— Не сомневаюсь, что нравится, учитывая своеобразный характер этого отдыха, — не скрывала иронии Хелен. — Я, правда, сама не бывала свидетельницей этого, но слышала, что некоторые мужчины привозят с собой на яхту девушек-хористок из Нью-Йорка, — сообщила она, понизив голос до шепота.

Энн от удивления вытаращила глаза. Она-то думала, что за два прошедших года ее наивность совершенно испарилась, но теперь ей стало ясно, что это совсем не так.

Ей внезапно показалось, что все окружающие говорят только о ней, и душный в это время года дом в Нью-Йорке вдруг показался ей далеким недостижимым раем.

Энн выскользнула из толпы зрителей и нашла уединенную скамейку, стоящую в тени широколиственного клена. Девушка расположилась лицом к заливу, делая отчаянные попытки сдержать внезапно подступившие слезы. Она ни разу не плакала с тех пор, как уехала из Нью-Йорка, хотя события последних дней давали ей множество поводов к слезам. Генри! Если она все же расплачется, вина за каждую слезинку будет на нем.

— Вы позволите присесть рядом с вами?

Энн до того поразилась, услышав этот до боли знакомый голос, что вскрикнула и подскочила на жестком сиденье скамейки.

— Простите, что напугал вас, — извинился Генри и сел, не дожидаясь разрешения.

— Я не хочу, чтобы вы сидели рядом со мной! — заявила Энн, даже не вспомнив, что согласно «плану» должна поощрять его интерес к себе.

Но Генри продолжал молча сидеть возле нее, не обращая никакого внимания на ее холодную отповедь. Энн изо всех сил боролась с желанием вскочить и убежать. Наконец она осмелилась поднять на Генри глаза и тут же пожалела об этом, потому что почувствовала себя так, будто ей снова восемнадцать и самый красивый мужчина Ньюпорта ухаживает за ней. Его темно-каштановые волосы шевелил легкий бриз, а серые глаза ярко светились на смуглом, загорелом лице. Он неуверенно улыбнулся ей, и Энн вдруг поняла, что он очень волнуется. Эта мысль помогла ей расслабиться.

Он прокашлялся и заговорил:

— Я бы хотел объясниться с вами. Со дня нашей свадьбы у меня не выдалось такой возможности.

— Мы беседовали на балу у Ветмора, — холодно, возразила Энн.

— Да, но тогда я не, знал, кто вы, поэтому тот разговор не в счет.

Он не поднимал глаз, внимательно изучая свои ладони, и, невольно проследив за его взглядом, Энн отметила, какие сильные у Генри руки. Чистые и ухоженные, они выглядели не столько элегантными, сколько крепкими и умелыми. И ей внезапно вспомнилось, как они обнимали ее тогда, на балу у Ветмора. Ох, не стоило ей вспоминать ни о том вечере, ни об их с Генри прогулке в саду!

— Я давно уже должен был поговорить с вами, — продолжал Генри. — Я поступил с вами непорядочно и не жду, что вы простите меня. Но мне очень бы хотелось, чтобы вы знали, что я сожалею о случившемся.

Пока он говорил, Энн старательно следила, взглядом за белоснежным парусом шхуны, проплывавшей по синей глади залива. Когда он замолк, она, повернулась к нему.

— Я не знаю, каких слов вы от меня ждете, — дрожащим голосом проговорила Энн. — Я думала о том, что вы, вероятно, сожалеете, но это не изменит того, что произошло. Ваше раскаяние не вернет мне ни моей семьи, ни моей репутации, ни моей безмятежной жизни. Если вам стало легче от того, что вы попросили у меня прощения, я рада, Генри. Но это ничего не меняет.

Он кивнул, словно она сказала именно то, что он ожидал услышать.

— Это одна из моих, — сообщил он, указывая на шхуну.

— Она прекрасна, — согласно кивнула Энн.

Воцарилось неловкое молчание, и Энн в голову стали приходить странные мысли. Почему, думая только о том, как заставить Генри поцеловать ее и что она будет при этом чувствовать, она не замечала его красивых сильных рук? На нее нахлынули воспоминания о крепких и нежных объятиях, о том, что она ощутила, когда он прижал ее к себе, о вкусе его поцелуев… А потом она вспомнила, как еще до свадьбы они сидели рядом и просто разговаривали или молчали… Она помнила то обоюдное чувство комфорта, всегда возникавшее между ними в присутствии друг друга.

Наконец, Генри прервал молчание.

— Я хочу, чтобы вы поняли. Мне нужно, чтобы вы знали, почему я сделал то, что сделал.

У Энн внезапно перехватило дыхание.

— Этому не может быть оправданий… — начала она, но тут же замолчала, испугавшись, что расплачется в его присутствии.

В этот момент Генри еще больше возненавидел себя. Он видел, как Энн пытается сдержать слезы, как её стройная шея содрогнулась от отчаянного спазма. Он может просить у нее прощения каждый день до самой своей смерти, но это не будет иметь ровным счетом никакого значения, потому что он не может изменить того, что уже сделал. Этого нельзя простить, а он сидит здесь на этой скамейке и просит возможности объясниться… Пустое. Как он сможет объяснить ей, что был просто одержим мыслью о спасении «Морского Утеса». Как сможет дать ей почувствовать, какой страх охватывал его, когда он думал о том, что вот-вот потеряет дом? Ответ был простым — никак. Он не сумеет ничего сделать, как бы отчаянно ни хотел. И, кроме того, Генри чувствовал, что еще немного и новая страсть завладеет им. Вот уже несколько дней Энн не идет у него из головы…

Он увидел, как шелковая прядь волос коснулась ее щеки, и почувствовал острое желание прикоснуться к ней, отвести ее своей рукой. Но сдержался: Энн сидела напряженная, и Генри ясно видел, что она каждой клеточкой своего тела хочет только одного — чтобы он поскорее ушел.

— Позвольте мне показать его вам, — неожиданно для самого себя выпалил он. — Клянусь вам, я навсегда оставлю вас в покое, если вы только позволите показать вам «Морской Утес».

И вдруг то, что казалось невероятным, о чем и подумать было невозможно, стало совершенно очевидным: если Энн увидит «Морской Утес», если он как-то сможет объяснить ей, как много для него значит этот старый дом, она обязательно поймет, что толкнуло его на подобный поступок.

Энн повернулась к нему, на ее лице явно читалось замешательство.

— «Морской Утес»? — удивленно спросила она.

— Именно он — старый дом моей семьи — был всему причиной. Позвольте мне показать его вам.

Гамма разнообразных чувств отразилась на лице Энн, но, в конце концов, она все же кивнула в знак согласия, и на ее губах даже появился намек на улыбку.

* * *

— Он просил у тебя прощения? — переспросила Беатрис в восторге от новости. Подруги сидели на кровати Беатрис, расправив под собой пышные юбки.

— Да. Я чувствовала себя пауком, поймавшим в сеть муху, — Энн сделала вид, что разделяет восторг Беатрис. Она ни за что не смогла бы признаться подруге, что едва удержалась, чтобы не сказать Генри, что прощает его. Как она могла так разочаровать ее, после всего, что Беатрис для нее сделала! Энн понимала, что должна была бы чувствовать к Генри только антипатию, но, когда он сказал ей, как сожалеет о том, что сделал, когда посмотрел на нее взглядом, в котором она прочла, что мир прекратит для него существование, если Энн отвернется от него, именно она превратилась в беспомощную муху.

После того, как Генри ушел, Энн вновь мысленно вернулась ко времени их помолвки. Ей пришлось опять напомнить себе, что он только делал вид, что ухаживает. Она напоминала себе, что все доброе, что он говорил ей тогда, все их танцы, шутки и прикосновения, заставлявшие ее считать себя самой счастливой девушкой на свете, были насквозь фальшивыми. Все было ложью — от начала и до конца. Эти мысли два года сводили ее с ума, но, когда она снова увидела Генри, поговорила с ним, ей стало очень трудно ненавидеть его. И лучше было не думать о том поцелуе на балу у Ветмора.

Энн никак не могла ответить на один вопрос: почему он так настойчиво пытается установить с ней дружеские отношения? Должно быть, тут есть какие-то скрытые мотивы. Такой человек, как Генри Оуэн, ничего не делает без причины, и она не могла поверить, что им движет одно лишь сознание своей вины. Возможно, он сожалеет о том огромном содержании, которое назначил ей после развода, и планирует уменьшить его. Деньги заставили его поступить с ней так в первый раз, и, может быть, именно они являются причиной его теперешнего «раскаяния». Но каковы бы ни были его мотивы сейчас, больше он ее не одурачит.

— Он совершенно не скрывает того, что интересуется тобой, да?

— Я вот только никакие пойму, почему, — задумчиво произнесла Энн и нахмурилась, так сурово, что между ее тонких шелковистых бровей легла морщинка.

— Мне что, опять тащить тебя к зеркалу? Ты же теперь красавица, Энн.

— В таком случае мне, видимо, придется снова растолстеть, чтобы Генри утратил ко мне интерес, — с горечью предположила Энн. — Иногда я спрашиваю себя, развелся бы он со мной, если бы я тогда выглядела также, как сейчас.

— Он женился на тебе из-за денег! — быстро и напористо выпалила Беатрис. — На твоем месте могла оказаться любая другая девушка. Просто ты первая согласилась.

— Почему ты не предупредила меня тогда?

— Я пыталась, неужели ты не помнишь? А ты обвинила меня в ревности.

Энн расхохоталась, закрыв лицо руками.

— Ах да, я совсем забыла. — Она опустила руки и посмотрела на Беатрис веселыми глазами. — Ты намекала, что ходят слухи, будто Генри опросил денег у своего деда, а тот отказал ему, и я вступилась за честь жениха.

— Могу даже точно процитировать твои слова: «Ты просто боишься, что останешься старой девой, и не можешь перенести, что я выхожу замуж».

Энн затрясла головой и сконфуженно рассмеялась.

— Поверить не могу, что наговорила тебе таких гадостей. Прости меня, Беа.

Беатрис легкомысленно отмахнулась, избавляя Энн от дальнейших извинений.

— Все это уже в прошлом, пронеслось, как вода под мостом.

— Кстати, о воде. Он хочет, чтобы я отправилась с ним в «Морской Утес».

— В его дом? Одна? — Беатрис сделала большие глаза, но было видно, что она в восторге от этой идеи.

— Я подумала, что ты могла бы поехать со мной, — сказала Энн, не обращая внимания на выражение разочарования, появившееся на лице подруги. В качестве разведенной женщины, Энн имела теперь значительно больше свободы, чем в то время, когда она была не замужем. Прежде она и подумать не смела о том, чтобы подняться на яхту Генри без сопровождения, а сейчас она могла почти совершенно спокойно поступать, как ей заблагорассудится. В данном случае своей репутацией рисковала только Беатрис, и Энн тут же пожалела о сорвавшемся с ее губ предложении и с облегчением услышала ответ подруги:

— Но я бы только помешала тебе. Подумай о том, как далеко ты сможешь продвинуться в выполнении нашего «плана», оставшись с ним наедине!

— Я знаю, что эта поездка была бы рискованной для тебя, но я подумала, что моя репутация окончательно погибнет, если я поеду одна, — сказала Энн, делая вид, что пошутила. Правда была в том, что она боялась остаться наедине с Генри, боялись, что ее воля совсем растает в лучах его очаровательной улыбки.

— Ах да, что подумают люди о «снежной королеве», если она отправится в увеселительную поездку на, яхте со своим бывшим мужем? — рассмеялась Беатрис так заразительно, что не заметила, как Энн схватила, подушку и опомнилась только тогда, когда во рту у нее уже было полно перьев.

* * *

— Ты зашел слишком далеко, Генри. Чего ты надеешься добиться, показав, Энн «Морской Утес»? Ты ожидаешь, что она падет к твоим ногам?

Алекс и Генри сидели в Клубе в окружении множества мужчин, сбежавших с Пуловского пикника от своих жен, продолжавших наслаждаться экстравагантностью и роскошью празднества. Большинство разговоров вертелось вокруг того, что неплохо бы утереть нос этому Пулу и как можно это устроить, поскольку мужья точно знали, что жены непременно потребуют от них чего-нибудь подобного. Алекс растянулся в кресле, сложив руки на своем плоском животе. Генри сидел, опершись локтями о маленький столик, разделявший друзей, запустив пальцы в свои густые волосы.

— Я не хочу, чтобы Энн пала к моим ногам, — сказал Генри, обращаясь к столу. — Я хочу, чтобы она поняла, почему я так поступил.

Алекс с мученическим видом закатил глаза.

— И что ты ей скажешь? Покажешь пальцем на «Морской Утес» — вот, мол, причина, по которой я разрушил твою жизнь? Откровенно говоря, Генри, если бы я оказался на ее месте, я бы не знал, убить тебя или посмеяться над тобой. И почему это у тебя вдруг возникло странное желание — во что бы то ни стало вырвать у нее прощение?

— Хотел бы я знать, — усмехнулся Генри, потирая лоб. Потом он обхватил ладонями свой бокал с недопитым бренди и задумался.

Почему он не может оставить Энн в покое? Почему она или, скорее, то, что он сделал с ней, так беспокоит его теперь? На протяжении двух лет он обманывал себя, думая, что развод уладил все проблемы. Для него все прошло практически безболезненно, особенно учитывая тот грандиозный факт, что «Морской Утес» был спасен. Он получил такое богатство, о котором многие и мечтать не могут, он снова обрел свободу и пользовался успехом у самых красивых на всем восточном побережье женщин, занимающих высокое положение в обществе. Чего, казалось бы, можно еще желать?