– Ма! – тихо позвала Кара, не успев вспомнить, что избегает встреч с ней.

Натали Хартли обернулась.

– Кара!

Обрадованная нечаянной встречей, она бросилась навстречу дочери и крепко обняла ее. Несмотря на свое неодобрение той жизни, которую предпочла вести ее мать, Кара очень любила ее и сильно тосковала по ней. Она старалась не думать о матери слишком много, потому что подобные мысли заканчивались, как правило, печалью и меланхолией. В выходные и праздничные дни ей приходилось особенно туго, и она часто оказывалась в доме Марсденов или у Алексы и ее отца, вместо того чтобы погостить у собственных родителей.

– Как поживаешь, ма? – спросила она, вдыхая знакомый цветочный аромат ее духов, который ассоциировался у нее с лучшими временами ее детства.

– Все хорошо, – ответила Натали, осторожно оглядываясь по сторонам. – А ты как? Довольна своей жизнью? Счастлива?

– Он тоже здесь? – догадалась Кара.

Ее мать не могла выйти одна даже в продуктовый магазин. Удивительно, как это он оставил ее одну у стеллажа с апельсиновым соком.

– Он пошел за газировкой, которую мы забыли взять. Давай быстро поговорим, пока он не вернулся. С тобой все в порядке, милая?

– Да, у меня все хорошо, – поспешно кивнула Кара.

– Моя девочка стала офицером полиции. Я так горжусь тобой!

Кара покраснела.

– Ма, я…

– Натали, идем! – раздался голос отца Кары, прервав ее фразу на середине.

Она хотела сказать, как тоскует по матери, как ей ее не хватает…

– Я должна идти, – погрустнела Натали и опустила плечи. Стараясь не смотреть дочери в глаза, она почти прошептала: – Я люблю тебя, моя девочка.

– Скажи ему, пусть подождет несколько минут. Мы просто разговариваем.

– Шевелись, детка! Пора готовить обед, – скомандовал отец Кары.

Она посмотрела на Грега Хартли. Он был все еще хорош собой – черные с проседью волосы гладко зачесаны назад, глаза горели гневом, когда он смотрел на жену, которая уже осторожно сделала шаг назад, отходя от дочери.

Она не стала здороваться с отцом. Честно говоря, у нее даже не возникло желания это сделать.

Он тоже намеренно игнорировал ее. Ему очень не понравилось, что она стала офицером полиции, но еще больше его взбесило то, что она не признала его родительскую власть, отказав ему в уважении и послушании, которых он так жаждал.

– Натали, немедленно иди сюда, – сердито рявкнул он, и та чуть не подпрыгнула от страха.

Отвернувшись от Кары, она медленно пошла к мужу, опустив голову.

Кара ненавидела его. Ненавидела то, как мать делала все, чего он от нее хотел, не думая о своих собственных нуждах и желаниях. Единственным способом не видеть ее постоянного унижения было жить отдельно, и Кара это сделала, несмотря на то что отсутствие матери и страх за нее стали для нее постоянной кровоточащей душевной раной. При этом мать ясно дала ей понять, что не хочет от нее никакой помощи. И тут Кара ничего не могла поделать.

Ей оставалось одно – помогать другим, тем, кто в этом нуждался. Спрятав свою боль, как всегда, поглубже, Кара закончила свои покупки, отвезла их домой и сделала уборку в доме.

В пятницу она провела больше времени в приюте, чем планировала, потому что Даниэла пребывала в полном отчаянии, узнав, что ей нужно будет закончить курсы повышения квалификации, чтобы восстановить лицензию помощника юриста. Это означало, что ей придется пробыть в приюте дольше, чем она ожидала. Молодая женщина чувствовала себя очень одинокой и начинала подумывать о том, чтобы вернуться домой, к бывшему сожителю. Кара разволновалась и долго разговаривала с Белиндой о том, чтобы как-то отвлечь мысли Даниэлы от возможного отъезда из приюта.

Хотя перед глазами Кары прошло немало женщин, приезжавших в приют и уезжавших из него, только Даниэла с ее печальными синими глазами напоминала ей мать. Рана от разрыва с ней была еще совсем свежа, и Кара сильно тосковала по матери.

К субботе депрессия уступила место радостному волнению перед свиданием с Майком. Все утро она провела в лучшем городском магазине женской одежды и купила себе новую юбку от Манчини по весьма умеренной цене. Леопардовый принт выглядел роскошно, укороченная длина выгодно подчеркивала ее стройные ноги, обычно скрытые форменными брюками или джинсами. К юбке она добавила свои любимые черные туфли-лодочки, черный шелковый топ на бретельках и кремовый приталенный блейзер.

Бросив последний взгляд в зеркало, она решила, что вполне готова отправиться с Майком на свидание.

Раздался звонок в дверь, и она, радостно вздохнув, пошла открывать.

– Привет! – с улыбкой сказала она вошедшему Майку и сделала шаг назад, чтобы полюбоваться им.

На нем были темно-синие джинсы и черная рубашка на сквозной застежке. Он был гладко выбрит и замечательно благоухал дорогим одеколоном. Это был самый сексуальный мужчина, которого она только знала.

– Привет, – без тени улыбки ответил он, входя в квартиру. Он был мрачен и замкнут, и от этого внутри Кары все похолодело.

– Готова? – сухо поинтересовался он.

– Да, осталось только надеть куртку и взять сумочку.

Сунув руки в карманы брюк, он ждал молча, не глядя на нее.

Кара судорожно сглотнула. Его приветствие оказалось совсем не таким, как она ожидала. Внутри ее нарастали разочарование и досада. Очевидно, ему не понравился ее внешний вид. Однако его мрачное замкнутое лицо заставляло ее думать, что дело не только в этом. Майк был совсем другим человеком по сравнению с тем, который подвез ее вчера домой и горячо поцеловал на прощание, пообещав остаться на ночь после визита к Итану и Фейт.

– Мм-м… что-то случилось? – осторожно поинтересовалась она, беря сумочку с пуфика.

– А должно было? – ледяным тоном отозвался он вопросом на вопрос.

– Именно это я у тебя и спрашиваю.

Дискомфорт Кары перерос в тревогу.

– Мы уже опаздываем, – мрачно сказал он, глядя на наручные часы.

– Ну и пусть.

Кара не собиралась никуда идти с Майком в таком настроении. Швырнув сумочку на пуфик, она резко сказала:

– Говори, в чем дело.

– Сегодня я был у матери, – многозначительно произнес Майк, глядя на нее ничего не выражающими глазами.

Так вот оно что!

– И что она тебе сказала?

– Ты и впрямь собираешься играть со мной в кошки-мышки? – раздосадованно проговорил Майк. – Ты прекрасно знаешь, что она мне сказала. Она поддерживала связь с моим биологическим отцом через Фейсбук, и ты это знала!

Последние слова прозвучали обвинением.

Внутри у Кары все сжалось, но она распрямила плечи и стала защищаться:

– Я не имела права говорить тебе об этом.

Она испытывала одновременно страх и чувство вины, поэтому замолчала, не зная, что сказать дальше.

Майк медленно покачал головой.

– Я говорил с тобой об отце. Я не с каждым говорю о нем, включая родных.

Его глаза сверкали гневом и возмущением ее предательством, и от этого ее сердце билось все сильнее и больнее.

– Я знаю, – тихо сказала она, – и по-настоящему дорожу твоим доверием.

Она сделала шаг вперед, чтобы положить руку ему на плечо, но он отодвинулся от нее. Этот жест заставил ее вздрогнуть всем телом.

– Я умоляла твою мать все рассказать тебе, но она не хотела тебя расстраивать. Она настояла на своем, и я дала ей слово молчать.

– Да? Все так просто? – Он метнул на нее гневный взгляд. – Ты же видела, в каком противоречивом состоянии я был после разговора с судьей Бейнсом, и теперь ты говоришь, что дала слово молчать?

Она кивнула, понимая, что не может до него достучаться, поднимая собственное забрало.

– Мое слово значит для меня все. Честность у меня в крови.

– Все так банально? – приподнял он одну бровь.

– Вот именно. И знаешь почему? Потому что я знаю, что такое, когда не держат слово.

Майк с подозрением прищурился.

– Каждый раз мой отец клялся, что больше не поднимет руку на мать, – продолжала Кара. – Снова и снова он обещал, что не будет унижать и оскорблять ее, не будет командовать ею и бесконечно понукать, запрещать видеться с дочерью… – У нее прервался голос, но она заставила себя продолжить: – Он заставляет ее чувствовать себя ничтожеством, пустым местом. И всякий раз, когда он обещал больше этого не делать, он нарушал обещание. Все становилось только хуже.

Она скорее почувствовала, чем увидела его изумление. Напряженная атмосфера разрядилась, холодность Майка превратилась в сердечное тепло, но Каре не нужна была его жалость. Она хотела, чтобы он понял наконец, почему она, несмотря ни на что, выполняла данное ею обещание.

– Я очень рано усвоила, что единственное, что имеет значение, это способен человек держать свое слово или нет. Именно эта черта отличает меня от моего отца. Я ничего не говорила тебе о Рексе, потому что обещала Элле молчать.

Он подошел ближе.

– Кара…

Она покачала головой, не в силах поверить, что вечер, которого она так ждала, пошел наперекосяк. И все же она не винила Майка за то, что он разозлился на нее.

– Посмотри на меня, – попросил он заметно потеплевшим голосом.

Она не была готова выполнить его просьбу, но он мягко повернул ее к себе лицом.

– Кому, как не мне, знать, что такое не хотеть быть похожим на своего отца. Меня раздражало буквально все, я чрезмерно сильно на все реагировал. И вымещал свою злость на тебе, потому что не мог этого сделать со своим отцом.

Его обезоруживающая улыбка заставила растаять ее гнев и боль.

– Я хотела тебе сказать, – вздохнула она, – но не могла.

– Теперь я это понимаю.

И это было правдой. Весь его праведный гнев испарился после ее признаний. Эта женщина обладала способностью вить из него веревки, заставляя испытывать совершенно незнакомые ему чувства. У них оказалось намного больше общего, чем он предполагал. Оба стремились не только отдалиться от отцов, но и доказать себе, что они не похожи на своих родителей.

Он задумчиво провел рукой по волосам.

– Ну так что, едем?

Ему хотелось поскорее оставить позади ненужную размолвку.

– Мы помирились? – недоверчиво посмотрела она на него.

– Разве я похож на человека, способного долго обижаться?

– Вообще-то, да! – расхохоталась она.

Он закатил глаза в притворном негодовании. Напряжение ссоры было снято.

– Ну, поехали?

– Поехали, – ответила она, кокетливо склонив голову набок.

Обрадованная быстрым примирением, она потянулась за сумочкой.

Облегченно вздохнув, Майк наконец как следует рассмотрел чрезвычайно соблазнительную женщину, в которую превратилась Кара. Обычно стянутые в конский хвост длинные темные волосы теперь были распущены и струились по плечам, лоб обрамляли вьющиеся локоны, макияж был несколько ярче, чем он привык видеть. В сочетании с сексуальным нарядом все это произвело на него сногсшибательное впечатление.

Перед ним была не Кара – полицейский офицер, не Кара – домашняя девочка в джинсах и выцветшей футболке, а настоящая сексуальная соблазнительница, сирена, которая принарядилась специально для него, а он явился с обвинениями в сокрытии информации, вместо того чтобы восхищаться и любоваться ею.

– Я конченый осел…

– Заметь, это сказал ты, а не я. – Ее губы тронула удивленная улыбка.

– Но ты так подумала, я в этом уверен, – пробормотал он. – Ты прекрасна.

Она удивленно моргнула, но тут же расплылась в широкой улыбке:

– Спасибо.

– Именно это я должен был сказать с самого начала. Давай начнем сначала! – сказал он, беря ее за руку.

Он знал: рано или поздно им все равно придется обсуждать это дело, поскольку ему придется разыскивать своего биологического отца. Но сейчас важнее было совсем другое.

– Хорошо, давай, – медленно кивнула она и провела языком по губам.

Вот так просто они вернулись к обычным отношениям. Майк снова удивился тому, насколько отличалась Кара от других женщин, которые предпочитали ссориться ради ссоры. Тиффани особенно любила предаваться вспышкам гнева и раздражения, чтобы получить от него то, чего хотела. Ни одна женщина из тех, кого он знал, не говорила открыто о своих чувствах, вместо того чтобы держать их внутри до тех пор, пока они не вырвутся наружу. Кара не переставала удивлять его, и ему это нравилось.

Спустя двадцать минут они подъехали к дому на холме. Широко раскрыв глаза, Кара любовалась большим особняком.

– Какой замечательный дом!

Майк хорошо понимал ее. И Кара, и он сам происходили из семей рабочего класса, и, хотя Майк вырос в приличном квартале, его дом вполне мог поместиться в пруд позади особняка.