я только что сняла траур.

Рекс наконец сел на стул напротив Бланш. Он никак не мог поверить, что она так спокойна. Отец был центром ее жизни. Неужели она выплакала все слезы и полностью справилась с горем всего за шесть месяцев? Он сомневался, что это так.