— Если бы только подул ветерок, — негромко произнесла она.

— Действительно, жарко для начала июля, — весело подтвердила Хелен.

Энн мрачно подумала, что мать и дочь Лейден — уж слишком оптимистичная парочка.

— Жаль, что ты возвращаешься в Нью-Йорк, Энн. Ты пропустишь праздник Четвертого Июля.

— Я думаю, что в этом году пропущу его в любом случае, — сказала Энн, стараясь, чтобы ее голос не выдал испытываемой ею внутренней горечи.

Сидящая рядом с Энн Беатрис замерла.

— Миссис Астор! — прошептала она.

Все молодые женщины восхищались миссис Уильям Астор, которую называли королевой Ньюпорта, И, как у настоящей королевы, у нее был собственный двор. В ее особняке в Бичвуде устраивались роскошные балы. На шее матроны сверкали бриллианты, пухлые пальцы были украшены драгоценными камнями. Она была окружена большой компанией подруг, но со своими блестящими иссиня-черными волосами, одетая в белоснежный атлас, заметно выделялась среди всех остальных дам.

Разодетых в пышные платья настольных тонов дам, сидевших в ее карете, почти не было видно за вычурными зонтиками. Миссис Астор восседала в центре, окруженная своими «фрейлинами». Ее карета неумолимо приближалась.

— Однажды она похвалила мое платье, — почти не размыкая губ, прошептала Беатрис. — А я выставила себя полной дурой, поблагодарив ее.

Карета леди Астор уже поравнялась с ними, когда сама миссис Астор повернулась к ним лицом. А потом произошло совершенно невероятное событие. Миссис Уильям Астор улыбнулась и кивнула Энн. Ошибиться было невозможно. Все остальные женщины в ее карете тоже улыбались и кивали, как будто миссис Астор держала в руке волшебную палочку, по мановению которой все делали то, что она хотела. Энн, не мигая, без всякой реакции наблюдала за происходящим, пока не ощутила сильный толчок в бок. Только тогда она сообразила, что нужно поклониться в ответ. Она была слишком изумлена для того, чтобы суметь еще и улыбнуться.

— О Боже, Энн! Ты видела это? Видела? — спросила Беатрис взволнованным шепотом.

— Да, конечно, видела.

— И все пассажиры из карет впереди и позади нас тоже это видели, — многозначительно заметила Хелен.

— Вы думаете, она приняла меня за кого-то другого? — спросила Энн, стараясь говорить спокойно.

— Я очень сомневаюсь, чтобы миссис Астор допустила такую оплошность. Если она выразила тебе: свое расположение публично и таким недвусмысленным образом, ты можешь быть совершенно уверенной — это не было случайностью.

Энн недоуменно качала головой.

— Но почему? Я никогда не была представлена ей официально. Откуда она знает, кто я?

Хелен рассмеялась.

— Мое дорогое дитя, все знают, кто ты. Но я понимаю твое удивление. Миссис Астор — умная женщина. Она никогда не достигла бы: положения, которое занимает, совершая необдуманные поступки. — Хелен в задумчивости постукивала пальцем по щеке. — Я уверена, что у тебя есть покровитель, Энн. И очень могущественный.

— Ты не допускаешь мысли, что миссис Астор может иметь в отношении Энн свое собственное мнение? — спросила Беатрис.

— О нет! Кто-то, должно быть, поговорил с ней. Вопрос, кто?

Они все еще обсуждали это событие, когда мимо них проехала карета Олричей. Тесси Одрич, Мемми Фиш и Альва Вандербилт боролись за власть, ожидая: наступления того дня, когда миссис Астор неизбежно освободит трон. В высшем обществе этих трех дам называли Великим Триумвиратом, втроем они имели такой же общественный вес, как и миссис Астор. И когда они хором кивнули и улыбнулись Энн, ее положение в обществе было полностью восстановлено.

Так в одно мгновение из парии Энн вновь превратилась в уважаемого и полноправного члена ньюпортского высшего общества.

— Мне следует вернуться в Нью-Йорк назло им всем, — сказала Энн, имея в виду совершенно противоположное. Она останется. Она покажет им всем, что Энн Фостер так же хороша, как и любая из них. Она продолжит выполнение «плана» и заставит Генри расплатиться за всех этих двуличных шакалов. Она сможет играть в эти игры, кивать и улыбаться, и делать вид, что все хорошо, когда в душе ей хочется выцарапать их лживые глаза.

Но, как бы она ни была сердита, какая-то часть ее существа все же радовалась. Это был ее мир, и, вопреки самой себе, Энн хотела жить здесь несмотря ни на что. Для девушки, выросшей в блеске и роскоши Ньюпорта, нестерпимо внезапно оказаться отвергнутой им, и было чудесно восстановить статус не просто принимаемой, но и достойной приветствия гранд дам высшего света особы.

— Ах, Энн! — воскликнула Беатрис, задыхаясь от счастья. — Ну, не чудесно ли это? Мы сможем ходить на все балы, обеды и ужины. Все будут в восторге от тебя теперь, когда миссис Астор и остальные дамы выказали свою благосклонность.

Энн нахмурилась.

— Только я не в восторге.

Беатрис недоверчиво посмотрела на подругу, помолчала, пока проехала встречная карета, и яростно зашипела:

— Ты не в восторге? Ах, не в восторге! Не смей отказываться от такого шанса!

— Не думаешь ли ты, что это будет лицемерием с моей стороны — принимать приглашения от людей, которые еще недавно публично унижали меня?

— Ах, это? — отмахнулась Беатрис. — Кого волнуют такие мелочи? Время, как вода, унесет все с собой. И, честно, Энн, я не думала, что ты так наивна. Ты должна ценить представившийся тебе шанс. Если они настолько глупы, чтобы изгнать тебя и принять вновь в течение двадцати четырех часов, оставь это на их совести. Это они — лицемеры, а не ты, Энн.

— Беатрис абсолютно права, Энн, — подтвердила Хелен своим мелодичным голосом.

— И я должна сделать вид, что вчера ничего не случилось?

— Да, дорогая. Ты должна поступить именно так. — Беатрис радостно рассмеялась. — Ох, какое это будет развлечение! Никто не посмеет сказать ни слова в твой адрес, когда за твоей спиной великолепная миссис Астор и Великий Триумвират. Ты можешь разорвать их на кусочки, если пожелаешь, Энн. — Она хлопнула в ладоши.

— Есть только один человек, которого мне хотелось бы разорвать на куски, и теперь, я думаю, это возможно.

— Наш «план»! — воскликнула Беатрис. — Я чуть не забыла. Мы уже знаем, что этот негодяй заинтригован тобой. Энн вспыхнула, вновь вспомнив о поцелуе Генри.

— Это, должно быть, сделал Генри, — сказала Хелен, смутив Энн тем, что назвала имя человека, о котором та сейчас думала.

— О чем ты говоришь? — возмутилась Беатрис.

— Несмотря на то, что вы обе презираете его, Генри Оуэн никогда не был законченным мерзавцем.

— Мама! — вскрикнула Беатрис, шокированная тем, что ее мать защищает «этого негодяя».

— Подумай хорошенько, дорогая. Кто еще смог бы получить аудиенцию у Астор, Олрич, Вандербилт и Фиш в один и тот же день и убедить всех этих дам пересмотреть отношение к Энн?

— Множество людей, — возразила Беатрис. — Например, его друг Александр Хенли. Он тоже не сводил глаз с Энн на балу у Ветмора. Да и в «Казино» тоже, сейчас я хорошо это помню, — закончила она, в ее голосе звучала легкая зависть к подруге за то, что она завладела вниманием обоих мужчин.

— Это не мог быть Генри, — уверенно возразила Энн. — Он никогда ни чуточки не беспокоился о том, что со мной происходит. Совершенно не в его характере сделать что-нибудь доброе для меня.

— Возможно, у него есть скрытые мотивы, — задумчиво произнесла Хелен. — Или, возможно, он чувствует себя виноватым. Вина, Энн, — это сильное чувство.

— Он и должен чувствовать себя виноватым! — вскричала Энн, не желая слышать никаких оправданий в его адрес. — И вы не убедили меня, что именно он организовал сегодняшнее представление!

Карета Лейденов доехала до Оушен Драйв, где кучер повернул лошадей назад к особняку. Солнце скрылось за облаками, и у Энн вырвался вздох облегчения. Она сняла мокрые от пота перчатки и сложила зонтик.

— Генри никогда не был добр ко мне, — сказала она, доставая вторую пару перчаток. — С чего бы ему стать добрым сейчас?

— Возможно, из-за того поцелуя, — поддразнила ее Беатрис.

Энн покраснела.

— Он не стал бы рисковать своей репутацией всего лишь из-за поцелуя, — твердо возразила Энн. — Скажи честно, ты можешь представить, как этот самолюбивый гордец кланяется миссис Астор и умоляет ее об услуге? А перед миссис Фиш? Она скорее бы пронзила меня своим острым язычком, чем улыбнулась, если бы Генри что-то сказал в мою защиту.

— Когда вы говорите так, я признаю, трудно представить себе, что вина может быть единственной причиной, заставившей такого человека, как Генри, просить ньюпортских дам об одолжении, — задумчивым тоном вымолвила Хелен. — А о каком поцелуе вы говорите?

— Это чепуха, — Энн сердито взглянула на Беатрис. — Это было частью нашего плана.

— Понятно, — протянула Хелен.

— Сомневаюсь, что вам все понятно, — ответила Энн так резко, что Хелен подняла брови. Энн тут же раскаялась и извинилась. — Последние несколько дней были очень трудными, миссис Лейден. Я думаю, нам всем нужно вернуться домой и отдохнуть. Я заберусь в свою комнату и просижу там до осени, — сказала она, откидываясь на спинку сиденья в первый раз за все время прогулки. — Это был самый долгий час в моей жизни, — устало сказала Энн, стараясь, тем не менее, сидеть так, чтобы опираться на подушку только самим основанием спины. Приближалась очередная карета, и она не могла позволить, чтобы ее увидели развалившейся на сиденье. Годы сурового обучения хорошим манерам не прошли даром, и прилично вести себя было для нее так же естественно, как дышать.

По возвращении в особняк они столкнулись с новым неожиданным подтверждением роста популярности Энн.

Энн уже поднималась по лестнице в свою комнату, когда Беатрис остановила ее.

— О Господи, Энн. Ты только посмотри! — В одной руке она держала пачку визитных карточек, а в другой — не менее пяти приглашений на обеды. И на всех было торопливо, видимо в последнюю минуту, написано: «Мисс Энн Фостер».

— Похоже, Энн, этим летом у тебя будет мало времени для отдыха, — сказала Хелен. — Ты, моя милая, внезапно стала самой желанной гостьей в этом сезоне.

Глава VII

— Прекрасно, мой друг, дело сделано. Твою бывшую жену вновь принимают в нашем самом капризном из обществ. Что ты думаешь делать дальше? — спросил Алекс, растянувшись на старом диване, стоявшем на балконе Клуба, что выходил как раз на Черч-стрит. Клуб занимал скромный с виду, облицованный бело-желтым деревом дом, по виду которого невозможно было догадаться о роскоши внутреннего убранства. Женщинам не позволялось посещать это заведение, дюжий привратник всегда был начеку. Если знакомая дама случайно проходила всего в полуметре от джентльмена, входившего в Клуб, он ее не замечал. Никогда.

Клуб был раем для богатых любителей сигар и виски, но Генри редко бывал там. Ему было невыносимо скучно в Клубе, поскольку он не курил и не пил много, а это были основные занятия его завсегдатаев. Но в этот раз Алекс его уговорил.

Генри знал, что Алекс сгорает от нетерпения узнать, почему он обратился к ньюпортским матронам с такой неожиданной просьбой. Он не мог дать своему другу вразумительного ответа, потому что и сам не совсем понимал, что заставило его упрашивать влиятельных дам спасти бывшую жену от изгнания из общества. Вина, осознавал он, была только одной из причин.

— Что я буду делать дальше? Ничего. Я сделал все, что хотел.

Алекс наклонился вперед, небрежно держа сигару в правой руке. Теплый бриз рассеивал вьющийся между двумя мужчинами сигарный дым.

— Так ты не собираешься ухаживать за ней?

Генри, потягивавший портвейн, чуть не захлебнулся.

— О Господи, конечно, нет. Ты забыл, кто она?

При виде реакции своего друга Алекс улыбнулся и, выпустив несколько колец табачного дыма, сказал:

— Тогда ты не будешь против, если за ней поухаживаю я?

Генри замер, не донеся до рта прекрасной работы хрустальный бокал.

— Ты сошел с ума!

— Почему? Она красива. Свободна. И, благодаря тебе, ее прекрасно приняли в обществе. — Алекс выпустил еще одно кольцо и добавил, прищурив глаза: — Кроме того, я всегда хотел жениться на девственнице.

Генри медленно опустил бокал и поставил его на белую скатерть стола.

— Ты зашел слишком далеко, Алекс.

Алекс зажал сигару в зубах и ухмыльнулся.

— Я так и знал. Она девственница.

Генри посмотрел на друга с раздражением, говоря себе, что не поддастся на его провокацию и не позволит ему позабавиться, наблюдая, как он выходит из себя.

— Девственница она или нет — не твое дело, — резко сказал он. — Насколько я знаю, у тебя нет намерения жениться на мисс Фостер. И я настоятельно прошу тебя как друга, оставь ее в покое.