Саймон пропустил ее слова мимо ушей.

– А еще мне нужно купить кое-какие диски. Я оставил все свои записи в школе.

Это была неправда, но он хотел сходить с Салимой в музыкальный магазин. Интересно было посмотреть, что она выберет.

Продолжая болтать с ней, Саймон поджарил яичницу, пару ломтиков бекона, сделал тосты и поставил все это перед Салимой. Она чувствовала запах яичницы, однако, когда Саймон вложил ей в руку вилку, состроила непроницаемую гримасу.

– Ешь и одевайся. Потом пойдем прогуляемся.

Салима не поблагодарила его, но, когда начала есть, Саймон по лицу понял, что еда ей нравится. Какой, в сущности, она еще ребенок!

– Хорошая яичница, – в конце концов была вынуждена признать Салима. – Что, если я все-таки никуда не пойду?

Саймон понял: она нарочно дразнит его, но никак не прореагировал.

– Давай подумаем, какое наказание тебе за это положено? – Он решил перевести разговор в шутку. Так будет лучше всего. – Может, поджечь тебе волосы? Утащить у тебя твой любимый диск? Запереть в комнате и заморить тебя голодом? Насильно кормить брюссельской капустой?

– Вообще-то я люблю брюссельскую капусту, – улыбнулась Салима. Временами Саймон ей нравился, хотя и не совсем. Все-таки он не Эбби. Но он остроумный, этого у него не отнять. В школе она с ним практически никогда не общалась. Он жил в другом домике с мальчишками.

– Значит, ничего у меня не выйдет. А что из еды ты терпеть не можешь?

– Бобы. В любом виде.

– Отлично. Бобы. Запомню. Если не пойдешь со мной, будешь целую неделю есть одни бобы.

– Вы меня не заставите, – сказала Салима, неожиданно вспыхнув.

– Есть бобы?

– Нет, выходить на улицу.

– Могу. Я могу силой заставить тебя делать массу всяких ужасных вещей. Например, посоветовать мне, какие музыкальные диски купить. Что-то мне подсказывает, что ты многое знаешь о музыке.

– Я просто люблю петь, – сказала Салима, и лицо ее просветлело.

– Что именно?

– Все, что угодно. Я всегда любила петь. Когда пою, я чувствую себя счастливой, – призналась Салима.

Ее слова заставили Саймона улыбнуться. Кажется, он нашел ключик к тайному саду. Она сама протянула его.

– Ты умеешь играть на пианино? – спросил Саймон.

Салима отрицательно покачала головой.

– Никогда даже не хотела научиться. Я слишком ленива, – последовало очередное признание.

– А я умею. Мать заставляла меня играть на пианино каждый день. Кстати, это очень даже приятное занятие.

Он не предложил что-нибудь сыграть для нее. Салима, в свою очередь, не попросила. Через несколько минут она встала и направилась к двери, оставив на столе пустую тарелку. Салима съела все, что он для нее приготовил.

– Извини, – довольно резким тоном остановил ее Саймон, чего она никак не ожидала. – У нас самообслуживание, прошу об этом не забывать. Нужно поставить тарелку в посудомоечную машину.

Он сказал это как нечто само собой разумеющееся. Салима лишилась дара речи. Эбби никогда – все пять лет – не позволяла себе ничего подобного.

– Я не обязана это делать, – высокомерно заявила Салима.

– Нет, обязана, – просто сказал Саймон. – Ты не моя секретарша. Я не твоя служанка. Такие вот дела.

Он не стал упоминать о том, что выступил в роли повара. Для него было главным сформировать у Салимы полезные привычки, а их у нее пока раз-два и обчелся. Нет, конечно, Салима девушка воспитанная. Просто Эбби ее разбаловала, буквально сдувая с нее пылинки. Но эти дни прошли, и, похоже, к ее же благу.

– Мама не требует от меня мыть посуду. У нас есть экономка.

– Это не очень-то справедливо, тебе не кажется? Зачем нагружать ее лишними обязанностями? Чтобы ополоснуть тарелку и положить ее в посудомоечную машину требуется лишь пара секунд.

Салима на миг задумалась, затем взяла со стола тарелку, ополоснула и поставила в посудомоечную машину. Кстати, очень даже ловко. После чего с оскорбленным видом вышла из кухни и вернулась в свою комнату. Первый раунд выигран, подумал Саймон.

Ей не хватило духу сказать «нет», что хорошо. Через полчаса Салима вновь вошла в кухню. Из своей комнаты она слышала, что он все еще там. Саймон с радостью отметил, что она одета для прогулки – в джинсы и красную кожаную куртку. Она была хорошенькой, с длинными темными волосами и в темных очках, которые надевала, выходя на улицу.

– Отлично выглядишь, – произнес он с искренним восхищением. – Мне нравится твоя куртка.

– Мне тоже. Она красная, – ответила Салима, как будто Саймон этого не знал. Она была горда своим знанием. В свое время Эбби положила ей в карман куртки полоску бумаги с надписью, набранной шрифтом Брайля. «Красная» было написано на ней.

– Знаю. И еще у тебя классные очки. Ну, что, готова идти?

– Вроде бы да, – ответила Салима. – Куда мы пойдем?

– Сначала в музыкальный магазин. Есть тут такой поблизости?

– Я знаю один такой, недалеко от дома. Я всегда в нем что-то покупаю. Вообще-то обычно я скачиваю музыку из Интернета, но покупать диски тоже люблю.

– Это недалеко? – спросил Саймон. Салима кивнула. Он же остался доволен, что она наконец согласилась прогуляться. – А где твоя прогулочная трость? – спросил он, когда они подошли к двери.

Он имел в виду белую трость с красным наконечником, которыми обычно пользовались незрячие.

– Я ею не пользуюсь, – ответила Салима.

Саймон удивленно посмотрел на нее:

– Почему?

– Она мне не нужна. Когда мы выходили из дома, я брала Эбби под руку.

– Неужели тебе не хочется больше подвижности? Зачем тебе цепляться за меня?

– Нет, мне и так хорошо. – Она не хотела показывать окружающим, что слепа. Саймон же был убежден; если она отказывается от собаки-поводыря, ей нужно пользоваться тростью. Когда они вышли из дома, он спросил Салиму о собаке:

– Почему ты не хочешь ходить с собакой?

Они уже шагали по улице, и Салима держала его под руку.

– Ненавижу собак. В детстве меня укусила немецкая овчарка, а все собаки-поводыри этой породы.

– Неправда, есть и лабрадоры. Они славные и не кусаются. Собака могла бы подарить тебе больше свободы.

– Мне не нужна ни ваша свобода, ни ваша собака! – отрезала Салима, вновь замыкаясь в себе. Впрочем, длилось это недолго. Стоило им с Саймоном войти в музыкальный магазин, как она вновь оживилась.

Она выбрала для себя двадцать новых дисков – записи старых и новых рок-групп. Вкусы у нее были весьма эклектичные, но Саймон счел это даже оригинальным. Поход за дисками доставил удовольствие им обоим. Что ж, может, через музыку он сможет узнать ее ближе?

Главное, чтобы был результат.

После музыкального магазина он отвел ее в кафе. Салима заявила, что не хочет есть, но он настоял на своем, сказав, что умирает от голода. Что, разумеется, было неправдой. Однако Салима не стала капризничать. Сидя за столиком в кафе, они постоянно болтали – о том, что ее интересует, каковы ее жизненные воззрения, ее идеалы и принципы, о том, что отец почти не видится с ней, о карьере ее матери. Короче говоря, она сама положила ключи от царства к ногам Саймона.

Для Блейз день начался паршиво. Рано утром, еще даже не взбодрившись чашкой кофе, она столкнулась нос к носу с Саймоном. Он был в кухне еще до того, как она успела полностью проснуться. Она терпеть не могла вести по утрам разговоры. Даже с теми, с кем спала прошлой ночью. Раннее утро для нее – священное время. Сегодня же в ее жизнь вторгся посторонний человек. Вторгся в тот самый миг, когда протянул ей чашку кофе и все испортил.

Затем не пришла ее парикмахерша. Ее заменили другой, но новая сделала черт знает что с ее головой, и Блейз, выходя в эфир, была убеждена, что выглядит как огородное пугало.

В довершение всех бед, после утреннего эфира она заметила, что Сьюзи Кью беззастенчиво строит глазки одному из директоров телеканала, который оказался в студии. От одного только вида этой нахалки Блейз сделалось нехорошо. Она даже испугалась, что ее вырвет.

Остаток дня прошел ничуть не лучше. Талли был в отпуске, и ей выделили водителя, которого она не любила. Вечером, когда Блейз, по причине дорожных пробок, добралась до дома на час позже обычного, ей хотелось одного – принять ванну и поскорее лечь спать. Вместо тишины ее встретил грохот стереосистемы, которой сама она никогда не пользовалась. Все понятно: это Салима слушает музыку. Из кухни доносились голоса. Блейз с недовольным лицом направилась прямо туда.

– Что вы тут делаете? – строго спросила она у Саймона. День заканчивался так же, как и начался: Саймоном на кухне.

– Готовим ужин, – спокойно ответил тот. На нем был передник. Салима подавала ему нужные ингредиенты. Их день прошел на славу. Салима научила его отличать стиль «рэгги» от «ска». Выяснилось, что она, как и Саймон, любит джаз и блюз. Они купили массу новых записей. Правда, песня, которая в данный момент доносилась из стереосистемы, не относилась к разряду любимых песен ее матери.

– Ужин будет готов через десять минут, – добавил Саймон. – Или чуть больше, если вы не очень торопитесь.

– Я же сказала вам, что не нужно готовить ужин, – оборвала его Блейз. – И вообще, я не голодна.

Последняя фраза прозвучала довольно грубо.

– Зато мы проголодались, – спокойно возразил он. – Мы можем поесть и одни, без вас.

Блейз гордо направилась в свою комнату. Саймон поставил в духовку суфле. Салима сидела с ним рядом.

– Кстати, что вы там такое готовите? – обернулась Блейз. Вопрос прозвучал с неподдельным интересом – запах был и впрямь аппетитный.

– Увидите. Надеюсь, вам понравится. Это старинный семейный рецепт, который я выведал у одного парижского повара. В моей семье никто, кроме меня, не умеет готовить. Стряпня моей матери вас точно свела бы в могилу, за исключением разве что кровяной колбасы. Ее я очень люблю.

– Фууу, – поморщилась Салима. После музыкального магазина они зашли в мясную лавку, и теперь Саймон готовил «жиго», баранью ногу, богато сдобренную чесноком. Дразнящий запах проникал даже в комнату Блейз, чем действовал ей на нервы. Тем не менее, вымыв лицо и руки, она вернулась обратно в кухню. Ей было любопытно взглянуть на вынутое из духовки суфле. От удивления у нее вытянулось лицо.

Стол был накрыт на троих. Саймон поручил сделать это Салиме. Та призналась, что последний раз делала это в детстве. Еще до того, как ослепла, предположил Саймон. Последние одиннадцать лет она вообще ничего не делала по дому.

– Вы приготовили суфле? – удивилась Блейз. Когда они втроем сели за стол, она даже немного смягчилась. Что ни говори, а суфле получилось превосходное. Все взяли добавку. Что касается «жиго», то оно, как говорится, было пальчики оближешь. В качестве гарнира Саймон приготовил картофельное пюре и салат; на десерт были поданы фрукты. В общем, ужин получился выше всяческих похвал.

– Я как будто побывала в дорогом ресторане, – вынуждена была похвалить повара Блейз.

Такого вкусного ужина она не ела давно. Настроение мгновенно улучшилось. Впрочем, не у нее одной. Все трое сидели за столом, сытые и довольные. Специально для Блейз Саймон приготовил мятный крюшон.

– Где вы научились так прекрасно готовить? – спросила она. Ей действительно было интересно. Саймон оказался человеком многих талантов, кстати, все они приятно удивляли. Наверно, зря она была так нелюбезна с ним, причем нелюбезна – мягко сказано. И еще она заметила, что Салима как будто смягчилась и к Саймону относится гораздо теплее. Не дай бог, еще влюбится в него. Даже к лучшему, что она хотя бы не видит, какой он красавец. И слава богу.

– Я учился в школе поваров в Париже, – ответил он. – После колледжа и перед университетом. Мне всегда хотелось овладеть искусством кулинарии. Обожаю готовить.

– Где именно вы учились?

– В «Кордон блю», – честно признался он. Блейз рассмеялась.

– Тогда все понятно. Вам стоило бы открыть ресторан, а не преподавать в школе.

– Мне нравится и то и другое, – признался Саймон. – Люблю готовить для друзей. Для меня это своего рода отдых.

– Что ж, сегодня был потрясающий ужин, – сказала Блейз, вставая. Салима тем временем взялась помогать Саймону убирать со стола посуду. Блейз оторопела: не иначе как это тоже влияние Саймона. Впрочем, она не стала ничего говорить на этот счет. В том, чтобы убрать со стола тарелки, нет ничего постыдного, да и выглядит Салима сегодня куда веселее, чем накануне. Блейз подозревала, что дочь по-прежнему скучает по Эбби. Хорошо уже то, что она больше не цапается с Саймоном.