Он просил не думать о том, что я могу все исправить и стать для него единственной. Просить это одно, а вот не думать об этом — совсем другое. Все мы немного Красавицы, когда встречаем свое Чудовище.

Прошли мимо заполненного людьми парка — «Праздник вина», мимоходом объяснил Марк, хотя я не задавала вопросов. Он ведет меня дальше, мимо толп туристов, в руках которых вино и пластиковые стаканчики. Мимо заполненных террас и пустых столиков, мимо перекрестка, который ведет к его дому. Я уже примерно ориентируюсь в этом районе, но не задаю никаких вопросов. Просто иду рядом, обхватив его самого за талию.

Заканчиваются кафе по правую на берегу моря, и остаются позади толпы пьяных туристов. Фонари становятся все реже. Наша набережная, с которой мы не сворачивали, а шли все время только прямо, превратилась в тротуар, бегущий вдоль дороги. Мимо нас на полной скорости мчатся машины.

Уже темно, ноги, хоть и в лодочках, гудят от долгих прогулок и насыщенного событиями дня. Приятно тянет мышцы бедер. Еще бы, ведь в машине я разводила ноги даже сильнее, чем на любой тренировке в фитнесс-клубе.

А мы все идем. Впереди только ночь и серая лента полупустой трассы. С левой стороны дороги только темные холмы и какие-то тускло подсвеченные фонарями развалины.

Вдруг дорога упирается в высоченный блестящий отель, и Марк останавливается. Вход утопает в зелени, подсвеченной иллюминацией. Двери из темного стекла бесшумно разъезжаются, впуская нас в холл гостиницы. Только мельком замечаю ряд медных звездочек на фасаде, но не успею их пересчитать.

Зачем Марк привел меня именно сюда?

— Mister Bestujev? — округлив глаза, произносит девушка на регистрации.

Марк кивает и молча принимает ключ-карту, которую не спрашивая ни о чем практически молниеносно протягивает девушка. А паспорт? Регистрация? Разве у него не должны были попросить хоть какие-то документы, если бы он заселялся именно сейчас? И почему его узнали в лицо, как всемирно известного актера, например?

Швейцар у лифта с таким же благоговением произносит его имя на английском и знаком приглашает нас пройти в лифт. Марк по-прежнему ничего не отвечает этим людям, ограничиваясь кивком.

А я просто перестаю понимать происходящее.

Стеклянный лифт закрывается, Марк нажимает на кнопку последнего этажа, и мы взмываем вверх, мимо многочисленных этажей, номеров, людей, всё вверх и вверх.

— Поражаюсь твоей выдержке, — говорит Марк.

У него странное выражение лица: озлобленное, черты заострены, в глазах жестких стальной блеск, который я ни разу не замечала до этого.

— Ты сам просил не задавать тебе лишних вопросов.

Марк делает выпад. Еще секунду он стоял напротив, а теперь вжимает меня в холодную стальную стену лифта.

— Я могу остановить его и взять тебя прямо здесь, на глазах у всех, — говорит он.

Мы уже достаточно высоко, но это все равно не отменяет того факта, что внешняя сторона кабины стеклянная. Глаза Марка холодные, жестокие, таким же взглядом он смотрел на меня в аэропорту, но никогда не смотрел уже здесь, на Кипре. Верю, что он действительно может трахнуть меня прямо здесь, ведь не просто так говорил о парке, в котором он брал других, стоя у дерева.

Два дня нежности, страсти и поцелуев. Что ж, такой внезапной перемене есть лишь одно объяснение.

— Пытаешься снова быть мерзавцем, Марк?

Сминает мои губы, одной рукой задирая платье, и впивается пальцами в бедро.

— А ты не забывайся, Вера, — рычит он.

Вспыхиваю. Он как будто прочел мои мысли, в которых я рассуждала о превращении чудовища в принца. Действительно, что это я возомнила о себе? Два дня прошло, и два дня осталось. А молчание Марка всего лишь молчание, ведь ему не о чем говорить со случайной партнершей, с которой у него нет будущего.

Я нужна для секса. Он снова хочет указать мне место в своей жизни. Как будто я могла это забыть.

Лифт возвещает о том, что мы прибыли на последний этаж. Марк отпускает меня и идет вперед первым. Я медленно иду следом по мягкому ворсу бордового ковролина, мимо картин в тяжелых золоченых рамках.

Марк приставляет выданную на рецепции карту к замку, и дверь распахивается. Он галантно пропускает меня вперед, вставляет ключ-карту в специальный разъем у двери и в номере вспыхивает свет.

Огромный люкс встречает нас блеском и лоском: на полу мрамор, на стенах зеркала, в вазах живые цветы, хотя нас тут не ждали. Марк проходит внутрь быстрым шагом, не замирая на пороге с разинутым от удивления ртом, в отличие от меня. Он небрежно и даже немного зло отдергивает шторы, и распахивает стеклянную дверь, через которую в номер тут же проникает холодный ветер и грохот моря.

В дверь постучали, Марк тут же привычно и по-свойски откликнулся на английском и в номер незамедлительно вкатили тележку с фруктами и шампанским, а после парень тут же испарился, прикрыв за собой дверь.

Я не видела, чтобы Марк делал заказ.

«Я богатый мерзавец, Вера». Возможно, эта небрежно брошенная в кафе фраза, говорит о большем, о чем Марк не готов говорить открыто.

Марк молча открывает шампанское, бросает в один из бокалов клубнику и, наполнив игристым вином, протягивает мне.

Но терпкое сухое вино в шикарном номере, несомненно, дорогой гостиницы почему-то оставляет во рту привкус пепла и горячи.

Мы молчим. На повестке дня — секс и больше ничего, и Марк тщательно подчеркивает это своим поведением. Не дает мне забыться, вовремя возвращая с небес на землю. Чтобы я не принимала этот волшебный день за что-то другое, чем наше совместное времяпрепровождение не является и никогда не будет.

Смотрю на него через всю комнату, и в моих глазах начищенный до блеска металл, натуральное дерево и дорогой текстиль блекнут в сравнении с ним.

Место Марка Бестужева здесь, я чувствую это кожей на уровне инстинктов. Не в том пустом, полуобжитом и сыром доме, который он, вероятно, вовсе не снимает, как я могла подумать. Шлюхи ведь падки на деньги. Приведи он их в отель, где вышколенный персонал выстраивается перед ним на задних лапках, они бы не отстали от него так быстро.

Смотрю на его профиль и вспоминаю, как целовала его сегодня на пляже его, пока он лежал на спине. Касалась губами ровного лба, закрытых глаз, острых скул. Хищного острого носа. И последними были губы. Как он мог так измениться всего лишь за один день? И почему я совсем не хочу целовать его сейчас?

— Спасибо за вечер, — ставлю бокал на поднос и иду к двери.

Неужели он меня не остановит? Неужели вот так все и кончится?

— Почему ты уходишь, Вера?

Замираю у двери, уже коснувшись ладонью ручки.

— Разве это не то, чего ты добиваешься? — глухо спрашиваю, не оборачиваясь.

— Нет.

— Тогда зачем ты привел меня сюда?

Пересек комнату и коснулся моей руки.

— Не уходи, Вера.

— Ты изменился здесь. Почему?

— Ты здесь не причем.

— А кто причем?

Слышу, как Марк отвечает глухим надтреснутым голосом:

— Мое прошлое.

ГЛАВА 38

Марк

Я не был в этом отеле со дня собственной свадьбы. А сегодня сам добровольно пришел сюда. Еще и Веру зачем-то притащил с собой.

Как будто надеялся, что ее присутствие поможет стереть прошлое в порошок, превратит воспоминания в пыль и развеет их по ветру. Как будто рядом с ней, именно здесь, я снова могу верить. Во что верить? В то, что я потерял здесь. В этом самом номере для новобрачных.

Этот пятизвездочный отель на Кипре перешел в мою собственность сразу после свадьбы. С того дня я числился единственным владельцем этой недвижимости и жил на широкую ногу на доходы с этого места, но при этом всей душой его ненавидел.

Отель не был подарком на свадьбу. Он был наградой за мое молчание. Держи, Марк, дорогую игрушку, только никому не рассказывай о способностях твоей шлюхи-жены в технике глубокого минета.

Скандала не было. Я даже не вышвырнул того мудака с пятнадцатого этажа люкса, хотя хотел. Меня остановила мама. Не знаю, правда, кого она жалела больше.

Да, моя мать прибежала сразу после меня. Оказывается, она давно подозревала неладное. Почему не сказала раньше? Не представляю, как бы я поверил в ее рассказы, если бы не убедился в них собственными глазами.

Ради матери я и сбежал с пятнадцатого этажа, оставив ее саму разбираться с тем, что свежеиспеченная невестка только что отсосала у собственного свекра.

Да. Я знал, что у моего отца с моралью все плохо. Не знал только, что настолько.

Как понимаете, для меня быть мерзавцем — легко и просто, у меня хороший пример перед глазами, а еще отменные гены, перешедшие мне в наследство. Все мое детство я видел, как вокруг отца вьются женщины, но в полной мере осознал правду только, когда оказался на пороге свадебного люкса. И со спущенными штанами перед моей женой стоял не я, а он.

Положение наших породнившихся семей в обществе обязывало молчать до последнего. Страх перед скандалом связал нас по рукам и ногам. Терять лицо в глазах других мы не могли, хотя давно потеряли весь человеческий облик в глазах друг друга. Хорошая семейка, да.

Так что скандала не было — ни в прессе после, ни на банкете в тот же вечер, который просто продолжился без жениха и невесты.

Именно мама под покровом ночи сама отвезла меня в аэропорт. За руль меня не пустили, боялись, что не доеду. Не без основательно.

Той же ночью, я впервые зашел на борт самолета прямо в смокинге.

Никогда еще я не желал так сильно, чтобы самолет рухнул в Средиземное море, пока Боинг нес меня обратно в старушку Европу.

Марк Бестужев, отныне женатый рогоносец, чьи молитвы Господь Бог систематически игнорировал, успешно приземлился ранним утром в аэропорту «Шарль Де Голль». И ему потребовались не один год и не одна шлюха, чтобы, наконец, забыться.

Со временем, я даже переборол себя и стал регулярно летать на Кипр, хотя и держался в стороне от отеля. Мне нечего было там делать.

Ровно до этого дня.

Что и кому я хотел доказать, когда привел сюда, в этот номер, Веру? Клин клином вышибает? Разве не жестоко использовать ее в собственных целях, надеясь, что ее чистоты и наивности хватит на двоих? После всего, что я натворил, и особенно после ночи в «Савое»?

Но я не могу ничего с собой сделать. Я смотрю в ее большие темные глаза и думаю, что могу попытаться дать всему, что есть между нами, шанс. Что должен обмануть Веру в последний раз и промолчать, потому что проще отрезать самому себе язык, чем рассказать ей то, что причинит ей боль.

Я хочу доставлять ей только удовольствие. Хочу видеть, как она смеется в ответ на мои шутки. И не видеть в глазах этой острой обиды, с которой она сейчас смотрит на меня.

В ее глазах нет алчности. Нет внезапного интереса, который возник бы в глазах женщины при виде шикарного номера, и того, как меня безошибочно и сразу узнала мисс с рецепции. Нет ни одного личного и неуместного вопроса, потому что я просил ее не задавать их, и она уважает мое решение. Даже если оно в корне неправильное и уже причиняет ей боль.

— Я был женат, — произношу я впервые с того времени.

И меня накрывает, как при посттравматическом синдроме. Руки трясутся, а сердце взмывает к горлу. Чтобы протолкнуть его обратно, делаю глоток. Но пузырчатое пойло не то, что мне нужно. Открываю мини-бар и беру виски.

Ноль двадцать пять, но мне больше и не нужно.

— Жена изменила мне. Прямо на свадьбе.

Вера так и стоит на пороге. Только сжала собственные пальцы так, что они побелели. Напряжена и скована, потому что я же вижу, как ей хочется начать меня жалеть, но она сдерживается.

Ради меня.

— Что-то такое я и подозревала, — говорит она осторожно.

— Еще ты спрашивала, где я работаю? Ну вот. Это мой отель, — развожу руками. — На доходы с него я и живу. Как видишь, он прекрасно работает и без моего участия.

— Почему ты вдруг решил рассказать мне об этом?

Не в бровь, а в глаз. Рентгеновский луч тихо плачет в сторонке, когда эта женщина смотрит на меня большими темными глазами. Цепкий внимательной взгляд не даст мне увильнуть от ответа, да и хочу ли я снова юлить?

Ведь я уже привел Веру в отель, а не домой, потому что здесь это началось и здесь это должно для меня окончиться.

А врать и отрицать до последнего я буду только об одном. И это не ответ на этот вопрос, это отвратительная ночь в «Савое», которая стала для меня последней каплей. Вера никогда не должна узнать о ней.

Иначе я ее потеряю.

ГЛАВА 39