Жасмин Майер - Идеальный мерзавец

Как эти рассуждения сочетаются с моими утверждениями о том, что любви не существует? Очень просто. Существуют привычка, комфорт и родство душ, хороший секс и схожий юмор. А еще природа постаралась сделать так, чтобы род человеческий не прервался из-за собственного эгоизма, которого в нас хоть отбавляй.

Даже нескольких пунктов из списка уже вполне достаточно для того, чтобы не проводить жизнь в одиночестве, а вполне с комфортом с человеком, который просто раздражает тебя чуть меньше, чем остальные.

Да, эволюция расселила нас из племенных пещер в комфортабельные индивидуальные коробки из бетона, но кое-что по-прежнему осталось без изменений. Человек вообще стайное животное, если вы забыли. А женщина в период беременности и родов настолько уязвима, что потребность в защите заложена у нее на подкорке, как и инстинкт продолжения рода. Мужчину же природа наделила потребностью защищать и рвать на куски тех, кто смел посягнуть на принадлежащее ему, и за что мы и получили мышцы и опять же стальные яйца.

Да и потенциальным детям, которые случайно или запланировано родятся в таком союзе, тоже нужна семья. Только ленивый психоаналитик не писал об этом.

Мне хватает мозгов, чтобы понять это, а здоровый цинизм только помогает взглянуть на основы нашей жизни непредвзято.

А вот Юре, похоже, нет.

А еще он зачем-то носится с новомодными веяниями относительно брака, которые поймут и простят мужчины, но никак не женщины. Женщина после шести лет отношений не воспримет с радостью новость о том, что мужчина еще не определился. И будет права.

Пусть нам и нужно больше времени, чтобы обмозговать щекотливую тему брака, но если женщина дорога, пожав плечами, прогуляемся до ЗАГСа, по дороге вспоминая и про эволюцию, и про пещеры, и про приятный процесс сотворения наследников.

Даже я там был. И выжил. И даже был счастлив. Правда, недолго.

Но это уже другая история.

Слезы Веры высохли. Она стояла и обнимала меня, а я обнимал ее. Она сказала, что хочет меня.

А я обнимаю ее так, как будто могу переспать с ней. Но я не могу. Только не с ней, пусть и сводит зубы от желания.

Но и отпустить от себя тоже не могу.

— Когда ты улетаешь?

Волны, пока мы стояли, уже добрались до моих джинсов. Теперь ниже колен они полностью мокрые. А в теплом батнике мне довольно таки жарко под прямым полуденным солнцем, но я все равно не сдвигаюсь с места и продолжаю ее обнимать.

— Через четыре дня, — отвечает Вера.

Если бы я захотел, она бы осталась. Я даже знаю, как сделать так, чтобы она захотела и осталась. Знаю, чем мог бы заниматься с ней в каждый из этих оставшихся дней и после.

Но Вера не спрашивает, когда улетаю я.

Умница, девочка. Я в тебе не ошибся.

— Хочешь еще побыть на пляже?

— Нет.

— Тогда идем, провожу тебя до дома. Сменишь мокрые вещи на сухие, а я пока схожу домой и переоденусь сам. Потом заберу тебя и мы сходим в таверну, о которой я говорил в самолете. Согласна?

— Да.

— Хорошо, — кивнул я, продолжая ее обнимать.

— Да… — повторила она, не разжимая рук. — Хорошо…

Вера

Приняв душ, я пересмотрела вещи, которые запихнула в чемодан. Ничего выдающегося. Пара футболок, рваные джинсы, шорты, два сарафана, один из которых уже промок до нитки. Теплая водолазка на всякий случай и джинсовая куртка, которую сняла с себя еще в аэропорту и спрятала после в чемодан. Кеды и шлепки для пляжа. Купальник вообще не в счет. Однообразные трусики и два сменных лифчика. Белый и черный. В общем, без изысков.

Хотелось выглядеть сегодня по-особенному, но выбирать-то и не из чего.

Размышляя, высушила волосы, но так и не уложила их обязательным утюжком. В обычной жизни я всегда выравнивала волосы, придавая каре аккуратную форму, но сегодня… Сегодня я решила побыть плохой девочкой, позволив высокой влажности самой довершить образ.

Кончики волос не стали долго ждать. Я успела только натянуть джинсы, а они уже завились, кто куда.

Что там еще делают плохие девочки?… Нет уж, трусики они все-таки носят. В этом случае без меня. Да и оставаться без белья, если буду в джинсах, не очень комфортно.

А вот бюстгальтер… Когда я подошла к зеркалу в ванной, то успела натянуть джинсы и только. Придирчиво изучила грудь, чего не делала, должно быть, со школы. Сколько себя помню, с тех пор, как выросла грудь, я всегда нервничала из-за того, насколько сильно выделяются мои соски под одеждой, поэтому, даже учитывая небольшой размер груди, всегда пользовалась бюстгальтером.

А вот сегодня… После вчерашней ночи я уже не была той хорошей девочкой.

Выудила из чемодана серую майку, как сейчас говорят, алкоголичку, и надела на голое тело. Покрасовалась в зеркале, прикинула и так, и эдак и завязала края футболки в узел под грудью.

Соски сильно выделялись под тканью. И чем больше я смотрела, тем сильнее.

Закатала джинсы выше щиколоток, обула кеды. В последний раз мазнула по губам гигиенической помадой. Еще со вчерашней ночи, после долгих поцелуев под луной, мне жгло губы. Вот уж не думала, что такой, как Марк, станет просто целовать меня так долго и даже не проявит настойчивость, чтобы зайти дальше.

В туалете аэропорта он чудеса выдержки не проявлял.

Взяла мобильный, проверила входящие вызовы. С оторопью поймала себя на мысли, что уже не жду звонков от Юры. Он не смог бы дозвониться на кипрскую симку, но по-прежнему мог связаться со мной по мессенджерам, которые работали от домашнего вайфая.

Юра этого делать не стал.

Прижала телефон к груди.

Что я делаю, боже? Правильно ли поступаю после увиденных снимков? Я узнала рыжие волосы, рассыпавшиеся по голой спине. Ниже были очертания ягодиц в недвусмысленной позе. И живот мужчины.

Марка.

У меня мороз по коже от этих кадров. От того, насколько извращенным должно быть сознание, чтобы делать такие снимки. Делать не с целью развлечения, а чтобы отомстить женщинам.

Я-то приняла его секс с рыжей в туалете за простую утеху, а все оказалось куда сложнее. И ведь не забыл сделать снимки, несмотря на то, как быстро все прошло…

Меня раздирают на части противоречивые чувства, которые я ощущаю по отношению к Марку. Только вчера мне стало казаться, что я понимаю его куда лучше, как утром он, словно хотел доказать мне, насколько я ошибаюсь, продемонстрировал мне эти снимки. Они должны были убедить меня в обратном, и это его очередная попытка оттолкнуть меня.

Судя по тому, что по итогу он пригласил меня в таверну, у него опять ничего не вышло. Но можно ли это считать свиданием?

Почему, несмотря на откровенные ласки вчерашней ночью, мне кажется, что он пытается относиться ко мне как… к младшей неразумной сестре?

И как объяснить ему, что мне не нужна его снисходительность?

Марк

Потоптался перед дверью, не зная, куда деть руки. Мать вашу, да я ведь нервничаю. Потом, наконец, постучал в дверь квартиры, которую снимала Вера. Ей повезло найти действительно хороший вариант временного жилья. Я напрягся, когда она вчера сказала, что пока живет вместе с каким-то Пашей, но сегодня он должен был вроде как съехать. Вот сейчас и проверим.

Дверь распахнулась.

О черт.

ЭТО ЖЕ ЕЕ ГРУДЬ.

Здравствуйте, с вами говорит автоответчик, потому что мозг Марка временно не доступен.

Серьезно, я даже не помню, о чем мы говорили, пока она собирала телефон, ключи и какие-то еще нужные женщинам вещи в небольшую сумочку. Кажется, я все-таки спросил про Пашу и убедился, что его нет в квартире. Даже в ванне шторку одернул, как будто он мог прятаться там.

Заодно умылся холодной водой. Хотя мне следовало, как минимум распластаться на антарктической льдине, чтобы остыть.

И ведь уже ничего не сделаешь. Не скажешь, Вера, надень, пожалуйста, лифчик, потому что твои твердые соски сводят меня с ума. Потому что я теперь только и могу, что представлять, как задираю это тряпку, которая прячет от меня этих красавиц и которую я не могу даже толком разглядеть.

Хотя лишь пару часов назад я видел ее на пляже, в одном купальнике, теперь, одетая, она нравится мне еще больше. Есть определенное удовольствие в том, чтобы сначала увидеть женщину одетой, точно зная, что после сможешь ее раздеть.

В нашем случае раздевание вряд ли вышло бы неспешным. Я бы просто сорвал зубами эту серую преграду и…

Спокойно, дружище.

Думай о старых сморщенных киприотах на пляже. О том, как все отвисло и болтается в штанинах шорт до колен.

Почему-то мне кажется, что Вера раскусила мою тактику держать ее рядом эти четыре дня, что она проведет на Кипре, но при этом оставаться по-прежнему на расстоянии.

Иначе не оделась бы настолько провокационно. Хотя, знаете, вроде ничего такого — кеды, пацанские джинсы, которые даже не обтягивают. Футболка, под которой ничего нет. Растрепанные, как после постели, короткие волосы. И улыбка.

Спасибо Господи. Я все-таки способен вызвать у нее улыбку.

Когда мы покинули квартиру, дела резко ухудшились.

Пока шли по набережной, я готов был выколоть глаза каждому встреченному мужчине. Пришлось даже взять Веру за руку, потому что однажды стоило ей остановиться возле какого-то цветущего куста, чтобы понюхать, к ней тут же подкатил чернявый киприот.

— Что ты делаешь? — рассмеялась она, когда я потащил ее за руку за собой от этого прилипалы, бросив ему пару крепких фраз на греческом.

А то ты не знаешь, Вера.

Не хочу, чтобы кто-нибудь еще представлял, как кусает, посасывает и облизывает твои соски. Правда, судя по довольному виду того киприота, именно этим он и будет заниматься сегодня вечером.

Черт бы его побрал! Может, вернуться и расквасить ему нос, чтобы жизнь малиной не казалась?

Кое-как дошли до таверны.

— Какая очаровательная куколка появилась в гостях у Иордаке! — громыхнул хозяин таверны, выплывая нам на встречу. — Марк, Марк, тебе как всегда везет.

И стреляет глазами, куда не следует. И бровями делает недвусмысленные движения. Вера зарделась, потому что не понять эти фразы просто невозможно.

Господи, надо с этим что-то делать. И скорее.

— Уже уходите? — опешил Иордаке.

— Марк? — удивилась Вера, когда я потянул ее на выход.

— Мы сейчас вернемся! — ответил сначала на русском, а потом сказал хозяину таверны: — Накрывай пока на стол, я очень голоден!

На улице Вера нахмурилась.

— Почему мы ушли?

— Нам надо решить одну проблему.

— И какая же это проблема? — прищурилась.

Скорей всего просто от солнца, но мне-то кажется, что она видит меня насквозь.

Еще и руки уперла в боки, выставив грудь вперед.

А теперь выкручивайся, Марк.

И это очень напоминает танец на раскаленной сковороде.

— Хочу сделать тебе подарок, — сказал я.

— Какой подарок? Марк, я тебя не понимаю.

Ой, юлишь, Вера, юлишь. Иначе не оделась бы так.

— Один. Подарок. Просто обещай, что не откажешься. И не уйдешь раньше, чем примеришь.

Нахмурилась еще сильнее. Даже испугалась.

— Ты ведь не думаешь о тех вещах, которые я нашла в твоем шкафу?

— Об анальных пробках?! — ахнул я.

Спасибо, Вера. Теперь думаю.

— Скажи, что нет! — стоит на своем. — Что не подаришь мне что-то вроде этого, потому что я…

— Замолчи, Господи, — шепчу едва слышно. — Просто замолчи.

Прикусила нижнюю губу.

— Нет, я говорил не о пробках. И не собирался их тебе дарить. Как ты вообще могла такое решить? Что я приведу тебя за руку выбирать… О Господи!

СТАРЫЕ ОБВИСШИЕ КИПРИОТСКИЕ ЗАДНИЦЫ, МАРК!

Марк

— Вера, можешь просто сходить со мной в магазин и… примерить мой подарок?

— Примерить?

Она не сдержалась, покрутила головой, явно сгорая от любопытства.

— Да, его придется примерить. Хотя я в принципе и на глаз могу определить твой размер.

Она застыла с приоткрытым ртом. Опустила глаза.

Бинго!

Именно их я и имею в виду.

Вера тут же стушевалась, скрестила руки на груди, взгляд устремила в пол. Ни дать, ни взять отличница, которая впервые получила двойку.

Шагнул ближе. Взял за подбородок, заставляя смотреть на себя.

— Пожалуйста, Вера. Иначе к концу вечера я превращусь в неадеквата, у которого слюна течет из приоткрытого рта. Или в серийного убийцу, который массово начнет выкалывать глаза мужчинам. А если сейчас ты пойдешь со мной, то мы сможем спокойно поужинать, даже, не опасаясь попасть на страницы криминальной хроники.