Жасмин Майер - Идеальный мерзавец

Марк тянет меня на себя, и я приподнимаюсь, глядя в его глаза. Перед ним я — как знакомая детская сказка со счастливым концом, ведь все хорошие девочки надеются на принца и на «долго и счастливо». А мерзавец-принц пусть и герой моего романа, но никак не герой тех сказок, которые я хочу превратить в реальность.

Приподнимаясь на колени, стягивая с себя одежду, и наклоняюсь ближе к Марку. Он припадает к моей груди, лаская их поочередно руками и ртом.

Я тону в бушующем шторме его глаз, когда он смотрит на меня снизу вверх, и кусаю губу, чтобы мой стон не стал признанием, которое скорей всего подействует на Марка как ведро ледяной воды. Сдержаться сложно. От аккуратных движений языка на моих сосках меня разрывает от ощущений, и я готова воздавать ему хвалу до самых небес и клясться в том, чего он от меня даже не требовал.

Ведь я пришла с кольцом, а он не просил меня его снять. Не просил о верности. Ему не привыкать к тому, что он спит с чужими невестами. Просто теперь он спит со мной.

А остальное — мои проблемы.

Не стоило выдумывать то, чего нет, и, наверное, даже появлению зеленых человечков в его спальне Марк обрадовался бы больше, чем моим признаниям.

Он расстегивает мои джинсы, и я чувствую, как мои бедра сами тянутся к нему. К его рту и рукам. Марк улыбается реакции моего тела, еще до недавнего времени такого скованного и зажатого.

Теперь бесстыдные движения бедер в ответ на его ласки пальцами — это всего лишь минимум того, на что я способна. Пока я скидываю с себя последнюю одежду, Марк опускает подушки ниже и практически ложится, не сводя с меня взгляда.

Я знаю, что будет дальше.

И поэтому решаюсь его удивить. Отдергиваю с Марка одеяло и вместе с ним замираю у его бедер. С плотоядной улыбкой провожу ладонью по выпирающему из боксеров члену. После веду губами по ткани снизу вверх и замираю, когда касаюсь кожи живота. Марк часто и неглубоко дышит, потому что глубокие вдохи, несмотря на обезболивающее, все еще причиняют ему боль.

— Вера… Иди ко мне.

Смотрю на него, стоя на коленях между его ног. Не прерывая взгляда, медленно облизываю живот по границе боксеров, не убирая рук с члена, который дергается, как загнанный в клетку зверь. Шшш, сейчас я тебя освобожу.

Ползу к Марку, выгибаясь в пояснице, но в последний момент к его неожиданности разворачиваюсь, перекидывая ногу через его сильно вздымающуюся грудь. Наклоняюсь, отодвигая пальцами боксеры, и касаюсь губами горячей головки. Видишь, я же обещала…

Чувствую, как Марк впивается пальцами в мои бедра. Притягивает их к себе и обжигает тяжелым дыханием чувствительную кожу. Я целую его член по всей длине и возвращаюсь назад, облизывая, как мороженое.

Но вместо того, чтобы снова втянуть его в рот, у меня сбивается дыхание и меня прошивает словно током — между моих широко разведенных ног Марк повторяет то же самое своим языком.

Я наклоняюсь, еще сильнее прогибаясь перед его лицом, и целую нежную кожу между его ног ниже. Марк громко стонет. Пожалуй, это самый громкий его стон на моей памяти, а значит, надо продолжать.

Вхожу в раж, наклоняясь все ниже. В таком положении Марк не достает до меня губами, поэтому заменяет язык пальцами, поджаривая меня на медленном огне круговыми движениями большого пальца вокруг клитора.

Потом палец куда-то пропадает, и я вздрагиваю от звонкого удара по ягодице, от которого по телу разливается волна жара. Моя кровь прекратилась в жидкое пламя, и мне так не хватает его рук или пальцев в себе, ведь только они способны унять этот пожар.

Чувствую, как Марк пальцем размазывает по мне влагу, а после проталкивает одни в меня. И я со стоном насаживаюсь на его палец, впуская одновременно с этим член в свое горло.

А после происходит что-то нереальное. Палец Марка скользит внутри меня, но клитора касается что-то еще: невероятное, щекочущее и легкое, как перышко, отчего я тут же вся покрываюсь мурашками, а тело начинает дрожать мелкой дрожью.

Я глубже вбираю член Марка в рот, потому что не знаю, как довести наши ощущения хотя бы до примерно равноценных. Мои ощущения сейчас превосходят его раз в десять.

Эмоции зашкаливают, когда на смену легкому дуновению ветерка приходят более уверенные сильные… движения? Но ведь ничего не движется, я не чувствую, чтобы что-то жужжало или ерзало у меня между ног.

Я только чувствую, что Марк просто держит что-то в левой руке, прижимая к клитору, пока сам он трахает меня пальцами правой. И это что-то возносит меня с каждой секундой до совершенно крышесносных ощущений.

Если сейчас сам Дьявол прервет это действо, требуя продать ему душу за то, чтобы продолжить, то я готова, не вопрос, только не останавливайте этот чудо-прибор!

Дыхание сбивается окончательно, я теряюсь в пространстве, потому что все мои ощущения сосредоточены сейчас внизу живота, где пружина удовольствия закручивается все туже, и я просто не могу поверить в то, что останусь в живых после того, как она распрямится. И еще я просто не могу поверить в то, что могу ощущать такой шквал эмоций. Я, которая не могла раньше даже кончить, вдруг отрываюсь от земли и перестаю существовать. В одну секунду, которая тянется для меня вечность, меня катапультирует к звездам, в горячий космос, откуда довольные зеленые человечки поздравляют меня с самым мощным оргазмом в жизни.

Меня всю трясет, и я жду освобождения, но ощущения, которые должны бы идти на спад, которым положено швырнуть меня обратно на землю, вдруг срабатывают батутом. И я кончаю снова, и второй оргазм проносится по телу со скоростью взрыва сверхновой звезды, и где-то на задворках сознания я чувствую, что пальцы Марка уже растягивают меня сильнее и совсем не там.

Но я не могу остановить его или сказать, что мне не нравится. Мне все так нравится, что я только и могу бессвязно просить его делать это еще и еще со мной, потому что ведь я, боже…

— Я люблю тебя.

Марк

Три слова.

Всего. Три. Слова.

Казалось бы, «Трахи меня, Марк» — это тоже три слова. И когда-то именно эти три слова я мечтал услышать от Веры.

Что с меня взять? Именно эти три слова я чаще всего слышал от женщин. Хорошие слова. Даже, несмотря на то, что сначала они говорили: «Трахни меня, Марк», а после, как правило, верещали: «Ненавижу тебя, мерзавец!!».

Тоже, кстати, три слова.

Своеобразная история всех моих отношений. Эволюция трех слов.

И я не был готов к тому, что Вера на выдохе, сотрясаясь от оргазма, произнесет совсем другие слова.

Смысл сказанного доходит до меня не сразу. Сказывается еще и то, что я пребываю в эйфории и сам в шаге от оргазма, который сдерживаю только чудом. А еще потому, что ни от кого не слышал этих слов. Очень и очень давно.

Все это время Вера дрожит, лежа на мне и извиваясь от удовольствия, и одновременно с этим стонет прямо с моим членом в ее рту или же выпускает его, позволяя влажной головке скользить по ее щекам или губам, пока она сама громко кончает. Очень громко.

Я могу быть доволен, что довел свою женщину до райского наслаждения, будучи даже прикованным к постели.

И я был доволен.

А потом она прошептала эти три слова.

Никогда не был сентиментальным. И если бы однажды услышал от мужчины, что стоило ему услышать признание, как он кончил только от этого, я бы рассмеялся.

Сейчас я сам чуть не спустил от щенячьего восторга, и только шок немного притормозил мои реакции.

После ее слов больше ничего не будет как прежде. Не будет также легко и ненавязчиво, потому что это как раз то, что я однозначно разглядел в ее глазах, и тогда она смогла смолчать.

А сейчас нет.

— Я люблю тебя, — повторяет бесстрашная Вера.

И происходит, мать его, чудо: на осколках моего разбитого сердца, которое я вышвырнул в Гранд-Каньон с блэк-джеком и шлюхами, вдруг играет солнце.

То, чего не существует, сейчас здесь.

Это есть в каждом движении ее бедер, в ней самой и в том, как она стонет мое имя, так и не опускаясь на меня всем телом, хотя я вижу, что Вера из последних сил держится на руках и ногах. Но даже в таком состоянии она помнит о том, что если она рухнет на меня, мне будет больно.

То, чего не существует, сейчас здесь.

В каждом изгибе ее тела, и тому, как дрожащими пальцами, она ведет по моему напряженному члену, содрогаясь всем телом в ответ на вибрацию чудо-пингвина, которому еще миг назад я завидовал. Но теперь это бессмысленно. Ведь не пингвину Вера только что призналась в любви.

То, что не существует, упрямо сметает осколки моего расколошмаченного в пыль сердца, чтобы я, как чертов Кай, из букв «Ж.О.П.А» снова попытался составить «С.Ч.А.С.Т.Ь.Е».

Вера всхлипывает и замолкает, и в ту же секунду я хочу снова услышать эти три слова о том, чего не существует. Но тогда же Вера так глубоко пускает меня в свое горло, что я окончательно перестаю думать.

Руки сами находят ее затылок. Направляю ее голову, чтобы проникнут глубже в ее рот. Сильнее. Немею от восторга и того, что вижу ее абсолютно раскрытой и раскрепощенной перед собой. Пожираю взглядом припухшие влажные складки. И схожу с ума от того, что только что делал пальцами в ее попке и что она вытворяет своим языком на моем члене.

Я смогу иметь это все. Каждый день. До скончания времен.

Если сейчас поверю в то, чего не существует.

Только на миг испытываю разочарование от того, что сейчас не могу кончить в нее, но в ту же секунд оргазм проносится лавиной, и Вера не отстраняется. Принимает меня всего и глотает.

Я сжимаю ее волосы в кулаке, даже приподнимаясь на подушках, невзирая на огненные прутья, в которые превратились мои ребра и которые впиваются во внутренние органы.

Смотрю, потому что не прощу себе, если не увижу, как она самозабвенно, посвящая всю себя мне и этому действу, облизывает меня, убирая каждую каплю спермы.

Подхватываю ее, и Вера рушится рядом со мной, измотанная, выжатая, румяная и счастливая. Она обнимает меня и утыкается лицом мне в грудь, но я сам снова приподнимаю ее лицо за подбородок и целую терпкие соленые губы.

Обнимаю Веру, нахожу откинутое одеяло и накрываю нас обоих. К этому времени ребра проклинают меня и обещают отомстить, но это не мешает мне провалиться в глубокий сон с глупой улыбкой на губах.

В конце концов, я ведь тоже…

— Люблю тебя.

*****

Острая боль в ребрах выдернула меня из самого сладкого в жизни сна. Оказалось, что, помимо геройства во время секса, я еще и перевернулся на больной бок, пока спал, так что теперь меня настиг час расплаты по полной.

И все же, стиснув зубы, я не сразу шевельнулся. Даже замер, наслаждаясь моментом.

Вера спала рядом. В моей спальне и на моей кровати, закинув на меня ногу, собственнически обвив рукой талию. Темные ресницы подрагивали, а волосы разметались по лицу.

Нам придется серьезно поговорить о том, что здесь только что было и что я намерен сделать с ней дальше, когда она проснется, а пока мне нужно срочно чем-нибудь закинуться, чтобы вообще выжить к тому времени.

Осторожно высвободился из ее объятий, кое-как натянул первые попавшиеся спортивные штаны. Вытащил из одежды пакет с таблетками и телефон, шаркающей походкой зомби добрел до кухни.

Припал в кулеру с холодной водой, а после еще одним стаканом воды запил таблетку.

Тогда же в кармане зажужжал телефон. Как чувствовал.

— Даров, Марк, — сказал Дмитрий в трубке. — Не ждал тебя с Кипра так быстро.

— Привет Дим. Порадуешь новостями или как обычно?

— На этот раз порадую. Появились зацепки по твоему делу, не зря ты, Мак, восемь месяцев ждал эти новости.‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍

В горле опять пересохло.

— Интересное что-то?

— Очень, Бестужев. Тебе понравится. Вот только тот самый док, которого мы столько времени искали, отказывается говорить со мной. Ему нужен ты.

Дмитрий был чертовым волшебником. Ищейкой с особым нюхом на тех людей, кто стремился провалиться сквозь землю. Именно Дмитрий нашел для меня бодрого Романенко в Румынии раньше, чем об этом узнал моей отец, и в результате я смог заявиться к Воронцову раньше, чтобы предупредить об интригах вокруг его ночного клуба*.

Сейчас я вел несколько таких дел, целью которых было утереть нос моему папаше, но только одно дело тянулось уже восемь гребанных месяцев. Самое важное дело.

И, конечно, оно должно было дать о себе знать именно сейчас.

— Хм, ну не вопрос, Дим, раз уж я здесь, давай съезжу к этому доку. Поговорю.

— Он не в городе, Марк. И даже не этой стране.