Жасмин Майер - Идеальный мерзавец

А еще теперь я знаю, что у нее на правой ягодице есть крупная родинка, сразу ниже тех соблазнительных ямочек на пояснице.

Бесшумно поднимаюсь с кровати, голым обхожу кровать и вытаскиваю из кармана джинсов телефон.

Она все еще не дала мне разрешения сфотографировать ее. Но я ведь плохой парень.

Отступив назад к окну и выбрав бесшумный режим, я делаю кадр.

Эта фотография — единственная, что я делаю этим утром, — очень сильно отличается от того, как раньше я фотографировал женщин. Покажи я женихам такую фотографию, они бы покрутили пальцем у виска и продолжили пить на свадебном банкете.

Это моя отчаянная попытка запечатлеть и заморозить идеальное утро.

После отодвигаю балконную дверь и выхожу из спальни на террасу. Утро нового дня. Четыре года назад я должен был стоять здесь, с кольцом на пальце, а за моей спиной в номере для новобрачных могла бы спать моя жена.

Можно ли шагнуть в эту воду дважды?

Море искрит и подмигивает, прохладный ветер заставляет поежиться, но солнце исправно выполняет свои обязанности, и даже на пятнадцатом этаже без одежды и босиком мне не холодно. Кристально-прозрачный горизонт искрит чистотой, и мне кажется, что я, как тот неправильный вампир, тоже вот-вот начну светиться на солнце. И все из-за Веры.

Я сейчас выше, выше того пятнадцатого этажа, на котором стою. И выше того, кем я был, когда четыре года назад бежал из этого номера, а после только падал все ниже и ниже.

А теперь взлетел, всего за одну ночь. Не слишком ли быстро? Ведь как бы сильно водолазам не хотелось подняться на поверхность, как бы сильно не задыхались они в холодной темной воде, под страхом смерти, к солнцу и свету они все-таки поднимаются медленно.

Я же за один лишь вечер оттолкнулся от дна ногами и на полной скорости вылетел к солнцу, не успев даже опомниться.

Что кричала та невеста, когда бросала под колеса моей машины? «В тот день, когда ты женишься, я буду рядом». Сколько таких угроз было в моей жизни? А сколько было женихов с похвальной реакцией, которым хватало беглого взгляда на глянцевую поверхность снимка, чтобы в тот же миг зарядить мне по физиономии?

А Марианна, которая вместо свадьбы получила скандал среди ночи и заплаканное опухшее лицо по утру?… Она ведь может быть где-то рядом.

Это мое прошлое, и нельзя недооценивать всю степень опасности, которое оно несет. Нельзя подставлять Веру под ударную волну, если однажды эта бомба все-таки рванет.

Мое прошлое — мне за него и отвечать.

Последний пятый день пролетел как одна секунда.

Вечером на пляже возле отеля, укутав Веру в плед, на единственном шезлонге, который работник пляжа так и не убрал, я спрашиваю ее, хочет ли она улететь завтра? Если нет, то прямо сейчас она может отменить бронь и остаться здесь навсегда, со мной.

Я даю ей выбор, хотя понимаю, что выбора, в общем-то, нет. Слишком много произошло и слишком быстро. И Вера, как я и предполагал, говорит, что не может отказаться от рейса. Ей нужно вернуться.

Она не привыкла бежать от прошлого, как это делаю я. Она хочет встретиться с прежней жизнью лицом к лицу, и это похвально. Это смелость, которой недостает мне, а из этой маленькой нежной фиалке решимость бьет фонтаном.

Вера говорит, что нашла в себе эти силы благодаря мне.

Я целую ее в висок, вдыхая аромат волос и кожи.

Если бы мои фотографии умели передавать еще и запахи, я бы фоткал ее каждую секунду этого чертового последнего дня: на пляже под солнцем, когда ее разгоряченная кожа источала запах йода, моря и крема от загара. В кровати, когда она остро пахла сексом. Под душем — ее кокосовым лосьоном для кожи и снова терпким запахом сексом, потому что это ее аромат удовольствия.

Я одновременно хочу и не хочу отпускать ее.

Как и раньше, я бы с большим удовольствием сбежал бы к чертям на кулички, прихватив с собой Веру, и пусть остальной мир горит синим пламенем. Моих денег хватит, чтобы она бросила работу, квартиру и все остальное, что у нее было в прошлой жизни. Но она сразу отмела эту возможность, сказав, что никогда не пойдет на этот шаг, и ради нее мне приходится стать лучше. Приходится вслух согласиться с ней, что любые отношения нужно прекращать с достоинством.

При этом ничто не мешает мне в сердцах материться.

А вслух я, конечно, соглашаюсь с тем, что она должна встретиться с Юрой. На душе кошки скребут, как представлю, что она заходит в их квартиру, в которой они прожили бок о бок шесть лет. Снова ложится с ним в эту постель…

Тут меня рвет на мелкие-мелкие части, как лист бумаги в шрёдере. И я достаю из портмоне визитку другого отеля и говорю Вере, что на ее имя там будет бессрочная бронь. Пусть приезжает в любой момент дня и ночи, с вещами и без. Плевать на вещи, в сотый раз повторяю я, в конце-то концов, рядом со мной в первые полгода ей даже трусики не понадобятся.

В ответ Вера смеется, пряча лицо в волосах.

— Какой же ты дурак, — говорит она и целует меня в щеку.

Кажется, она хотела сказать что-то иное, но для всего остального, о чем так хочется говорить вслух, слишком рано. А еще выстроенные за два последних дня отношения такие же зыбкие, как дымка над морем, и, даже отпустив ее, вечером в постели я вдруг опять уговариваю ее никуда не улетать, пока снова беру ее сзади, закрепляя, так сказать, эффект убеждения.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍Но Вера изворачивается, толкает меня на спину и забирается сверху, пригвождая к кровати.

— Разве… — шепчет она, медленно опускаясь, — у тебя… еще остались… — глубокая дрожь в голосе, а мой член снова в ней, — сомнения во мне?

Тонна сомнений, но не в тебе, Вера. В твоем Юре.

Но я никогда не начну говорить о другом мужчине во время секса. Насаживаю ее на себя сильнее, впиваясь пальцами в ее бедра. Плевать, если снова на ее прозрачной коже останутся синяки. Пусть увидит их и поймет, что эта женщина больше не принадлежит ему.

Подхватываю Веру и снова переворачиваю, чтобы быть сверху. Забрасываю ее ноги себе на плечи, и она громко стонет. Я должен заработать очки, пусть кончит столько раз, сколько еще не кончала за один только вечер.

Но она снова обхитрила меня, раздвинула ноги, обхватив меня за бедра, повисла на шее, вынуждая наклониться к ней. Впиваясь в губы, соприкасаясь и переплетаясь всеми частями тела. Этой женщине постоянно нужно меня целовать. Не сказать, чтобы я был против…

Но она ведь собирается исчезнуть завтра.

Бью сильнее, словно могу остаться в ней навсегда. Словно могу оргазмами и лаской переубедить эту честную фиалку совершить предательство.

Она не сдается. Ни в этот раз. Ни в следующий, под утро, после короткого сна, которого у меня и того не было, потому что я только курил и смотрел на нее, спящую в кровати, через стекло, а после пришел, разбудил спящую красавицу языком и пальцами и она кончила еще даже до того, как проснулась.

И на этот раз она произнесла мое имя.

Простонала, что такими темпами вообще не сможет ходить завтра, и я криво улыбнулся, потому что это даже лучше, не придется связывать, чтобы она осталась.

В этот раз я даже не кончил, потому что больше не мог. Изможденная оргазмами Вера, снова обвила меня руками и ногами, и снова провалилась в сон, хотя я из нее даже не вышел.

В полумраке, еще до рассвета, я уткнулся носом в ее шею, закрыл глаза, уверенный на все сто процентов, что из-за нервов ни за что не засну.

И в тот же момент отрубился.

Вера

— Я могу полететь с тобой, — снова напомнил Марк, обнимая за талию.

Мы стоим в очереди на регистрацию, и она выглядит бесконечной.

— Нет, не можешь, — отвечаю, целую его в губы. — Билеты на этот рейс все выкуплены.

— Есть другой, чартерный рейс.

Я посмотрела на него снизу вверх.

— И все-таки ты не доверяешь мне, — и это даже не вопрос.

Понимаю, что Марк сталкивался с изменами и предательством на каждом шагу и сам плодил то же самое своими отношениями с неверными невестами, и теперь попросту не может смотреть на мир иначе.

Может быть, еще и для того, чтобы убедить его, что жизнь это не только грязь, измены и ложь, я должна улететь сама и вернуться к нему тоже сама. Я не одна из них. Я честно расскажу Юре, что встретила другого, продлю отпуск за свой счет на работе и все объясню маме. В принципе, мне должно хватить всего несколько дней, а потом я снова вернусь сюда, на остров вкусной еды, холодного кофе и раздобревших котов.

И хорошего секса.

— Я честно пытаюсь, — отвечает Марк.

— И еще ты ревнуешь.

Это тоже не вопрос, это очевидно, по тому, как меняется в лице Марк стоит мне произнести имя Юры. Кажется, он невзлюбил его еще с той поездки в такси, когда благодарность за оргазм досталась кому-то другому.

— Стррррашно ревную, — цедит Марк. — Вечером я позвоню в номер. Пожалуйста, будь в отеле, Вера. Никаких останься на чай или я постелю тебе на диване.

Глупо спорить. Мне нравится мысль, что не нужно будет оставаться в той квартире, и что Марк предложил разумный и быстрый вариант, где я смогу переночевать. Я не спрашивала, принадлежит ли тот отель в городе ему или его семье. Семья — тема для Марка очень болезненная, и сами по себе разговоры об этом схожи с хождением по минному полю. Так что мне, тем более, не стоит заводить об этом речь сейчас, когда ему и так тяжело отпускать меня.

Всего за одну неделю этот мужчина стал для меня всем. И невероятно, но чувства подсказывают, что это взаимно.

Рядом с ним я даже не могу хладнокровно думать, тут же растекаюсь довольной лужицей. Тут же теряюсь в его прозрачных или темно-серых глазах, которые действуют на меня как булавка на бабочку.

Мне нужно хоть несколько дней побыть вдали, чтобы не сгореть, как спичка. А у меня и так осталось слишком мало силы воли, и каждый его поцелуй истончает мою решимость, и Марк чувствует это. Осыпает мое лицо поцелуями на глазах у всех, обнимает, не выпускает из объятий, как будто каждый мужчина в здании аэропорта собирается посягнуть на то, что на самом деле принадлежит ему.

Ревнивец, чья ревность только растет в геометрической прогрессии из-за отсутствия веры в чувства другого человека. Замкнутый круг, который я смогу разорвать только, если вернусь к нему обратно.

Я полна решимости и не представляю, что может помешать мне. Юра, который палец о палец не ударил, когда я уходила? Вряд ли он проявит чудеса настойчивости и станет уговаривать меня не рушить отношения. В конце концов, за эту неделю он не воспользовался ни одним доступным ему средством связи со мной. Видимо, Юра так же сильно уверен в том, что я вернусь к нему обратно, насколько Марк не верит, что сейчас я не лечу в один конец.

Марк долго целует меня перед таможенным контролем, за который ему нет хода. Люди с очереди на регистрацию на рейс уже прошли мимо, и сейчас бродят где-то между магазинами «Дьюти-Фри».

Скоро объявят посадку, а я вся еще отвечаю на его более чем страстные поцелуи, на глазах у всех. Таможенники не могут скрыть улыбки. Туристы на разных языках, глядя на нас, говорят между собой о том, что Кипр — это остров молодоженов.

— Я должна идти, — выдыхаю я, — правда, Марк. Мне пора, уже объявили посадку.

Он убирает руки с моей талии.

Я делаю шаг, еще шаг. Я должна. И протягиваю паспорт в окошко.

— Я вернусь, Марк, — говорю тихо, но он читает слова по моим губам.

Беру паспорт у улыбающегося таможенника и пересекаю красную линию. Обратного пути нет.

И все же я оборачиваюсь в последний раз прежде, чем пересечь красный рубеж на полу.

Марк стоит бледный. На нем совершенно нет лица, как будто из него разом выкачали всю кровь.

Пытаюсь проследить за его взглядом и натыкаюсь на кривую ухмылку красных губ.

Рыжая Марианна подпирает стену плечом. Даже отсюда я чувствую запах перегара. Она совершенно пьяна, а лицо опухло от слез. На ней нет косметики, кроме губной помады, но та растерлась кривой улыбкой Джокера, а одежда помятая и несвежая на вид.

— Вера! — кричит Марк. — Иди на самолет!

Марианна отлипает от стены и, шатаясь, идет на меня.

— Вера!

— Сэр, вам сюда нельзя!

Марианна останавливается передо мной. Красный рот кривится в усмешке.

За моей спиной ругаются и кричат, но я слышу только один голос, который умоляет меня уйти от этой сумасшедший и не слушать ее.

— Этот мерзавец тебя тоже трахнул… — она смотрит исподлобья на Марка. — Хорошо тебе было, Вера?

Перед глазами появляется та фотография, которую Марк мельком показал мне на пляже: рыжие волосы на голой спине, шикарная задница и мужское тело рядом с ним.