Длинный мраморный вестибюль неизменно приводил ее в прекрасное настроение, потому что в ее памяти он ассоциировался с периодом ее взросления. Сюда в ресторан иногда приводил ее отец на чашку чая, когда она была маленькой девочкой, здесь она обедала с дядей Гарри, когда они приезжали в город, чтобы посетить театр или картинную галерею, сюда приглашал ее на коктейль Чарльз в период своего непродолжительного ухаживания. К тому же это было место вроде бара «Веранда-Грилль» на борту «Куин Мэри» или «Поло-Лаундж» в отеле «Беверли-Хиллз», где весь персонал сразу преображался при виде какой-нибудь шикарной, знаменитой или богатой личности.

Фелисия наслаждалась своей известностью и не стыдилась этого. Еще ребенком она входила в этот оформленный в стиле «ар деко» зал и мечтала, что однажды при виде нее люди будут шептать друг другу: «Потрясающе! Это же Фелисия Лайл! Как она прекрасна!». Тогда она не знала, какую форму примет ее слава, но она уже представляла себя взрослой, красивой, одетой в меховое манто, легкомысленную шляпку, туфли из крокодиловой кожи на высоких тонких каблуках и дорогой бриллиантовый браслет, когда все женщины вокруг будут с завистью смотреть на нее, и мужчины будут пожирать ее глазами, а обслуживающий персонал будет ей кланяться и говорить: «Счастливы вновь видеть вас, мисс Лайл». Хотя ее мечта давно сбылась, она по-прежнему испытывала удовольствие, которое нисколько не уменьшилось с годами.

Она вошла в «Каузери», маленький «американский» бар с приглушенным светом, где за столиком в углу ее уже ждал Марти Куик; вокруг сидели генералы и адмиралы, некоторые со значительно более молодыми женщинами в военной форме. У всех были напряженные лица, будто они ждали новостей – но на пятом году войны так выглядело большинство людей.

Марти отложил свою сигару, встал и поцеловал Фелисию в щеку. Он светился от удовольствия, но она догадывалась, что ему просто льстила зависть других мужчин с двумя и тремя звездами на погонах и целым рядом наград на груди.

– Садись, – в своей обычной грубоватой манере произнес он. – Ты выглядишь великолепно.

– Я чувствую себя как голубь, вернувшийся в ковчег.[108]

Куик удивленно поднял брови.

– Не понял.

– Символ мира. Знак того, что потоп отступает, и уже видна суша. Кроме бармена, я здесь единственное гражданское лицо.

– Ты права. Слышала новость?

– Какую?

– Второй фронт открыт. Сегодня утром мы высадились в Нормандии.

После стольких дней ожидания она с трудом поверила в это. Она знала, что это еще ничего не значило – война могла затянуться еще на годы, пока немцы будут сражаться за каждый окоп, а их бомбы падать на Лондон, или операция по высадке войск в Европе могла потерпеть провал, тогда вообще было невозможно предположить, сколько времени продлится война. Но все равно Фелисия вдруг почувствовала необыкновенную легкость, дыхание надежды, уверенность в том, что страх и уныние скоро кончатся.

– Все прошло успешно? – спросила она. Марти пожал плечами.

– Говорят, что да. Тяжелые бои, большие потери, но похоже, мы там закрепились наконец. Второй фронт открыт для бизнеса, детка! Готов поспорить, что мы будет в Париже 14 июля. Как насчет того, чтобы нам с тобой отметить День взятия Бастилии в Париже, а, Лисия? Остановимся в «Ритце», посмотрим на фейерверк с Тур-де-Аргент, потанцуем на улицах?

Она засмеялась. Это была замечательная идея, как раз то, что ей очень нравилось.

– Посмотрим, – сказала она. – Но, наверное, мы с Робби будем работать в это время.

– Эй, я не приглашаю Робби. К черту его! Я приглашаю тебя! Слушай, мы можем уже начать отмечать высадку наших войск в Европе. – Он щелкнул пальцами, и появился бармен с бутылкой «Дон Периньон» урожая 1933 года. Фелисия любила всякое хорошее вино, невзирая на марку и происхождение, и она догадалась, что это было самое дорогое вино в здешнем ресторане. Официант принес хрустальную вазочку, полную икры, на льду, а бармен открыл шампанское; хлопок был чуть слышным, а не резким, как бывало в том случае, когда неумело обращались с бутылкой или вино было менее качественным.

Куик критически осмотрел стол.

– Я заказал поджаренный ржаной хлеб, и белый тоже, – возмутился он. – И можете убрать этот дурацкий нарезанный лук. Если я американец, то это еще не значит, что я ничего не понимаю в еде, черт возьми.

– Слушаюсь, полковник Куик. – Бармен быстро отдал распоряжение официанту, в кухне бара забегали люди, Фелисия слышала слова: «Живее, живее!» и почти мгновенно поджаренный хлеб уже лежал на столе, шампанское было налито в запотевшие бокалы, а неприятное дополнение к икре убрано.

Куик имел сходный с Гарри Лайлом дар полностью подчинять себе официантов, хотя в его случае это не было естественной привычкой аристократа, а просто твердым намерением во что бы то ни стало добиться своего, подкрепленное щедрыми чаевыми. В шоу-бизнесе все знали Куика, как мастера «подмазать» – он каждому давал в лапу, а его визит в ресторан или гостиницу напоминал возвращение героя домой с войны.

– Подарок от коммунистов, – сказал он, накладывая ложкой икру на тост и подавая Фелисии. – Сталин захотел иметь все голливудские картины, и я достал ему копии. Ты любишь водку? Я пришлю тебе ящик. Посольская, настоящая, без подделки, а не ваше обычное экспортное дерьмо.

– Я люблю водку, но совсем чуть-чуть и очень холодную. Она сразу ударяет в голову.

– Да. Теперь когда ты сказала, я вспомнил. Но давай забудем о водке. – Он поднял свой бокал и чокнулся с ней. – За ваше здоровье, как говорят здесь у вас. За победу, за мир – и пусть снова вернутся хорошие времена.

– За это я выпью.

– И за тебя, Лисия. – Он наклонился вперед, нахмурившись, будто его попросили сделать серьезное выражение лица. Его лицо редко выражало то, что занимало его мысли в этот момент, но сейчас он был воплощением искренности. – Послушай, – сказал он, понизив голос до шепота, – можно я скажу тебе одну вещь?

Она кивнула.

– Я восхищаюсь тобой, – произнес он медленно и серьезно. Он положил ей руку на колено – просто быстрое, легкое прикосновение. – Я хочу сказать, что ты тоже одержала свою победу, Лисия. В Лос-Анджелесе ты была выбита из седла. Многие уже сбросили тебя со счетов, но ты вернулась! И вот какая ты сейчас: более прекрасная, чем раньше, замужем, играешь Шекспира, черт возьми – знаешь, что это значит?

Она покачала головой. Рука Куика снова легла ей на колено. На этот раз он задержал ее там, то ли чтобы подчеркнуть свои слова, то ли потому, что он подходил к своей главной мысли. Ей показалось, что на этот раз рука легла несколько выше, почти на то место, где был верхний край ее чулок, но она не придала этому большого значения, потому что лицо Марти было совсем близко, его глаза, влажные от переполнявших его эмоций, смотрели прямо ей в глаза.

– Это требует мужества! – сказал он. – Именно это я хотел сказать. Ты очень смелая женщина, помимо того, что очень сексуальная и красивая.

– Ты забыл «талантливая». Он засмеялся.

– Я сказал «талантливая», разве нет? Должен был сказать. Если нет, то просто потому, что я немного смущаюсь. В тебе есть класс. Ты обладаешь всеми достоинствами на свете. Но главное – мужество. Для меня ты – необыкновенная личность. – Он замолчал, как будто только что закончил длинную речь.

– Спасибо, Марти, – сказала она, искренне тронутая, хотя и немного настороженная.

– Не надо меня благодарить, черт возьми. Я просто сказал тебе правду. Еще шампанского?

Она протянула свой бокал, который бармен и официант сразу бросились наполнять. Возможно, было неразумно пить шампанское на почти пустой желудок, съев только пару ложек икры, но утренняя репетиция была такой напряженной, что она чувствовала потребность выпить.

– Ешь, – велел ей Куик.

Сам он густо намазывал икру на хлеб, будто не ел неделю. Он ел жадно, без всякого изящества, зачерпывая побольше икры и время от времени облизывая ложку.

– Отличное качество, – сказал он. – Я знаю толк в икре. Занимался ресторанным бизнесом, знаешь? Работал в ночных клубах, барах. Никогда не мог понять, зачем люди заказывают икру, потом поганят ее луком, сметаной, рублеными яйцами… Когда есть что-то хорошее, лучше есть это просто так, верно?

– Верно. Я не знала, что тебя интересуют кулинарные тонкости, Марти.

– В ресторанах, где я работал, мы делали деньги в баре или на представлениях, а не на еде. Но если ты хочешь хорошо заработать, ты должен дать людям все самого хорошего качества, улавливаешь? У меня всегда был хороший шеф-повар, хороший метрдотель, настоящие профи, и я прислушивался к ним – бессмысленно нанимать хороших специалистов, если ты не собираешься у них ничему учиться – так я многое узнал о еде. Это не самое главное в моей жизни, но зачем есть всякую гадость, когда можно этого не делать?

– Действительно, зачем? Мне нравится такой подход к жизни. – Она протянула свой бокал, чтобы ей налили еще шампанского. С Марти Куиком было приятно проводить время, потому что не надо было уделять большого внимания тому, что он говорит. До тех пор, пока ты делаешь вид, что соглашаешься с ним, он счастлив.

– Класс, – с жаром произнес он. – Вот что имеет значение. Я всегда говорил своим людям: я не против, если в баре сидят проститутки, они часть нашего бизнеса, но если они выглядят, как проститутки, вышвырните их за дверь. Приятные, симпатичные девушки, хорошо одетые, классные – это полезно для дела.

– Мне кажется, я никогда не видела ни одной проститутки, в которой чувствовался бы класс.

– Дорогая, ты просто не встречалась с моей второй женой. Или с четвертой. Во всяком случае, в тебе есть класс, настоящий, самой высшей пробы, и это мне в тебе нравится. Я хочу, чтобы мы были друзьями.

– Я считала, что мы и так друзья, Марти.

– Ну, да. Я имею в виду друзьями. Слушай, ты что-то ничего не ешь.

– Я уже поела, спасибо, Марти. Немножко икры вполне достаточно. Мне как-то не хочется весь ленч только и делать, что есть икру.

– А кто сказал, что мы будем есть только икру, детка? Как насчет отбивной из молодого барашка? Со свежей картошкой? Салата под сырным соусом, как дома? Хорошего камамбера? Свежих персиков со сливками?

Фелисия удивленно уставилась на него. Они с Робби получали сверх рациона разные продуктовые посылки от своих американских друзей и поклонников, не говоря уже о периодических подарках от дяди Гарри, но отбивные из молодого барашка были неслыханной роскошью, а камамбер – просто немыслимой.

– Как тебе удалось достать все это, Калибан? – спросила она.

Он беззаботно улыбнулся. У него были удивительные зубы – белые, сияющие, несмотря на то, что он постоянно курил сигары – зубы, которые можно встретить только у американских мужчин. Они делали его улыбку странно привлекательной, похожей на улыбку испорченного мальчишки.

– С отбивными все было просто. Я вспомнил, что ты их любишь – ты их ела в Чикаго накануне премьеры «Ромео и Джульетты». Я заказал их в ресторане. А вот с камамбером была совсем другая история! Я оказал пару мелких услуг одному генералу-лягушатнику из штаба Де Голля, и он велел одному из своих людей, которые направлялись в Англию для встречи с лидерами Сопротивления, привезти мне сыр. Его купили в Париже на прошлой неделе.

– Ты все это выдумал, Калибан.

– Клянусь могилой матери! Нет, к черту, лучше я покажу тебе оберточную бумагу. Я лгу только в самых важных случаях. В мелочах ты можешь доверять мне на все сто процентов.

– Ходили слухи, что ты не всегда возвращаешь деньги, которые занял.

Он сделал обиженное лицо.

– Это же не ложь, прелесть моя! Это мошенничество и воровство. Этим я занимаюсь, не отрицаю. Так что мы будем есть? Ты голодна?

– Конечно. У меня была трудная репетиция утром.

– Жаль, что я не видел.

– Не жалей, Калибан. Тебе было смертельно скучно на репетициях «Ромео и Джульетты». В твоем представлении, репетиция – это когда много хорошеньких девушек задирают ножки.

– Что в этом плохого. – Он не спеша пил шампанское, задумчиво поглядывая на нее поверх края бокала. – Все равно мне было интересно. Просто тогда у меня мысли были заняты другими делами, которые ждали меня в Нью-Йорке, а тут еще Робби доставлял мне массу хлопот. Знаешь, я всегда любил наблюдать за работой профессионалов. Когда я был мальчишкой, я ходил по утрам на ипподром смотреть, как тренируют лошадей. Если хочешь узнать, на какую лошадь поставить свои денежки, посмотри их на тренировке, а не на скачках. На скачках можно оценить лишь жокеев и все.

– Не слишком-то лестное сравнение, Калибан.

– Это не сравнение, Лисия. Просто мое мнение. Ты узнаешь больше, наблюдая за тренировкой, чем за готовой работой. Мне все же хотелось бы увидеть, как вы с Робби работаете вместе. Как он? Все еще злится на меня за этот паршивый торт?