Саманта Джеймс - Идеальный герой

— Джулианна, — сказал он мягко. — Это так, ведь правда?

Ее щеки пламенели.

— Да, — сказала она еле слышно. — Да! — Она коротко всхлипнула и низко опустила голову, но он успел заметить, как навернувшиеся слезы превратили ее глаза в сапфиры.

Он сердцем ощущал ее ранимость. Дейн невысоко ставил излишнюю чувствительность и не потому, что он расценивал ее как слабость. Нет, но ему надо было убедиться в том, что для нее есть основания.

— Тс-с, Джулианна. Молчи. Все хорошо. Тебе нечего стыдиться.

— Я не стыжусь! — выкрикнула она.

Только теперь он осознал, что сжимает ее ягодицы и подтягивает ее к впадине между своими бедрами.

Его копье было все еще твердым, как сталь, поднялось и пульсировало. Пульсировало напротив впадинки на ее животе…

Он очень хотел опрокинуть ее на спину и дать волю желанию. Он хотел ее. Хотел ее с неистовой, яростной силой, от которой закипала кровь. Он хотел наслаждаться каждым дюймом ее тела, ее пленительной невинностью. Он жаждал услышать ее стон, когда глубоко войдет в нее и почувствует жар. И влагу, и тесноту ее тела, когда их обоих подхватит невидимая волна и понесет к кульминации.

Он мог соблазнить ее. Обольстить, довести до такого состояния, когда она будет страстно извиваться и трепетать в его объятиях. И она не остановит его. Он чувствовал, что она позволит ему делать с собой все, что он пожелает.

И это останавливало его, более всего остального останавливало.

Ослабив объятие, он откинулся на подушку. Лицо его искривилось в гримасе.

Джулианна коротко вздохнула.

— Дейн… — Молчаливый вопрос повис в воздухе.

Он издал долгий сдерживаемый вздох, а потом слегка приобнял ее. Положив голову на ее плечо, он зарылся подбородком в сияющие каштановые волосы, стараясь успокоиться.

— Просто позволь мне немного подержать тебя, — сказал он очень спокойно. — Просто позволь мне подержать тебя.

Когда Джулианна проснулась, через высоко расположенные окна в комнату падали последние слабые лучи света. Она долго не поднималась, потому что знала, что лежит одна. Дейн, смутно помнилось ей, встал с кровати раньше.

Откинув одеяло, она не помнила, когда он укрыл ее. Джулианна — опустила ноги на пол. Вид собственной обнаженной груди ошеломил ее. Она начала было натягивать на плечи лиф платья, но не стала этого делать, заметив на юбке пятна крови застреленного пса. Желудок ее взбунтовался, но она волевым усилием справилась с этим.

Сняв платье, она осталась перед тазиком с водой в одной утренней рубашке. От слез ее глаза опухли и болели, как будто в них попал песок. Джулианна намочила тряпочку и приложила к глазам. Холодная вода освежала, и она с сожалением отложила примочку в сторону.

Невозможно было не думать о происшедшем. Джулианна содрогнулась, вспомнив свою вчерашнюю вспышку. Она сожалела о ней и не знала, как вести себя дальше. То, что она наговорила Дейну, теперь представлялось ей проявлением слабости, а ведь она гордилась своей независимостью и непохожестью на жеманных и сентиментальных барышень.

Дейн, без сомнения, был другого мнения. Она все испортила. Что он теперь думает о ней? Считает ее слабой, инфантильной?

Но он отнесся к ней с таким пониманием, успокаивал, утешал. И… Боже, как было хорошо лежать, прижавшись к нему всем телом. Согреваться его теплом и ощущать себя защищенной от всех бед. Ничего подобного она никогда раньше не испытывала.

У нее заныло сердце. «Как это было бы хорошо, — подумала она тоскливо, — ночь за ночью лежать рядом с мужчиной, чувствовать его сильные руки, его объятия, и знать, что это навсегда. Ощущать его тепло, его нежность».

Ей стало нестерпимо больно, потому что этого она, вероятно, никогда не узнает.

Невосполнимость потери она ощущала всем своим существом.

Руки Дейна были такими теплыми! Сильные и нежные, его объятия давали пристанище и защиту.

А когда он целовал ее… Ах, когда он целовал ее! Разве можно было сравнить прикосновения холодных губ Томаса с тем, что делал Дейн. Когда ее поцеловал Томас, ничто не шевельнулось в ее душе, ничто не отозвалось в ее сердце. А пальцы Дейна, легко касавшиеся ее обнаженной кожи… Ее обнаженной груди…

Пусть простят ей небеса, но она не сожалеет об этом. И не скоро забудет. Ее пугала мысль, что ей никогда не забыть этого…

Она все еще стояла перед тазиком, когда дверь распахнулась. Его рубашка была испачкана землей. Она сразу поняла, что это означает.

Вопрос в ее взгляде не ускользнул от него.

— Закопал? Он кивнул.

В горле застрял комок.

— Спасибо тебе.

Поймав на себе его взгляд, она покраснела. Ее платье висело на спинке стула. Застыдившись, она схватила его, прижала к груди и повернулась к нему.

И застыла на месте.

В последних лучах угасающего дня он был так хорош, что у нее перехватило дыхание. Расстегнутый ворот рубашки открывал великолепную грудь, покрытую волосками. Она почти ощущала под пальцами его кожу, ровную и гладкую. Джулианна попробовала перевести взгляд выше, на его лицо, но это не принесло облегчения. Дейн сейчас не улыбался, но вовсе не был строгим. Она вспоминала, как горячо, как нежно он целовал ее, какими горячими и влажными были его губы на ее сосках. Ей стало жарко. А сейчас он смотрит на нее так неотступно и видит, как пылают ее щеки.

В замешательстве она повернулась к огню и услышала, как он подходит к ней сзади. Сердце у нее куда-то провалилось. Он подошел близко. Совсем близко…

Она вздрогнула, когда он притянул ее спиной к своей груди.

— Тебе не надо прятать себя от меня, Джулианна. Джулианна закусила губу. Она редко не находила что ответить, но это был как раз такой случай. Она чувствовала его дыхание у своего уха.

— Ты сердишься? — сказал он через какое-то время.

— Нет, — сумела произнести она, отрицательно покачав головой.

— Тогда почему ты не хочешь посмотреть на меня? В его тоне слышался мягкий упрек. Тонкие пальцы обхватили ее плечи. Он повернул ее к себе, по-прежнему держа руки на ее плечах.

Джулианна облизала губы и собралась с силами.

— Я не сержусь, — сказала она с нажимом. — Почему я должна сердиться?

Он поднял бровь. Его взгляд переместился на ее грудь. Она осторожно подбирала слова.

— Я оказалась в непривычной ситуации. Если честно, я не знаю, как вести себя в ней.

Что-то зажглось в его глазах.

— Любовь моя, — заметил он, — я думаю, это очевидно.

Его удивление возмутило ее.

— Не надо делать из меня дурочку! Дейн вздохнул.

— Умоляю тебя, перестань закрываться платьем! Несмотря на то что, по-видимому, у тебя в голове, я еще способен держать себя в руках.

— Да, это совершенно очевидно! Его глаза сузились.

— Хотел бы я знать, что это значит? Джулианна слишком поздно пожалела о своей вспышке.

Он смотрел на нее.

— Подожди-ка, — сказал он медленно. — Ты ведь не думаешь, что я не хочу тебя?

В голове у нее все смешалось. Она сейчас едва понимала, что происходит.

— Я сказала тебе, — слабым голосом призналась она, — я не знаю, что и думать.

Его беспокойство возросло. Что-то промелькнуло в его лице. К ее удивлению, он вырвал у нее платье, отбросив его в сторону, после чего неторопливо осмотрел ее с головы до ног. Она осталась перед ним в одном утреннем платье-рубашке, покрасневшая, но не намеренная дальше прятаться.

Он погладил ее по волосам.

— Ты знаешь, чего я хочу? — спросил он мягко. Джулианна, не отрываясь, смотрела на него. Его глаза были прекрасны. Словно хрустальные, они светились на бронзовом лице. В них были и свет, и тени, и жар желания.

Ее сердце бешено билось, пойманное в силки прекрасных глаз, на дне которых плясали золотые искорки. Она покачала головой.

— Все эти ночи ты, Джулианна, спала рядом со мной, а я лежал без сна и представлял тебя обнаженной. Я пытался представить, как это было бы — чувствовать твои теплые бедра, прижатые к моим. Между моими. Я хочу опрокинуть тебя на спину. Здесь. Сейчас. Я хочу трогать тебя. Чувствовать твое теплое и влажное тело. Целовать тебя. Ласкать языком. Везде, Джулианна. Везде.

Дрожь пробежала по ее телу. Все было как в тумане. Жаркие слова. Страстные слова. Она почти верила в то, что он говорил… Но нет. Конечно, нет. Конечно, он не мог испытывать к ней такие чувства.

Он смотрел прямо ей в глаза, точно хотел заглянуть внутрь ее.

— Это шокирует тебя, моя дорогая?

Спазм сомкнул ее горло. Какое-то время она не могла говорить. «О Бог мой, он действительно…» Она облизала пересохшие губы.

— Ты считаешь, что должно? — спросила она еле слышно.

— Может быть. — Он поймал ее руку. — Я весь горю, — шептал он. — Весь, но особенно здесь.

Его пальцы сжали ее. Он повел их ниже… ниже, пока они не легли на вздувшуюся плоть.

— Джулианна, я сгораю от желания. Мое тело в огне, мое сердце в огне.

Джулианна смотрела на него во все глаза. Он был серьезен и полон решимости. Сейчас ее сердце, казалось, перестало биться. Она ощущала увеличивающуюся выпуклость под своими пальцами — меру его нужды в ней. И это заставляло ее глаза расширяться, а ее сердце трепетать.

— Я чувствую то же самое, — совсем тихо проговорила она.

Дейн тяжко вздохнул. Ее глаза сияли, синие и решительные. Он заставил себя остановиться. Убрав ее руку, он пробормотал проклятие. Было невыносимо трудно видеть ее такой, почти обнаженной, потому что под тонкой тканью угадывалось прекрасное тело.

— Господи, Джулианна, тебе не следует так говорить!

Ее сердце вздрогнуло.

— Почему не следует? — прошептала она. Его смех показался ей недружелюбным.

— Ты не облегчаешь мне задачу. Я пытаюсь сохранить благородство.

Острая боль сдавила ей горло.

— Только благородный человек мог лежать рядом со мной много ночей и не… — Ее голос смолк, а глаза выразили то, что она не смогла произнести.

Его взгляд сверлил ее.

— Джулианна, — сказал он, скрипнув зубами. — О Господи!

Его рот, темный, жаждущий и ненасытный, прижался к ее губам. Когда он целовал ее, весь мир рушился под ее ногами. Ну и пусть он делал с ней то, что делал. Этот мужчина понимал ее, как никто другой. Да, он, казалось, хорошо знал, что ей нужно. Как сильно она нуждалась в том, чтобы ее оберегали и защищали. Чтобы в ней нуждались.

Кто она, уже не имело значения. И ей было все равно, кем он был.

Сейчас имела значение только его неутоленная страсть, которую она ощутила в его поцелуе. Неистово прижимая ее к себе, он без всякого усилия поднял и понес Джулианну к кровати. Она уцепилась за него. О протесте не возникло и мысли. Ей нужно было, чтобы в ней нуждались. Она нуждалась в нем, потому что он нуждался в ней.

В нетерпении он содрал с себя одежду, отшвырнул брюки и лег рядом с ней. Его широкие плечи заслонили свет от огня. Освобожденный от одежды, он казался еще больше.

Не в силах сдержаться, Джулианна прильнула к нему. Ее руки легли ему на обнаженную грудь. Она ощущала его тепло и силу. Кожа у него была горячей, как огонь. И ей вспомнилось, как он сказал:

«Я сгораю от желания. Мое тело в огне, мое сердце в огне».

В горле стало странно сухо. Их губы встретились. Слились. Его рот открылся шире, и он поцеловал ее так жадно и крепко, словно она получила ожог. Ее сердце билось так сильно, что ей было трудно дышать. Смуглая рука скользнула под ее платье-рубашку, пальцы один за другим сомкнулись на ее ягодицах. Сердце у нее остановилось. Он подтягивал ее бедра к своим, в пространство между ними. На мгновение увидев его возбужденную плоть, она перевела глаза на его лицо. Она боялась взглянуть на орудие его страсти, но могла чувствовать его. Сильная рука, обнимающая ее спину, крепко прижимала ее к нему, и она болезненно ощущала то, что находилось между его бедрами… Особенно внутри. Твердый и властный. И такой мужской.

Ей не хватало воздуха.

Дейн приблизил к ней свое лицо. Его пальцы погрузились в ее волосы, их глаза встретились.

— Ты боишься? — Его голос был низким и напряженным.

Она отрицательно покачала головой, ее глаза увлажнились.

— Не тебя, — доверчиво сказала она.

Что-то сверкнуло в его глазах. Что-то похожее на удовлетворенность. Он легко коснулся ее губ.

— Я хочу видеть тебя, — шепнул он в уголок ее рта. — Всю тебя, моя любимая. Всю тебя.

Она понимала, что он делает. Это было путешествие в мир страсти, и он будет ее проводником. Но этот первый шаг должна сделать она.

Она села, чувствуя, что сердце переместилось к горлу, и взялась за подол сорочки. Шелест ткани… И она обнажила свое тело.

Наверное, она обнажила и свою душу.

Она не двигалась и кожей чувствовала его взгляд, медленный, оценивающий, обжигающий. Под этим взглядом грудь ее налилась и сделалась твердой. Огонь полыхал в ее крови.

Это не должно было произойти по многим причинам, но ни его, ни ее, казалось, уже ничто не заботило. Она предложила себя ему. В дальнем уголке ее сознания оставалось изумление. Ошеломленность собственной смелостью. Ну и пусть! Лондон остался далеко. Они были одни. Никого рядом, только два человека — он и она. Они могут делать все, что хотят. Никто не увидит, никому до этого нет дела. Никаких сплетен, намеков, ехидных замечаний. Некому шептаться за спиной, бросать сострадательные взгляды, которые она ненавидела всей душой. Не надо беспокоиться о том, что подумают другие. Только ее желание имело значение.