В этом случае она, конечно, потеряет дополнительное время. Но кто поручится, что рейс из Ниццы вообще состоится? Она больше не верила ни единому слову представительницы «Эйр Франс». История уже не раз подтверждала правоту Блейз. Тем более что на этот раз это был вовсе не каприз с ее стороны. Она просто обязана улететь домой! Блейз скорее заставила бы ждать президента США, чем опоздала бы на концерт дочери, не говоря уже о том, чтобы вообще его пропустить. При этой мысли она даже вздрогнула.

В очередной раз сверившись с компьютером, девушка за стойкой сказала, что через десять минут есть рейс в Париж, причем посадка еще не закончена. Однако, поскольку багаж Блейз уже отправлен на прямой рейс до Нью-Йорка, ее не могут посадить на самолет до Парижа, пока не решен вопрос с ее багажом.

– Вы хотите сказать, что я не могу вылететь в Париж? Ну, хорошо, возвращайте мой багаж. Но только на какой рейс вы меня тогда посадите?

– У нас есть рейс в Париж через час.

– Отлично, – сказала Блейз и мысленно велела себе успокоиться.

– К сожалению, все места на него уже распроданы, кроме одного, в эконом-классе, причем в заднем ряду. Оно вас устроит? – со злорадной улыбкой спросила девица, довольная тем, что может наказать строптивую пассажирку за то, что она портит им кровь.

– Устроит, – не моргнув глазом, ответила Блейз. Девица пробежала пальцами по клавиатуре компьютера, затем покачала головой. Блейз же с трудом сдержалась, чтобы не задушить эту гадюку за стойкой.

– Извините. Компьютер допустил ошибку. Это детское кресло. Свободных мест на этот рейс нет.

– Скажите, можете ли вы переправить меня в Париж, а оттуда в Нью-Йорк?

– У нас есть рейс в три часа, – холодно ответила представительница авиакомпании. – В Париже вы можете пересесть на наш рейс, вылетающий в аэропорт имени Кеннеди.

– И когда он там приземлится? – процедила сквозь зубы Блейз.

– В семь пятьдесят пять по местному времени.

Иными словами, в восемь. Блейз быстро произвела в уме подсчеты. Если она приземлится в восемь, то получит багаж и пройдет паспортный контроль не раньше девяти. Это значит, что до города она доберется лишь в десять. И никакого концерта.

– Мне это не подходит, – сказала Блейз. Самообладание постепенно изменяло ей. – Скажите, в какой другой город вы можете меня доставить? Лондон, Цюрих, Франкфурт. Куда угодно. Но я должна быть в Нью-Йорке к шести часам, а значит, мой самолет должен приземлиться не позже четырех.

К этому времени в Ницце был уж час дня, и никакого прямого рейса пока не предвиделось. На него еще даже не объявили посадку.

– Все равно снимите мой багаж с этого рейса.

– У нас сегодня бастуют грузчики. Не все. Всего лишь каждый третий.

Все понятно. Добро пожаловать во Францию.

– Отлично! – К этому времени Блейз была готова придушить первого встречного. Да что там! Она была готова бросить чемоданы во Франции, лишь бы поскорее вернуться домой – с ними или без них, какая разница!

Но даже это было невозможно, так как противоречило правилам.

Наконец объявили, что в два часа десять минут начнется посадка на ее первоначальный девятичасовой рейс, который теперь вылетит в три часа дня. Блейз в очередной раз произвела мысленные подсчеты. Самолет приземлится в Нью-Йорке в пять. В городе она будет в семь. В этом случае, о том, чтобы помочь Салиме подготовиться к концерту, не приходится даже мечтать. Самое большее, на что можно рассчитывать, – это успеть к началу концерта. Но если будут другие задержки, значит, все планы пойдут прахом. Несмотря на все свои благие намерения, Блейз пропустит концерт, к которому Салима готовилась целых полгода.

– Будем надеяться, что ваш обещанный трехчасовой рейс состоится, – сказала Блейз девице за стойкой.

– Можете не волноваться, мадам. Он непременно состоится, – процедила та сквозь сжатые зубы.

– Нет, вы сказали мне, что самолет вылетит в полдень, а до этого уверяли, что в девять часов утра. Однако он не вылетел ни в девять, ни в двенадцать. И если этот ваш чертов самолет еще не прилетел сюда из Парижа и никакой посадки в два десять не будет, обещаю вам, я закачу истерику на весь аэропорт, – произнесла Блейз, чувствуя, что вот-вот сорвется на крик. – Я должна успеть в Нью-Йорк.

– Вы успеете, мадам. Наберитесь терпения.

– Послушайте, – сказала Блейз, готовая на любую ложь, лишь бы только произвести на девицу впечатление. – Меня зовут Блейз Маккарти. Я работаю на международное новостное агентство. Сегодня вечером в Нью-Йорке у меня запланировано интервью с президентом Соединенных Штатов. И вы обязаны доставить меня туда.

Блейз была готова на что угодно, лишь бы попасть на самолет, летящий в Нью-Йорк.

Даже на откровенную ложь. Она не имела права подвести Салиму.

– Хорошо, мы посадим вас первой, – ответила девица за стойкой, как будто это что-то меняло. Самолет взлетит лишь тогда, когда все пассажиры займут свои места. Разница состояла лишь в том, что пассажирам первого класса полагалось шампанское. Жаль, что Блейз сейчас нельзя употреблять алкоголь. Бокал игристого вина наверняка помог бы ей снять раздражение и усталость. Такого жуткого дня у нее не было вот уже много лет. Теперь для нее самым главным было успеть на концерт Салимы. Блейз была готова заплатить за билет двойную цену, лишь бы только ей гарантировали, что она вовремя будет в Нью-Йорке.

– Скажите, мисс Маккарти, ваш багаж снимать с рейса? – спросила девица с дежурной улыбкой.

– Разумеется, нет. Мы ведь только что договорились с вами, что я вылетаю в Нью-Йорк этим рейсом. С какой стати снимать мой багаж сейчас, если вы не сделали этого раньше, когда я вас об этом просила. Вы же ответили мне, что у вас бастуют грузчики.

– Все верно. Они бастуют.

– Прекрасно. Оставьте мои чемоданы на этом рейсе.

Блейз отправила Салиме голосовое сообщение о том, что ее рейс задерживается, однако к началу концерта она успеет. Домой она заезжать не станет, а приедет сразу в концертный зал. Это она ей обещает, что бы ни произошло. Сейчас в Нью-Йорке семь утра. Блейз была уверена, что дочь еще спит. Но нет, ответ пришел в считаные секунды.

«Прошу тебя, приезжай. Ты мне нужна».

Эти слова пронзили Блейз слово кинжал. Внезапно к горлу подкатился комок тошноты. Ей выпало такое тяжкое утро. Ее до сих пор не отпускал страх, что вылет снова задержат.

– Обещаю тебе успеть к началу концерта, – послала она ответное сообщение.

«О’кей», – пришел ответ Салимы.

Блейз молила бога, что не обманет дочь.

После этого она с замиранием сердца ждала, когда же наконец объявят рейс на Нью-Йорк. Посадка началась в два пятнадцать, с опозданием в пять минут. Блейз устремилась к выходу на посадку и, когда наконец оказалась в салоне, буквально рухнула в кресло. Она отказалась от всего: от журналов, газет, туалетных принадлежностей, апельсинового сока и шампанского.

У нее возникло ощущение, будто она на базаре, где торговцы пытаются спихнуть ей свой товар. Взяв лишь бутылку воды, она сжалась в кресле в комок, моля бога, чтобы посадка закончилась как можно скорее. Она отправила Салиме сообщение, что уже сидит в самолете, после чего, не дожидаясь ответа, выключила телефон. В три пятнадцать самолет медленно выкатил на взлетно-посадочную полосу. По идее, в это время Блейз уже должна была прилететь в Нью-Йорк. Сложись так, как она планировала, все было бы прекрасно. Сейчас же она не была ни в чем уверена.

Наконец самолет оторвался от взлетно-посадочной полосы и взял курс на Нью-Йорк. Блейз ёрзала в кресле, то и дело поглядывая на стрелки часов. Впрочем, через пару часов она махнула на это рукой, понимая, что бессильна что-либо поделать. Когда они приземлятся в аэропорту имени Кеннеди, ей придется поторопиться. Тогда почему бы не вздремнуть в удобном кресле? Прежде чем закрыть глаза, она попросила стюарда организовать для нее по приземлении встречу, чтобы ей как можно скорее пройти паспортный контроль. Стюарду она тоже сказала, что у нее интервью с президентом. Поверил он ей или нет, неизвестно, однако пообещал выполнить ее просьбу. После этого Блейз недолго посмотрела какой-то фильм и наконец уснула. Проснулась, лишь когда начали разносить обед, к которому она, однако, почти не притронулась. Затем три разные стюардессы попросили у нее автограф. Она была не в том настроении, однако просьбу покорно выполнила. Все оставшееся время полета она каждые полчаса проверяла, сколько еще лететь.

– Мне казалось, во время полета вы нагоняете опоздание, – сказала она с тревогой в голосе.

– Все верно, но сегодня мы летим против ветра.

У Блейз было такое чувство, что она летит не просто против ветра, а против «Эйр Франс» и всей вселенной. С самого начала это был сущий кошмар: задержки рейса, ложь представителей авиакомпании. Впрочем, вряд ли это типично только для «Эйр Франс». В наши дни с таким безобразием можно столкнуться в любом аэропорту в любой части света.

Устроившись под пледом поудобнее, Блейз снова смежила веки и потрогала живот. Через несколько дней ее беременность перевалит на шестой месяц. Чтобы скрыть округлившийся животик, она уже начала носить свободные блузки. Правда, он пока заметен, если только внимательно присмотреться. Но вскоре его уже не спрячешь. В свое время, когда она была беременна Салимой, ей удавалось скрывать этот факт целых полгода, но затем все же пришлось признаться. Тогда Блейз была восходящей звездой телеканала, и все, узнав о ее беременности, пришли в восторг. Даже продюсеры. Тогда ей было всего двадцать семь. Интересно, что скажут сейчас, когда ей сорок семь и она не замужем. Вряд ли Зак обрадуется этому известию, тем более если своей беременностью она создаст проблемы для телеканала. И хотя она намеревалась сделать так, чтобы этого не случилось, тревога не отпускала. Зак вполне может попробовать найти ей замену и в результате получит вторую Сьюзи Квентин. Или – что еще хуже – вторую Блейз Маккарти. Но тут она бессильна что-либо поделать. В любом случае Блейз будет вынуждена взять несколько недель отпуска. Разгладив на животе блузку, она откинулась на спинку кресла и принялась «умолять» самолет поскорее прилететь в Нью-Йорк. Пока что тот выдерживал график полета. Единственная задержка могла случиться на подлете к аэропорту, если им не сразу разрешат посадку по причине метеоусловий или же большого количества других самолетов. Тогда вместо того, чтобы приземлиться, они будут нарезать в воздухе круги.

Незадолго до посадки Блейз выпила чаю и немного перекусила. Ей принесли фуа-гра, копченого лосося, сыр и шампанское. От шампанского она отказалась, а вот фуа-гра и сыр съела с удовольствием. Через двадцать минут объявили посадку. Стюардессы убрали все лишнее и попросили привести спинки кресел в вертикальное положение. Блейз отправилась в туалет причесать волосы. Внезапно до нее дошло, что на концерт дочери она явится в темно-синих льняных брюках, белой блузке – той самой, что сейчас на ней, и в босоножках. У нее не будет и получаса, чтобы заехать домой и переодеться. Она быстро почистила зубы, причесалась, накрасилась и, когда вернулась на место, выглядела просто шикарно. Даже в дорожной одежде она смотрелась настоящей звездой. Увы, то, что можно назвать шиком на Французской Ривьере, вряд ли назовешь шиком в Нью-Йорке. По крайней мере, Салима этого не увидит. Для нее главное – чтобы мать присутствовала на концерте. И Блейз молила бога, чтобы так оно и было.

Они приземлились в пять часов и одну минуту. Блейз уже ждал представитель «Эйр Франс». Она первой вышла из самолета, и они с сопровождающим едва ли не бегом бросились к стойке паспортного контроля. Представитель авиалинии дождался вместе с ней, когда она получит багаж, после чего они, сопровождаемые носильщиком, побежали дальше, к таможне. Впрочем, предъявлять ей было нечего. В пять двадцать девять она прошла таможню и выбежала из здания аэровокзала. Марк уже организовал для нее автомобиль, потому что Талли был с Салимой. Сев в машину, она тотчас отправила дочери сообщение. Вернее, попыталась отправить, потому что, к своему ужасу, Блейз обнаружила, что за время полета телефон разрядился. И теперь Салима оставалась в полном неведении относительно того, что ее мать уже в Нью-Йорке. Более того, уже сидит в машине и едет к ней на концерт. Тогда она попробовала позвонить ей с телефона в автомобиле, но сотовый Салимы был отключен.

Водитель умело лавировал посреди плотного транспортного потока. Час пик, с этим ничего не поделаешь. Когда они наконец подъехали к Линкольн-Центру, на часах было шесть сорок пять. Салима сейчас уже вовсю распевается. Блейз выскочила из машины и со всех ног бросилась через площадь к театру, на бегу показав швейцару билет, который догадалась положить в сумочку еще в Ницце. Какое счастье, что его не пришлось долго искать. Лючанна устроила ей место в первом ряду, вместе с Бекки и Марком. Когда Блейз, сияя улыбкой, опустилась в кресло между ними, то первым делом была вынуждена отдышаться, после чего подняла глаза на пустую сцену, на которой стоял один лишь рояль. После Салимы должны были выступать еще две студентки. Но ее дочь стояла в программе первой. Блейз едва успела к самому началу. Внезапно до нее дошло, что такое случилось в ее жизни впервые. Она ни разу так не торопилась домой. Что-то изменилось. Внезапно сама мысль о том, что она могла опоздать, показалась Блейз едва ли не преступной. Какая она все-таки молодец, что успела вовремя!