Жасмин Майер - Идеальный мерзавец

Но Вера пришла ко мне с кольцом на пальце.

Убираю руки с ее талии и поднимаюсь на ноги, чувствуя, что ребра мне это еще припомнят. Сажусь в кресло в углу номера. Слишком рано обрадовался звонку с рецепции, который и оповестил меня о гостье. Ведь сама Вера еще ни слова не сказала.

— Я рад, что ты пришла.

В больших темных глазах Веры нет искорок. Нет жизни. Также она выглядела в самую первую ночь в аэропорту.

Она несчастна с этим мужчиной и никогда не будет, я хорошо понимаю это по ее внешнему виду. Но смогу ли я сделать ее счастливой? Мои чувства к ней уже перешагнули стадию необременительного курортного романа, и все бы ничего, если бы не мое прошлое.

Вера сидит на моей кровати, но по ощущениям, ее голос доносится с другого конца света:

— Почему ты не сказал мне, что спал с ней на Кипре?

— Не хотел причинять тебе боль.

— Зачем тогда трахнул ее еще раз?

— Я совершил ошибку. И мне очень жаль, что я не остановился раньше, чем стало слишком поздно.

Вера переводит на меня свои темные глаза.

— Ты даже не просишь прощения, Марк?

— Этому нет прощения, Вера. Я это хорошо знаю.

Вспоминает мои слова об измене на собственной свадьбе, сказанные в отеле на Кипре.

— Понятно, Марк. Мне стоило бы догадаться. Еще ты, наверное, скажешь, что предупреждал меня о том, что не изменишься, и что с самого начала предупреждал меня, чтобы я не рассчитывала на отношения…

— Вера.

Она уже встала и теперь замирает с пальто в руках.

— Я действительно предупреждал тебя о том, что я мерзавец, но теперь я хочу измениться. И хочу попросить тебя о втором шансе. По-моему, это куда действеннее пустых извинений.

Растерянно оборачивается.

— Ты хочешь, чтобы я дала тебе второй шанс? — шепчет она одними губами. — Зачем тебе это, Марк?

Я не поднимаюсь с кресла, остаюсь сидеть, хотя очень хочу сжать ее в своих объятиях, крепко и до хруста. Но боюсь, что, если наброшусь на нее, то под моим напором ей ничего не останется, кроме как сдаться. А я хочу дать ей выбор, хочу, чтобы она сама осознала, готова ли она обрекать себя на жизнь с таким, как я, или пусть уходит к тупому лишнему углу с именем в три ненавистных буквы.

— Разве все то, что было между нами, не стоит того, чтобы попытаться снова? Не думай, что я откажусь от тебя так просто, Вера. Я ведь… — голос срывается.

Вера замирает. Не знаю, чего в ее глазах больше: страха, удивления или торжества.

Вот он, момент, когда я чуть не сказал вслух то, во что даже не верю.

— Я ведь очень хочу быть с тобой, — произношу я.

Вера тихо выдыхает. Кажется, она тоже не готова услышать от меня то, во что я пока не готов даже поверить.

— А как на счет твоих увлечений чужими невестами, Марк?

— Тамада Марк Бестужев больше не собирается развлекать гостей на чужих свадьбах. Уж поверь мне.

Вера широко улыбается.

В тот же момент меня сдувает с кресла, и я подхожу к ней, возможно, чересчур быстро, но она улыбается, черт возьми, в ответ на мои слова. Я все еще могу вызвать у нее улыбку. Значит, в глазах этой женщины для меня еще не все потеряно.

Забираю у нее пальто и швыряю, не глядя, куда-то вбок. Вера улыбается сильнее. Смотрю мельком назад, для улыбок есть повод: пальто повисло на телевизоре, как на вешалке.

— Плевать, — шепчу я.

Прижимаю Веру к себе и наконец-то обнимаю. Так крепко, как и хотелось. Вера обхватывает меня за шею и внимательно смотрит снизу вверх.

— Зачем я тебе, Марк?

Хороший вопрос. На этот вопрос есть короткий и простой ответ из трех слов, но у меня есть запасной:

— Знаешь, что я выбил на спине четыре года назад в тату-салоне?

Вера разжимает руки и, я рывком сдираю с себя футболку. Вера, безошибочно и не глядя, находит начало латинской фразы, вытатуированной на моей лопатке. Когда она успела так хорошо изучить меня?

Она обходит меня и встает за моей спиной. Вздрагиваю, когда холодным пальцем она выводит каждую из четырнадцати черных букв на моей спине.

— «Hoc erat in fatis», — шепчет она. — Что это значит?

— «Так предначертано судьбой».

Вера замирает, а после, вытянувшись на носочках, касается моей спины губами.

Вера

Я думала мы останемся в отеле, но после поцелуев Марк снова оделся, подхватил мое пальто и вывел меня из номера.

— Куда мы идем?

— Скоро узнаешь.

В лифте Марк нажал на кнопку «минус два» и бросил в телефон короткое: «Выезжаем». Когда лифт раскрыл свои двери, на подземной парковке нас уже ждал заведенный черный автомобиль с водителем.

Ладно. Он, конечно, богатый мерзавец, но чтобы настолько? Одним отелем на Кипре его состояние явно не ограничилось.

— Домой, — бросил Марк водителю и после закрыл разделяющую водителя и пассажиров перегородку.

Даже не знаю, чему так удивляюсь. Логично, что у него есть дом или квартира здесь. У него он есть на Кипре и должен быть в этом городе, но в груди все равно разливается тепло из-за мысли, что Марк решил не оставаться со мной в номере очередного отеля.

Бережно касаюсь синяков на его лице, и тогда же Марк придвигается ближе ко мне и кривится. Явно от боли.

— Что с тобой случилось за эти два дня, Марк? Откуда эти синяки?

— Привет из прошлого, — туманно ответил он.

— Ты хоть когда-нибудь будешь со мной честен? — вздыхаю.

— А разве я вру? Я не хотел терять время зря. Сел на чартер, а потом, когда он приземлился… Знаешь, это так долго всегда в самолетах… Вот я и решил, что доберусь на своих двоих всяко быстрее, чем стану ждать автобус и остальных пассажиров.

— Так это ты бежал по взлетно-посадочной полосе?! За мной?! — не верю своим ушам.

— Да, а что?

— Об этом даже в новостях говорили, знаешь? — улыбаюсь.

Мама перед завтраком включила телевизор, я слышала, хотя и не придала этому никакого значения.

— Проклятые папарацци, — шипит Марк.

— Ты не пострадал? — трогаю его талию, и Марк кривится сильнее. — О боже! Что еще, кроме синяков?

— Ребра. Один козел врезал мне ногой по ребрам.

— Это незаконно!

— Ничего, я не в обиде.

— Тебе нужно к врачу.

— Нет, не нужно.

— Нужно! А если что-то серьезное? Так нельзя, Марк.

— Можно, — пожимает плечами. — Просто ты будешь сверху и все сделаешь за меня. Ай, Вера! Только не по ребрам! Что ты делаешь? — спросил он, когда я постучала в перегородку.

Та беззвучно опустилась.

— Я слушаю, Марк, — отозвался водитель, не оборачиваясь.

Странно, он к нему обращается даже не по имени отчеству?

— Нам нужно в больницу, — ответила я. — Не знаете, есть ли по дороге хоть одна в этом районе?

— Я могу вбить в навигаторе, хотите?

— Отлично, давайте.

Марк смотрит на меня и улыбается. А после касается губами моего уха и тихо шепчет:

— Значит ли это, что тебе надоело быть сверху, Вера? И что тебе понравилось тогда сзади?

Я вспыхнула, как спичка. Не уверена, что он шептал достаточно тихо, чтобы этого не услышал водитель. Музыка в машине не играет, только навигатор задает наводящие вопросы.

— За пять кварталов от нас есть частная клиника.

— Частная подойдет, — громко отвечает Марк и тут же добавляет тише мне на ухо: — А знаешь, убьем двоих зайцев сразу, Вера. Я еще и анализы все сдам, чтобы убедиться, что чист. Иначе производители презервативов меня разорят.

— Это тебя-то?

— У меня на тебя много планов, Вера, — отвечает все с той же кривой ухмылкой.

Потом пытается усадить меня к себе на колени, но резко бледнеет и шипит что-то матерное сквозь стиснутые зубы.

Не могу сдержать смеха, а Марк с тяжелым вздохом утыкается мне в плечо и легко прикусывает кожу через тонкую ткань водолазки.

— Хорошо смеется тот, кто смеется последним, — говорит он. — Даже не рассчитывай, что врач спишет меня со счетов.

— Сейчас увидим, — все с тем же смехом отвечаю я, а навигатор без эмоций возвещает о том, что мы на месте.

****

— Как это полный покой неделю?! — шипит Марк, превозмогая боль.

Выпрямиться он едва может из-за боли в ребрах, о чем врач только что и сообщил, глядя на готовый рентгеновский снимок.

— И лучше бы корсет надеть, — кивает невозмутимый врач. — Полный покой неделю, это значит, лежать. И ни в коем случае не сидеть. Спортом тоже не заниматься. Вам прописан полный покой и без резких движений.

Лежащий на кушетке Марк смотрит на врача ошарашенными глазами. Потом переводит взгляд на меня.

— Побудешь моей сиделкой в эту неделю, Вера?

О черт. Это будет тяжелая неделя. По ухмылке Марка это и так понятно.

— Без резких движений, — зачем-то повторяет доктор, и я чувствую, как вспыхивают мои щеки.

— Заметано, — кивает Марк. — Что на счет остальных анализов?

— Будут готовы через день, три и пять. Как только придут результаты, отправлю их вам на почту.

Кое-как, отстояв очередь еще и в аптеке, мы добираемся до машины. На Марке к этому времени лица нет. После всех телодвижений, анализов, хождений по кабинетам и рентгена, ему настолько больно, что он глотает тут же в машине целую горсть таблеток, прописанных врачом. Среди них есть и обезболивающие.

Невероятно. А ведь когда они только приехали, Марк отмахивался тем, что «что-то покалывает в боку».

Водитель возвращается обратно на трассу. Мы снова едем домой.

Марк откидывается на заднее сидение и сидит, прикрыв глаза. Видимо, ждет, когда ему полегчает.

Едем в тишине, но недолго.

— Не думай, что я так просто отстану.

Не могу сдержать улыбки. Он даже сидит из последних сил, а все туда же.

— И знаешь… Спасибо, Вера, что все-таки настояла на враче.

Улыбаюсь еще шире, переплетая наши с ним пальцы.

— Не за что, Марк.

Марк

Не так, ой, не так я представлял себе возвращение домой вместе с Верой. Хотел быть со щитом, но в итоге приперся на щите.

Чудо-таблетки, конечно, подействовали, но из машины я все равно выбрался с трудом и едва дыша.

Вера тут же нырнула мне под плечо, как будто ей под силу тащить меня на себе. Черт возьми, это я должен перенести ее на руках через порог, сразу взбежать по лестнице в спальню и сделать то, о чем так мечтал в отеле, но, похоже, как раз таки тот красивый жест возле лифта и окончательно подкосил мое состояние.

Я приставил палец к сканнеру на двери, ввел код и распахнул двери. Этот дом был раз в пять больше того на Кипре. Когда-то он принадлежал моей матери. В последний раз я переступал порог этого дома, когда еще был женат. После я предпочитал дому за городом квартиру в центре, но сейчас я хотел увезти Веру ото всех и для этих целей дом был как-никак кстати.

Вера осматривала мраморный пол, лестницу с коваными перилами, ковры и картины, как достопримечательности музея.

— Марк, — тихо произнесла она, — а все-таки, кто ты такой? Отель на Кипре я помню, но это получается, еще не все, что тебе принадлежит?

— Не все, — согласился я. — Вообще я удивлен, что ты до сих пор меня не раскусила, потому что… все как бы на поверхности.

Вера нахмурилась, помогая мне взобраться по лестнице на второй этаж.

— Может, хватит намеков?

Я привык к тому, что моя фамилия говорит сама за себя. Любого другого мурыжили бы в аэропорту куда дольше, да и одной взяткой бы не обошлись. Но Вера, похоже, также далека от политики, как Плутон от Солнца.

— Да какие уж тут намеки, Вера. Ты мою фамилию помнишь?

Я толкнул дверь спальни и вошел первым, а Вера осталась стоять на пороге. Оглянулся — ага, судя по шоку на ее лице, она наконец-то связала дважды два.

— Так ты… сын самого премьер-министра? Как его…

— Не называй это имя. К несчастью для меня, да, я его сын… О черт, помоги мне с футболкой, пожалуйста.

Моргнула, смахивая наваждение, и улыбнулась прежней улыбкой.

— А в прошлый раз ты легко с ней справился.

— За что и расплачиваюсь теперь.

Вера подхватила края футболки и помогла стащить ее через голову. Потом ее пальцы легли на ремень, и она потянула за пряжку, облегчая доступ к ширинке и единственной пуговице на джинсах.

Стянула их до самых щиколоток, при этом опустившись передо мной на колени. Я считал трещины на потолке, но трещин в элитном коттедже не было, так что отвлечься не удалось.